Рецензии

Возможно, после этой рецензии меня убьют, но молчать я не могу.
Настолько отвратительного языка я не видел, наверное, никогда. Невозможно читать книгу, от одного созецания которой постоянно дергается глаз. Я всегда знал, что некоторые люди умеют придумывать истории, а некоторые - обличать сюжет в ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ язык. Маркус Зузак точно не относится ко второй категории. Даже самый гнусный переводчик не смог бы настолько испоганить хорошую книгу, поэтому на него я не могу "валить" все плюшки.
Это ужасно. Это надо подарить филологу, больному неизлечимо, чтобы его муки не продлились долго.
Я молчу про страшное каверканье немецкого языка, который, перед тем, как употреблять, не помешало бы выучить.
Не буду голословен - приведу примеры. В скобках комментарии, чтобы слегка разрядить обстановку.

Никто не заметил.
Поезд несся вперед.
Кроме девочки.
(Как в учебнике русского языка. "Проезжая мимо перрона, в поезде блевал человек".)

Одним глазом глядя, а другим еще видя сон... (и, через 5 строк опять)
Один глаз открыт. Один еще во сне.

Еще несколько минут, и мать пошла оттуда со священником.
(Пошла ты, мать... Оттуда. Со священником.)

День стоял серый — цвета Европы. Вокруг машины задвинули шторы дождя.
(Они были ярко-красные и с цветочками.)

Волосы у нее были сорта довольно близкого к немецкому белокурому, а вот глаза — довольно опасные.
(Исчерпывающая характеристика. Интересно, автор знает слово "цвет", или он с детства работал в мясном отделе?)

Кафель был холодным и недобрым.
(Он казался агрессивным, еще когда его положили. Никакого воспитания.)

Когда Ганс Хуберман в тот вечер зажег свет в маленькой черствой умывальне, Лизель обратила внимание на странные глаза своего приемного отца. Они были сделаны из доброты и серебра.
(А по краям радужки обделаны бриллиантами.)

Папин хлеб с джемом лежал недоеденным на тарелке, выгнувшись по форме откусов, а музыка смотрела Лизель прямо в лицо. (Иногда она пыталась ласково дать Лизель в дыню, но девочка уворачивалась. Хлеб ластился к ней.)

Школа, как вы можете представить, оказалась сокрушительным провалом.
(Подойдя к глубине пролома в земле можно было увидеть разбросанные по котловану парты и ошметки тел учеников.)

Лизель как девочку записали во что-то под названием БДМ.
(На входе ей выдали плетку и наручники.)

Жена его целый день сидит сложа руки, сквалыга, огонь развести жалеет — у них вечно холодрыга.
(Талант стихотворца детектед.)

Дверь открыл банный халат. А внутри халата оказалась женщина с испуганными глазами, волосами как пух и в позе забитого существа.
(Я сейчас заплачу)

Когда они проходили, Руди показал Лизель пуленепробиваемые глаза, злобно зырившие из окна лавки.
(и котэневыцарапываемые. однозначно.)

Через четыре года, когда она станет делать записи в подвале, ей в голову придут две мысли о травме намоченной постели.
(в самом деле. в намоченной постели и подскользнуться недолго.)

— Прости, Лизель. Сейчас мы не можем себе позволить.
Лизель не огорчилась. Не захныкала и не застонала, не затопала ногами.
(Героически подавила в себе эпелептический припадок, вызванный непокупкой новой игрушки. Это в войну-то. Ага.)

Не успела Лизель и слова сказать, как деревянная ложка опустилась на ее тело, словно пята Бога.
(Пауло Коэльо повесился на люстре.)

Во сне у меня по-прежнему живут страшные сны.
(И не поспоришь.)

Ганс Хуберман, закончив укреплять здание, обернулся и увидел его у себя за спиной — старик стоял и спокойно ждал, пока Ганс обернется.
(Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли яяя... )

Когда Руди споткнулся и рухнул на униженный манекен, девочке стало и легче, и разочарованнее.
(Воистину неисповедимы пути Господни..)

Вообщем, вот так. Не знаю, как это можно вдумчиво читать, правда. Игра на жалость в книге такого уровня, что вызывает отвращение. Вызови сострадание к герою, а потом убей всех его друзей - это не есть рецепт хорошего произведения.
Даже мой ворд говорит - "слишком много орфографических и грамматических ошибок, чтобы их можно было отобразить". За сим и я умолкаю.

Если на обложке моей любимой серии название написано с опечаткой ("The Book Thrief" — "Книжный врор"?), а аннотация обещает историю с героем "аккордианистом", то у меня есть два варианта объяснения происходящего. Первый вариант: книга настолько дрянная, что на редактуру её "лица" махнули рукой. Но зачем тогда издавать эту книгу в замечательной серии, где процент книг "не очень" крайне и крайне мал? Второй вариант: издатели так торопились напечатать скорее дополнительный тираж, что просто не успели всё нормально вычитать (кстати, в самом тексте произведения тоже много опечаток, что не может не огорчать). Ещё очень умилила фраза "Этот роман можно не только читать — в нём стоит поселиться". Всегда мечтала поселиться в фашистской Германии, пожить в атмосфере голода, нищеты и промывания мозгов, когда идут бомбёжки, а люди живут в постоянном страхе. (Маленькая пометка для тех, кого "тяжесть" подобной темы может напугать и для тех, кто книги про войну не переносит: это совсем не такая книга, не военная литература).

Такое ощущение, что этот роман зацепил меня крюком за шею и проволок за собой по каменистой дороге все 560 страниц. Повествование ведётся от лица Смерти, что уже само по себе поначалу привлекает внимание, но вскоре рассказчик совсем забывается, иногда только напоминая о своём присутствии отдельными беседами, в основном же мы вертимся вокруг юной Лизель Мемингер, которой за свой юный возраст пришлось многое пережить, так что даже по ночам ей теперь снятся кошмары... Удивительно. Про фашистскую Германию изнутри написано очень много хороших и интересных книг, но именно как жилось в то время ребёнку... Я не встречала такого. И сразу параллель с советскими книгами про ужасы и лишения войны глазами детей, забываешь сразу, что Лизель по другую сторону баррикад. Этот мир описан потрясающе, Маркус Зузак проделал огромную работу, чтобы достоверно изобразить то время, в котором он никак не мог жить. Неудивительно, что его работа производит впечатление того, словно он сам всё это прочувствовал: всё же много деталей сюжета он взял из биографии своей матери, которая, надо думать, и является прототипом Лизель. С детства она рассказывала ему про бомбёжки, воровство и фашистскую пропаганду, которая отравляла её молодость, а Маркус постепенно "отрясал слова" и вынашивал эту книгу. Кстати, очень интересно было бы почитать его другие романы, особенно титулованного The Messenger, которого на русский так и не перевели.

Не думаю, что стоит говорить здесь про сюжет книжки, потому что он многогранный, кипучий и охватывающий сразу много тем. В романе понравилось всё: герои, каждый из которых уникальный и действительно живой; форма подачи — необычная, сложная структура глав с комментариями рассказчика, с вкраплениями подкниг, подысторий, а как потом показывает сюжет, ещё и "книги в книге"; спойлеры понравились, которыми автор умело дразнит читателя, и ты всё ждёшь, когда же случится то или иное событие, о котором говорилось в начале главы, пока совсем об этом не забудешь и вдруг это событие всплывёт. На каждую тему, затронутую в романе, можно написать целый подробный реферат на сотню страниц. Как ни странно, "Книжный вор" напомнил мне "Дом, в котором..." Мариам Петросян, хотя они совсем не похожи. Но остаётся впечатление, что на эту книгу написать рецензию невозможно, хочется только сказать: уважаемые книголюбы, это прекрасное произведение, пожалуйста, прочитайте его сами и вы увидите массу, массу всего, что заставит вас задуматься, улыбнуться, взгрустнуть, вздохнуть, в гневе потрясти кулаком и... Да что угодно. Роман нещадно терзает все струны души и разума, которые только есть в человеке, заставляя его реагировать. Многогранный и полный, как сама жизнь... Или как сама смерть, коль скоро он/она тут рассказчик.

Однозначно в любимые книжки. Куда ещё можно определить роман, после прочтения последней страницы которого тут же возвращаешься обратно: перечитать и переосмыслить первые главы?

Никогда не ставьте оценку рецензии на книгу, которую не читали.
Именно так я когда-то сделала по глупости и невежеству - заметила где-то на главной странице Livelib'а самый рейтинговый, но самый отрицательный отзыв о "Книжном воре", и, спотыкаясь о вырванные из контекста цитаты автора, одиноко зависшие в воздухе, обсмеянные и нелепые без окружающего их мира книги, поставила ему плюсик. После такой рецензии (которая теперь вызывает у меня сплошное недоумение и ощущение, что ее автор просто не понял задумку Зусака, атмосферу произведения, его героев) я крайне долго не решалась прочитать эту книгу. Она много раз вливалась в мои планы, но потом я снова вспоминала пресловутую мегаотрицательную и суперрейтинговую рецензию, и "Книжный вор" вылетал из списка книг, за которые я собиралась взяться в будущем.

Не знаю, почему я все-таки решила ее прочитать. Конечно, в принципе нельзя составлять мнение о книге по одному отзыву, но эффект от него был слишком силен и пагубен. Наверное, дело в том, что я очень трепетно отношусь к затронутой в книге теме и поэтому в итоге не смогла пройти мимо неё. "Книжный вор" давно был закачан в телефон, он всё терпеливо ждал своего часа, и на этот раз я не смогла ему отказать. Так я и встретилась душной майской ночью с историей о маленькой девочке, заключившей в себе трагедию многих народов, миллионов людей, десятков стран.

И теперь я хочу извиниться перед Маркусом Зусаком. И перед книгой. И сказать им обоим спасибо. Слова благодарности и восхищения грудятся где-то внутри большим теплым комом - "Книжный вор" останется со мной надолго (или я с ним?..). Читалась книга на одном дыхании, оторваться было реально совершенно не возможно. Безумно интересная, необычная, глубокая, атмосферная, пронизывающая до костей и в то же время убаюкивающая, пронзительная и ошарашивающая, она засасывает с первых строчек и буквально липнет к рукам, преследует тебя, ходит по пятам и не отпускает до самой последней строчки. Наверняка, у кого-то с этой книгой были иные отношения, но у нас с ней всё было именно так. Я "в ней" засыпала и "в ней" просыпалась. Я и правда там буквально поселилась.

Мне на удивление понравилось в книге всё. От оформления - всех видов обложек, удивительно тонких и своеобразных рисунков, специфических заглавий, до содержания - необычного рассказчика, героев, улиц, книг, звуков... Но главное достоинство "Книжного вора" - именно авторский стиль. Просто необыкновенное попадание. За все пять сотен страниц я ни разу не споткнулась о его образы, сравнения, прилагательные. Я бы с радостью прочла еще пять сотен подобных страниц. Всё настолько гармонично, что даже не верится - но придраться мне абсолютно не к чему. Каждая фраза в этой удивительной книге - на своём месте. Слова Зусака завораживают, сбивают с ног, потрясают, умиляют, пугают, обнадеживают, вдохновляют - они заставляют думать, они делают тебя лучше, человечнее, милосерднее. Зусак оказался очень чутким, мудрым и внимательным человеком. А еще добрым, потому что такие книги рождаются только от большой доброты и любви - к этому миру и населяющим его людям.

Маркус Зусак создал ни на что не похожий, ни с чем не сравнимый мирок. Я полюбила эту улочку и ее жителей. Я обитала где-то там, рядом с ними, в подвале дома №33 по Химмельштрассе. Спала на холстинах, жгла керосинку и рисовала белой краской на стене солнце с облаками, читала вслух, играла на аккордеоне, готовила гороховый суп, бранилась на чем свет стоит, бежала стометровку, перебирала пальцами корешки сотен книг, грызла один леденец на двоих и, конечно, воровала яблоки, картошку, печенье и книги. Но еще я вскидывала руку, репетировала "хайльгитлер", пряталась в бомбоубежище, вскакивала от звуков сирены, боялась всего на свете, оплакивала свои потери, провожала глазами вереницу евреев, получала удары хлыстом, падала лицом в грязь, не смела дышать, удивлялась горячим снежинкам и качала на руках аккордеониста с застывшим серебром в глазах...

Спасибо, Маркус. Спасибо, книжная воришка. Просто спасибо вам всем. Мы обязательно встретимся снова.
Обязательно.

Мне очень полюбилась эта книга. Настолько, что я испугалась. Испугалась дочитывать до конца. Испугалась заранее, потому что знала, что ничего хорошего в конце не будет. Война не кончается без потерь.

1. Эта книга про книги. Переосмысливается функция книги. Оказывается, что книги можно не просто читать, из них можно составлять свою собственную жизнь. Вот так и Лизель, живущая во времена второй мировой войны в Германии, составляет свою жизнь из десяти книг. Первой становится "Наставление могильщику", которая связана со смертью её брата и расставанием с мамой. А последняя - книга её собственная, книга о книжной воришке.

2. Эта книга про слова. Оказывается, слова могут многое. Я это и раньше знала. Но я и не предполагала, и не думала о том, что Гитлер создал войну словами. Сначала он создал фашизм и сложил слова в юные немецкие головы. Плохие слова. Слова о высшей расе и о том, что людей, не принадлежащих к этой расе, нужно истреблять.
Но также слова могут успокоить и утешить. Если начать читать книжку людям, находящимся в подвале, которые думают о том, что одна из бомб, сбрасываемых в настоящий момент на их город, может лишить их жизни, то эти люди успокоятся. Они станут слушать тебя, маленькую девочку Лизель, которая совсем недавно не умела читать и все её за это дразнили. А теперь она словом успокаивает людей и уничтожает страх.

3. Эта книга о человечности. Именно о человечности. Неважно, какой ты национальности, сколько денег у тебя в кармане и сколько тебе лет. Все люди в мире - твои братья и твои сестры. И ты должен поступать с ними, как с равными. Если старик упал на дороге от усталости и голода, то ты, истинный ариец, должен подойти к нему и протянуть ему кусочек хлеба. Несмотря на то, что он еврей, и его ведут в концентрационный лагерь. Если ты маленькая девочка, а твой друг шагает в этом строю смертников-евреев, то ты будешь бежать и бежать за ним и вставать в строй, чтобы лишь идти с ним рядом, шаг в шаг. Потому что он твой друг. И какая кому разница, что за кровь в нём течет, какого цвета его глаза и волосы!

И целовать губы влюбленного в тебя мальчишки... только слишком поздно...
И держать за руку свою приемную маму, и говорить ей те слова, что не сказала при жизни... только поздно...
И бояться взглянуть в глаза отца, потому что хочешь помнить их излучающими добро и свет... навсегда...

P.S. Я не знаю, как можно оценивать книгу лишь по переводу. Будь в этой книжке еще больше ошибок, я бы всё равно любила её также сильно. Просто потому, что ошибки в тексте - не главное. Нужно читать между строк.
И ещё. Я бы включила эту книгу в школьную программу. Просто для того, чтобы прекратить эти межнациональные распри. У нас до сих пор немцев называют оскорбительным "фашист". И это меня коробит.

Собрать вместе осколки души, вытереть нос, написать рецензию. Я уже и не вспомню, когда последний раз так рыдала над книгой. Пять лет назад? Или, может, десять. Сухим жестковатым языком разодрало до крови. По чуть-чуть, не спеша, глотать обжигающую лаву слов – слишком много нельзя, сорвусь.

Жизнь в Германии во времена Второй Мировой. Война, немцы, фюрер и все как на подбор светловолосые голубоглазые арийцы, кроме евреев и Гитлера. Любовь книжной воришки к чтению. К тому же, рассказывает это все Смерть, а ей есть, что рассказать, она много чего повидала. А вместе все это жутко интересно. Жутко.
Тут «Книжного вора» ругают за перевод. Я в этих вещах ничего не смыслю, ничего не скажу, мне было все равно, а с оригиналом сравнивать желания нет. Но часто глаз спотыкался на словах, почему-то разделенных на две части пробелом, уж хотя бы это издательство могло проверить.

Я всю книгу держалась, боялась нырнуть в нее с головой, чтобы не было больно, но в конце как прорвало, не останавливаясь, взахлеб последние страницы, с одной мыслью "зачем???". Зачем люди делают такие вещи? Неужели это так просто – стать ведомым одним-единственным человеком, обрекать людей на смерть, опираясь на мнение маленького смешного человечка с дурацкими усиками? Каково было немцам потом, когда они осознали, что натворили? Или все было как-то иначе? В свою излишне впечатлительную юность я начинала читать «Майн Кампф», сдалась на первой сотне страниц, решила, что это нытье какое-то, а не книга. Неужели слова этого человека повернули весь народ против евреев? Надеюсь, второго такого никогда не родится.

Не понимаю я расизмы, нацизмы и прочее. Зачем ненавидеть какие-то отдельные группы людей, если можно не любить все человечество в целом? Неужели так просто сделать козла отпущения из кого угодно? Надеюсь, этим кем-то никогда не окажусь я или кто-то из моей семьи.

Все детство нас пичкали книгами и фильмами про войну, как она виделась из СССР, слово «немец» было синонимом слова «враг», а как было там, по ту сторону фронта, я даже не задумывалась, а там, похоже, тоже было несладко.

Книга заставила меня задуматься. Люди, прятали у себя евреев. С этими людьми все понятно, примерно можно представить, что они чувствовали и что ими двигало. А вот сами евреи? Как это - прятаться у каких-то часто малознакомых людей, подвергать их жизнь опасности, есть их хлеб, не имея возможности хоть что-то сделать взамен. Это так страшно, что я не могу это себе представить. «Хочешь жить –сядь на шею» - явно не один из моих принципов.

Не выдержала, дочитала.
Застыть, удержать в себе, ни с кем не поделиться этими чувствами, никто не поймет. Яростно поджимать губы, сдерживая жгучие слезы.
А книга уже выглядит так, как будто много чего пережила уже, как будто это ее подобрали на кладбище, ее достали из недр костра, ее выбросили в реку.
И срочно дать ее кому-то почитать, иначе в ком искать понимание, иначе не смогу отвести глаз от этой обложки, смотрит на меня с полки, притягивает взгляд.
И другие книги уже не те. Ничего не читать, остаться с этими мыслями.
Влюбиться в книгу.

Ещё очень умилила фраза "Этот роман можно не только читать — в нём стоит поселиться". Всегда мечтала поселиться в фашистской Германии, пожить в атмосфере голода, нищеты и промывания мозгов, когда идут бомбёжки, а люди живут в постоянном страхе.

Итак, я сделала это. Я отжала фразочку из рецки TibetanFox . Ну, или прикинемся интеллигентами: процитировала рецензию. А чего такого? Очень мне она нравится.

И герои книжки мне понравились настолько, что я не замечала какие-то там неувязки в стиле. Нет, я, затаив дыхание, следила за героями (за Гансом, и Максом, и Лизель, и Руди): как они любят и умирают, целуются и воруют, прячутся и умирают от страха, рискуют жизнью и выживают, красят дома и стирают, бегут и выигрывают, читают и сочиняют истории, катаются на велосипеде и дерутся, ждут и приезжают домой. Рассказчик тоже понравился. Смерть - зачётный чувак, ну или чего у него там с полом, не понятно. Но больше всего я плакала над Розой Хуберман. Большая такая бабец, которая плохо готовит, всё время ругается, и за внешней грубостью прячет своё огромное сердце. Так и ждешь, что она высунется из книжки и завопит: "Чего вылупились, засранцы?"

Пару дней назад я дочитал расхваленный всеми (за редким исключением) роман товарисча Маркуса Зузака (Зусака, Сусака, Пасека?) и решил не торопиться с положительной рецензией. Ведь их уже написали столько, что любой, даже самый изворотливый комплиментарий казался неизбежным повтором. Однако, что-то сказать хотелось, поэтому в тихий рабочий час, после прекрасного обеда, я взялся за перо... и напрочь забыл о чем эта книга.

Нет, я серьезно. Я уже вижу, какие оскорбленные и снисходительно возмущенные лица сделались у поклонников астралийского писателя (астралийский писатель?? норвежский сэр, молдавские банки, сомалийские компьютеры). Но, я серьезно, я помню, что там было про холокост, войну. Конечно же, дети, это всегда один-другой миллион проданных копий. Но чего-то такого, о чем я мог бы говорить с удовольствием, того, что отличает Маркуса от других Зусаков - я такого в своей памяти не нашел.

Может, дело в том, что эти писатели надоели уже своим Холокостом. Нет, ну правда, о мертвых лучше всегда никак, чем даже хорошо. Герой - ребенок? Все драмы с их участием уже написаны, напиши комедию, почему нет? Рассказчик - Смерть? Не, не торкает. Ну Смерть и Смерть, я всегда вспоминаю, как у Тибора Фишера рассказчиком была ваза и ничего. И вообще, сам язык, которым написан роман... Меня он смущал. Я бы не смог вам сейчас объяснить почему. В принципе, и не надо, это уже блестяще сделал tough_officer . Nuff Said.

Ну, в общем, ажиотажа не понял. Неаватар.

К своему стыду, только сейчас мне удалось прочитать эту книгу и посмотреть фильм. Хотя признаюсь, эта книга была всегда у меня на слуху.
Недавно, по работе, я оформляла заказ в кастинг агенство по подбору актёров. Актера искали по типажу Джефри Раша. Я очень люблю его работы, он как актер, всегда стоит для меня на уровне - премиум класса. И пересматривая его профиль, я заметила в его списке фильм, под названием «Воровка книг». Что-то знакомое… Точно! Книга которая была на слуху - «Книжный вор». И тут, мой мозг начал посылать сигнал о том, что, вечером после работы надо обязательно посмотреть этот фильм, ведь у старика Раша, очень хороший и элегантный вкус на роли. Но, для всей красоты картины, нужно было для начала прочесть первоисточник. Так ведь интереснее. И я начала с книги. Но красота картины тут же испортилась тем, что прямо с первой страницы вы встречаете не кого-то там, а самого повествующего эту историю - смерть. (В данном случае муж.род) Он, в своей редкой манере, не торопясь, начинает вам рассказывать историю девочки Лизель, с которой, ему однажды в лютый зимний день, пришлось случайно встретиться «взглядом». В тот день, он унесет ее младшего брата. И в тот день, когда он посмотрит ей глаза, он поставит себе цель, наблюдать за ней, дать ей возможность высказаться в том кошмарном мире, в котором ей предстоит выжить. Он сразу понимает, что, эта встреча с Лизель, это как бы очередной вызов самому ему, посмотреть на мир глазами доброй и чистой души человека, который вопреки его сарказму над глупостью людей, сможет еще раз убедить его в том, что, человеческая благородность, самое сильное оружие против него самого, хотя это его лишь тешит, потому что он, все равно свое заберет и это его истина. Но, тем не менее, он признает, что у него тоже есть слабость, которая начинается в книге с этих его слов:

«Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой ситуации легко, хотя большинство людей отказывается мне верить, сколько бы я ни возмущался. Прошу вас, поверьте. Я еще как умею быть легким. Умею быть дружелюбным. Доброжелательным. Душевным». И это его правда. Мы четко и ясно видим по книге, что забирая души, он отзывается о человеке, если он был хорошим и с добрым сердцем, с сожалением, как бы извиняясь перед душой умершего:

«Я мягко нес его по разбитой улице, один глаз у меня был соленым, а сердце - тяжелым, гибельным. Для Руди я постарался чуть больше. Я на мгновение заглянул к нему в душу и увидел выкрасившего черным мальчика, который выкрикивает имя Джесси Оуэнза, пробегая сквозь воображаемую финишную ленту. Я увидел его по бедра в ледяной воде, в погоне за книгой, и увидел мальчика, который, лежа в кровати, представляет, какой вкус может быть у поцелуя прекрасной соседки. Он сделал мне кое-что, этот мальчик. Всякий раз делает. Это единственный вред от него. Он наступает мне на сердце. Он заставляет меня плакать»

"По всем статьям, забирать такого мальчишку, как Руди, — просто грабёж: столько жизни в нём, столько всего, ради чего стоит жить, — и всё же я почему-то уверен, что ему бы понравились этот битый камень и разбухшее небо в ту ночь, когда он скончался. Он бы заплакал, обернулся и улыбнулся — если бы только увидел книжную воришку на четвереньках рядом со своим уничтоженным телом. Он бы обрадовался, что Лизель Мемингер целует его запыленные губы, убитые бомбой.
Да, я это знаю.
Во тьме моего бьющегося тьмой сердца — знаю. Ещё как бы ему это понравилось.
Видите?
Сердце есть даже у смерти"

Но, если человек был пакостным, и с кучей грехов на душе, он забирает его душу с превеликим удовольствием, да еще и с подобным ему сарказмом.

Очень драматичная история. В которой, несмотря на страшные времена и вопреки войне, где то за ширмой присутствует она - любовь, и которая на ряду со смертью, тихо и украдкой идет по сюжету, по домам, по сердцам, среди выживших. Если в первом случае он забирает свое, то, во втором она дает надежду. И во всей этой истории мы видим судьбу девочки в те годы, ее переживания, великую в ее жизни любовь и огромное желание просто выжить.

О фильме: Многое режиссер изменил. Но, сумел шикарно донести до зрителя основной замысел автора. Потрясающая игра актеров. Отличная работа оператора. Ну и особенно, хочу выразить восхищение художникам по костюмам, и режиссеру постановщику за очень высокий уровень своей работы.

Об авторе: Я не читала других книг Зусака. НО! Эта книга, на мой взгляд - шедевральная! И за это огромное ему спасибо!

Ну и Вам дорогие мои друзья, ОГРОМНОЕ СПАСИБО, за то, что побывали здесь и прочитали мои мысли. Если что не так, то прошу простить меня, постаралась написать без спойлеров.

Сразу скажу, что, если бы не флешмоб, "Книжного вора" я бы, наверное, так и не прочитала. Уж очень была наслышана о погрешностях перевода, "особенностях" языка и спекуляции автора на военной тематике. Поэтому, кстати, и взялась так скоро — прочитать и отвязаться. Однако, друзья... всё оказалось намного сложнее и тем интереснее.

Во-первых, язык. Честно, мне понравилось, как книга написана. И рассказчик понравился. Вообще, думаю, «необычность» языка во многом обусловлена «необычностью» рассказчика. Концентрированная метафоричность, нарочитая «изломанность» фраз, употребление тех или иных слов в абсолютно чуждом для них контексте, смещение смыслов и наделение новыми значениями, казалось бы, устоявшихся понятий — всё это позволяет автору создавать образы, которые не просто запоминаются, а впечатываются в душу читателя (во всяком случае «снега Сталинграда» я вряд ли когда-нибудь забуду, кто читал, тот поймёт, о чём я, да и не только их — «небо цвета евреев» и много чего ещё). Впрочем, не буду отрицать, иногда создавалось впечатление, что автор создаёт «текст ради текста», настолько изощрённой становилась словесная игра, а образность достигала какой-то запредельной насыщенности — создавалось ощущение полного погружения, без надежды вырваться на поверхность и глотнуть свежего воздуха. Переводить такое, думаю, не очень легко.

Во-вторых, обвинения автора в использовании «удобной» для слёзовыжимания темы Второй мировой войны. Да, Маркус Зусак написал пронзительную историю о взрослении одной девочки в фашистской Германии. Да, он рассказал о Войне и о том, как она ломает человеческие судьбы. И — да, эта история способна разорвать сердце. Тем более сердце особо впечатлительного читателя. Но разве это плохо? Разве задача писателя не в том, чтобы оставить след в человеческих душах, разбудить их, встряхнуть, о чём-то напомнить, что-то показать, подтолкнуть к сопереживанию, заставить думать?.. По-моему, автору «Книжного вора» это удалось. К тому же роман получился настолько многоплановым, что одним слёзовыжиманием тут явно не обошлось. И одной темой тоже. В «Книжном воре» с избытком подводных течений и марианских впадин, но этим-то он и хорош! Ведь именно благодаря многогранности, подтекстам и смысловой наполненности роман и кажется таким неоднозначным, поэтому он и вызывает споры, этим и цепляет.

И если уж на то пошло, неоднозначность в оценках — это ведь тоже плюс. О недостойном внимания и спорить не будут, согласитесь.

Я не понимаю, чем вызван столько невероятный успех данной книги, видимо, книги о Второй мировой и Холокосте просто не принято ругать. Но, по моему скромному мнению, книга просто никакая при наличии всех слёзовыжимательных душетрепещущих элементов и одноногих собачек. К тому же мне не удавалось воспринимать происходящее как нечто, имеющее отношение к реальным историческим фактам, скорее как несуразное фэнтези по мотивам.

Этому способствовало несколько факторов. Во-первых, повествование от лица Смерти (полагаю, автор хотел создать беспристрастного рассказчика, но Смерть получился весьма предвзятым и заинтересованным господином), которое не несёт особой смысловой нагрузки, кроме лёгкого флёра мистики и возможности переключаться между многими героями. Во-вторых, стиль. Он довольно необычный, полный игр со словесными конструкциями, яркими образами, ощущается в некоторых описаниях лёгкий уход в сюрреализм. Это может нравится или нет, восхищать или вызывать отторжение, однако мне это показалось откровенно неудачным ходом, убивающим серьёзность. В-третьих, фантасмагорические вставки — истории, написанные героями, фантазии о кулачных боях с Гитлером, — окончательно настраивают сказочный лад. Как антивоенный роман — откровенно слабо, как для самых маленьких. Как попытка показать жизнь и страдания обычных немцев в этот сложный исторический период — тоже по самым верхам, какому-то унылому воровству яблок или книг посвящено больше, чем гитлерюгенду или пешим маршам евреев до концлагерей.

Повествование от лица Смерти создаёт дистанцию между персонажами, читатель остаётся в роли наблюдателя со стороны, чувства героев в основном проговариваются, а не демонстрируются во всей полноте. Сухо, блекло, пусто, с переключением на живописные экзерсисы в изящной словесности при описании какой-нибудь лужи. Характеры действующих лиц ограничены шаблонами или отведённой сюжетной ролью, без глубины и многогранности. Сюжета как такового нет. Есть завязка, после которой идёт монотонное, без особенных резких подъёмов повествование, что так же спокойно перетекает в завершение.   Возможно, я черствый сухарь, но меня не тронуло ничего, даже многочисленные смерти персонажей (у половины из них по три страницы на всё жизнеописание, что не способствует сопереживанию этим условным кусочкам картона).

Я читала много книг о войне, в том числе и детских, показывающих предвоенные, военные и послевоенные годы глазами детей, без детализованных описаний ужасов, но иногда пробирающих до кома в горле всего одной фразой. Здесь же автор давил на эмоции слезинкой ребёнка в несправедливом мире, но наигранность просвечивала сквозь корявые декорации. Не тронуло совсем.

Может ли быть на свете более честный рассказчик, чем Смерть? Вряд ли. Ведь это самый беспристрастный свидетель событий, в глазах которого все равны. Такому персонажу нет дела до титулов и званий, до людских достижений и грехов, поэтому изложенная его устами история не может быть эмоциональной и живой. Наверное, именно такое изложение и подвело автора в моих глазах. Скупая на эмоции книга, заставляющая не сопереживать, а скорее недоумевать над тем, что в ней так яростно выставляют несчастными созданиями немецких солдат под Сталинградом. Серьёзно?! Разве агрессоры, уничтожившие миллионы жизней, могут вызывать жалость? И ладно бы речь шла об одном-двух героях книги, но нет, речь идёт об общей массе немцев, попавших в Россию. Нет сочувствия к стране, вынужденной защищать свои семьи и дома огромной ценой, зато немцы бедные и несчастные, ведь их ко всему принуждает Гитлер. Пусть немецкий народ первым пострадал от действий фюрера, но ведь именно этот народ пошёл за ним и продолжал идти до самого конца. На самом деле, наиболее печальной в книге является тенденция "обелять" преступников, показывая, как они не хотели совершать то, что сделали. И такой моды мне не понять.
Маркус Зусак явно и неприкрыто пытается манипулировать читателями, снова и снова давя на одни и те же болевые точки. Лично во мне такая манера написания вызывает прямо противоположные чувства, отчего количество негатива только возрастало. Даже война глазами детей не спасала положения. Бывают книги, которые без лишних слов умеют продемонстрировать страдания людей, и их чувствуешь каждой клеточкой своего тела, а вот в "Книжном воре" атмосферы нет. Ещё одним минусом стало то, что каждый поворот сюжета рассказывается заранее. Когда авторы так поступают, мне становится очень скучно и тоскливо.
Мне не понравился язык, о который я спотыкалась, не понравились заумные фразы, применяемые не к месту, и я не оценила посыла книги. То есть немцы сначала уничтожили своих соседей евреев, а потом на примере одной семьи нам пытаются доказать, якобы они могли быть и другими. Даже не знаю, что хуже: попытка оправдать хоть кого-то из них или то, что Хуберманы боялись своих же знакомых.
Изначально я поставила книге оценку повыше за оригинальный подход к изложению от лица Смерти и любовь героини к книгам, однако, по мере написания рецензии, поняла, что в памяти остались в основном негативные эмоции от прочитанного, поэтому пришлось оценку снизить. Теперь в моей коллекции непонятых шедевров стало на одно произведение больше.

Эта книга напомнила мне просмотр современных художественных фильмов, реализующих исторические события. Помню, в титрах старых добрых фильмах указывались консультанты. Если медицинская тематика - видим докторов, если историческая - то профессоров исторических наук, если военные - то маршалы и генералы и т.д. К сожалению, в современные фильмы не приглашают консультантов, потому мы видим в сюжетах перлы и несуразицы. Конечно, мало того, что тот или иной современный режиссер много читал, например, о войне. У него уже нет помощников, непосредственно участвовавших в этом. Вот и теряется ниточка, зритель не верит режиссеру и фильм не получает запланированных положительных откликов.

Мне кажется, будто роман "Книжный вор" постигла аналогичная участь. Безусловно талантливый молодой австралийский писатель Маркус Зузак решился написать роман, возможно затрагивающий какие-то личные стороны жизни своей семьи. У него была база для размышления - родители эмигрировали из Австрии в Австралию и во в конце тридцатых годов прошлого века проживали под Мюнхеном. Так что я, в отличие от многих читателей, в историю, рассказанную Зузаком верю. Верю не до полного конца, но верю в ее посыл, в ее идеи.

Зузак реализовал историю по современному: совершенно особая форма подачи материала, панибратское отношение к читателю, уличный сленг, от которого уши сворачиваются в трубочку (если, конечно, понимать дословный немецкий), огромное число непереводимых слов и выражений (а мне повезло тут, я знаю немецкий), абсурдное описание судеб людей, скатывающее до откровенного пафоса, грубый, почти сапожный юмор (каков рассказчик, такие и слова). Все эти и многие другие пунктики Зузака могут оттолкнуть классического читателя, воспитанного на книгах о военном тыле Ремарка, Кузнецова, Шолохова, Фейхтвангера, Пастернака, Чаковского.

Зузак - это совсем другой подход, оригинальный, порой фантастический, с обилием метафор, которые буквально сбивают нас с толка. Сюжет, от которого нельзя оторваться, маленькая девочка из маленького баварского городка Лиззи Мемингер и ее первые ворованные книги...

Мне повезло, я родился в мире и благополучии. Моей первой книгой была "Золотая книга сказок" Божены Немцовой, а не "Руководство для могильщика". У каждого ребенка бывает, к сожалению, свое детство, которое изменить нельзя. Главная мысль книги - ведь не все немцы виноваты в ужасах той войны, каждый отдельно взятый человек не может решать проблемы целой нации. Нельзя обижаться на всех немцев, тем более на молодое поколение, которое и сейчас живет в своей стране. И очень знаковым является образ этого брутального, мрачного, хоть и мудрого рассказчика. Эх, интересно, как же выглядит немецкий перевод этого романа? Неужели лаконично?

Не смогу советовать эту книгу другим читателям, потому что сложно оценить, какая чаша весов перевесит - модерновость подачи материала или философия идеи? Если Вы еще не читали этой замечательной книги, решайте сами. Хотите ли Вы побороться с соблазнами своей внутренней борьбе, или нет? У меня получилось посмотреть на обратную сторону войны с современной позиции потомка австрийских эмигрантов. Судите сами, сможете ли Вы спокойно воспринимать эти буйные метафоры романа.

92 рецензии. И такие все неоднозначные. Кто-то плакал, кто-то читал с недоумением, как, мол, вообще можно над таким плакать. Для кого-то эта книга стала любимой, для кого-то она одна из самых сильных, грустных. Кто-то считает, что легко писать о войне.
А я просто постараюсь не придираться к нестандартному стилю книги, не смогу занести ее в любимые, а также не смогу просто промолчать.
Читать книги про войну дело все-таки нелегкое и уверена, что писать - тоже. Особенно, когда главные герои всей этой страшной истории - дети. Когда для них самое замечательное было разрушено и уничтожено. Они не смогли пережить те сладкие моменты в жизни, потому что война отобрала у них неповторимое, беззаботное детство. Но, тем не менее, дети есть дети и жить, не совершая по-детски наивные поступки они тоже не могут. Пусть война, голод, умоляющие глаза евреев, они с грузом в душе пойдут воровать яблоки и делиться своими детскими мыслями.
Чем больше расхваливают книгу, тем больше споров вокруг нее. Кому как, но лично для меня эта книга оказалась живой. И необычной. Да и просто нельзя не поверить всем этим ужасам, нельзя отнестись так равнодушно к тем событиям, нельзя не понять книгу, в которой война расписана так живо, что представляешь тот кошмар и ужасаешься.

С "Книжным вором" я уже сталкивалась когда-то давно, лет десять назад, когда только вышла экранизация. Книгу, которая, кстати, уже была на пике популярности, я не читала, но фильм посмотрела. Он мне очень не понравился. По моим воспоминаниям, фильм показался мне излишне слащавым и сентиментальным, что ужасно не вязалось с темой Второй мировой войны. Она там выступала словно декорация и никак не откликалась. Такие у меня воспоминания о фильме (может, я, конечно, что-то путаю), так что по глупости книгу я решила не читать - наверняка она во многом схожа с фильмом. И надо же, это заблуждение, как я недавно выяснила, сохранилось у меня на протяжении всех этих лет, поскольку к роману я приступала с опасением, не окажется ли это чем-то вроде наивного чтения для подростков. Это, разумеется, не так. Роман я читала практически запоем, даже когда возилась с ребёнком или отдыхала от ребёнка (а в такие моменты я обычно вообще ничего не делаю, так что то, что я предпочла ничегонеделанью книгу, о чём-то да говорит).
Поначалу втянуться было непросто. Как известно, повествование идёт от лица смерти, которая предстаёт тут не как обычно - как мрачный жнец человеческих жизней - а скорее как утомлённый, но исполнительный работник на службе - бесстрастно (ну почти) исполняет свой долг. Вот это вступление, которое представляет собой монолог смерти, меня немного смутило, уж очень оно патетичное, витиеватое, в общем слог непривычный, и я уж испугалась, что в такой чересчур модернистской и околофилософичной манере будет написана вся книга. И что рассказывать всю историю будет непосредственно смерть, чей язык мне не слишком понравился. Но вскоре повествование перешло к классическому варианту от третьего лица.
У смерти, оказывается, тоже есть чувства, и, впечатлённая историей Лизель Мемингер, она, из миллионов принадлежащих ей жизней, выбирает именно её судьбу, чтобы передать её читателю.
История Лизель с виду ничем не отличается от историй множества других немецких детей военного времени. Можно взять любого ребёнка из её окружения, и его судьба окажется не менее увлекательной и трагической. Особенность Лизель в том, что она стала так называемой книжной воришкой - когда случайно, а когда и нет она похищала найденные ею в разных местах книги. Книги же каждый раз находятся при обстоятельствах, связанных с вехами её истории: это кладбище, пепелище на месте сожжённых национал-социалистами книг, библиотека женщины, не только сыгравшей в судьбе Лизель важнейшую роль, но и по многим приметам являющейся чем-то вроде альтер эго главной героини.
"Книжный вор" - это роман взросления и воспитания на фоне разворачивающейся катастрофы. Он чем-то напоминает "Жестяной барабан" Гюнтера Грасса, в котором безумие национал-социализма показано также глазами ребёнка, но сквозь призму абсурда. Здесь же манера изложения вполне реалистичная, трогательная и местами юмористическая, но юмор этот печальный - такой, что становится защитной реакцией в ответ на невыносимость существования.
Как и "Жестяной барабан" этот роман включает в себя все необходимые аспекты реальности гитлеровской Германии: преследования евреев, подозрительность к тем, кто не состоит в партии; гитлерюгенд, культ фюрера. Атмосфера передана очень аутентично, и на фоне всего этого взросление маленькой девочки выглядит трогательно и контрастно.
У Маркуса Зусака своеобразный слог, к нему нужно привыкнуть - особенно таким читателям как я, которым излишне бросаются в глаза любые стилистические завихрения. Но в то же время "Книжный вор" настолько талантливо написан, что такие мелочи ему простительны. Автор пишет довольно открыто, читать между строк особо нечего, тем не менее ему присущ некоторый символизм, выражающийся в выборе имён, названий (чего только стоит Химмельштрассе? Впрочем местами автор прям даёт понять, что это аллюзия на рай). В этом символизме выражается в первую очередь основная идея романа: противостояние добра и зла, жестокости и невинности, спасительная роль искусства. И получается книга в книге: в романе Зусака "Книжный вор" мы по сути знакомимся с автобиографией Лизель Мемингер "Книжная воришка". По прочтении моя первая мысль была: "Боже, зачем существуют такие грустные книги". Роман меня очень тронул, что бывает, по правде сказать, редко.

Очень сложно рассказать о книге, которая переворачивает сознание. Возможно, она о девочке - книжной воришке. О ее любви к слову. А, может, она о ее нелегкой судьбе, исполосованной войной, о потерях, о недоедании.
Или все-таки роман о Смерти? Она здесь главный герой - ведь в те дни у нее было много работы. И такой, что она и сама содрогнулась не раз.
А вот мальчик Руди - разве и он не герой? И Ганс Хуберман со своей женой Розой (свинюха!) - это же и их история, правда?

И не забыть бы Макса - одного из многих, кто воровал небо. В чьих глазах - весь ужас происходящего. И дело не в голоде и холоде. Обреченность - вот что в нем поселилось, выворачивая душу наизнанку.
Своим спасением он обязан ей - сотрясательнице слов, а еще снеговику и дырявому детскому мячу.
Удивительно, сколько значит человеческая искренность - ее совсем не видно, но она способна совершить настоящее чудо...

А все началось со смерти братика и черной книжечки с названием "Наставление могильщику". Именно оттуда, из той морозной ночи книжная воришка потянула нить повествования, которое заведет нас туда, где фашистская Германия под влиянием фюрера совершит неслыханное злодеяние, а потом сама же встанет на колени. Мы будем все это наблюдать сквозь призму Костлявой, и переживать вместе с маленькой девочкой - от и до. Главное, не расплакаться. Прошу вас, держите себя в руках.

И будет воровство, жестокость, страх. Но все это сгорит в костре человечности - пока немецкая девочка будет держать за руку еврея, пока она будет читать в бомбоубежище и разбрасывать хлеб на дороге поломанных судеб.
И слышаться звуки аккордеона - они никогда не растворяться в прошлом. Они - память, вечная память Папе с серебристым взглядом.
И даже Мамины ругательство пусть никогда не стихнут - у нее было огромное сердце, как бы она не старалась это скрыть...

Прошу вас, прочитайте эту книгу. Не откладывайте, не забывайте. Она необычно написана, и проникает во все щелочки сердца. Она излечит от любого безразличия и равнодушия.
Изумительной красоты язык автора заставляет трепетать и вгрызаться в каждое слово, словно ты, читатель, тоже книжный воришка.
Живые герои, емкие описания - да, это ранит. Но коль идет кровь, значит, ты все еще жив...
Очень глубокое произведение. Я шла к нему долго, но вот она состоялась - наша встреча! И это было замечательное открытие сегодняшней бессонной ночи...

Что ж, Вторая Мировая – отличная тема для книги. Детали уже дело десятое. Главное, что тут найдутся истории на любой вкус: лагеря (вон сколько людей любят пощекотать себе нервы не выдуманными триллерами, а настоящими, жизненными); печальные лав-стори молодых пар, где девушка или жена не дождалась мужа; предательство, коварное и неожиданное, тоже всегда в моде; не говоря уже о детях войны – тут вообще выжимай слезы из сентиментального читателя – не хочу, а он, наивный и добрый, все съест, спасибо скажет и добавки попросит. И ведь не устаревает и не приедается тема! Как тут удержаться очередному автору и не поддаться искушению самому накропать очередную нетленку, которая войдет в списки популярной литературы современности? Вот и Зузак не устоял. Но не у всех получается так достойно и интересно рассказать еще одну историю семьи и целой улицы, испытавших на себе тяготы войны. У Зузака, по моему мнению, получилось.

Лизель (позорный штамп: дочь коммуниста) отдают на воспитание в новую немецкую семью, где, как верит ее настоящая мама, ей будет лучше. Девочка довольно быстро осваивается в новой обстановке, заводит друзей и живет полной жизнью. И хоть с первого взгляда ее новая семья и соседи не кажутся такими уж хорошими людьми, на самом деле у большинства из них по-настоящему золотые сердца.

Признаться, в середине книги хотелось выделиться, не поддаться очарованию истории и рваного, но такого особенного, слога Зузака и влепить-таки «троячок». Но чем больше слушала, тем больше привязывалась к героям, удивлялась каждой новой необычной метафоре и сочувствовала бедам жителей маленького городка. Все-таки полезно иногда почитать о войне авторов вражеской стороны, так сказать. Удивителен современный мир: с одной стороны космополитизм и толерантность ко всем нациям и расам, с другой – упрямое навязывание и незаметное вбивание в головы граждан средствами массовой информации идеи о неповторимости и идеальности именно той нации и страны, к которой они принадлежат. Почти такая же евгеника, только в более мягкой форме. А так вот прочтешь иностранного автора, да не просто иностранного, а относящегося к стану противника, и все встает на свои места. Правда, очень заметно, что писатель не представитель поколения, пережившего войну, и даже не следующего. Зузак – дитя рубежа XX-XXI вв., что очень заметно. Без злобы и ожесточенности пишет он о самой великой трагедии ушедшего века, но с пронзительностью и болью, которую нельзя не разделить вместе с ним.

Если вы еще не читали эту книгу из-за ее излишней популярности или нелюбимой темы, то очень вас понимаю. Сама из таких. Но именно поэтому настойчиво советую ее к прочтению. Хотя бы когда-нибудь.

Прекрасное завершение книжного года:) Книга очаровала меня и попала в любимые.

С "Книжным вором" такое дело... Можно повырывать цитаты из контекста и поприкалываться. А можно просто читать и получать удовольствие от оригинального, образного и по-своему красивого языка. Можно попытаться посмотреть на мир глазами Лизель Мемингер, и открыть для себя новое и необычное в привычном и сером.

Эта книга - не просто история маленькой немецкой девочки и еврея. Она о многои и о важном.
О книжной воришке, которая так любила и так ненавидела слова.
О книгах и о словах.
Слово. Оно может исцелить, а может ранить. Подарить жизнь. Или убить - одного человека или целый народ. Одно лишь слово. Написанное или сказанное. Слова обладают невероятной силой и властью. Они способны менять мир и вершить судьбы людей.
О народе, который слепо и послушно пошёл за чудовищем, произнёсшим нужные слова в нужное время.
О вопиющем ужасе, жестокости и несправедливости.
О еврее Максе, который очень хотел жить.
О подвале, который укрывал в себе смертельно опасную тайну.
О том, как чья-то такая естественная жажда жизни и чьё-то чувство долга подвергают всех причастных страшной, смертельной опасности.
О мальчике Руди, который очень хотел поцеловать Лизель, и чьё желание исполнилось. Но слишком поздно, больно и горько.
О войне и её неразлучной подруге - Смерти. Смерти, которая везде и всегда. Всех видит, всё знает. Она никогда не сидит без дела. Рано или поздно каждый посмотрит ей в глаза, каждый окажется в её руках.

Мне очень полюбились многие герои: милая Лизель, очень душевный и хороший папа Ганс, ворчунья с большим и добрым сердем - Роза, смелый, обаятельный Руди (Ну поцелуй его, Лизель! Поцелуй же!). И Макс, которого хотелось крепко обнять и защитить от ужаса и чувста вины, нависших над ним. Макс. Тяжылый выбор пришлось ему сделать. Шанс спасти себя, подвергая большой опасности хороших людей.
Некоторые яростно его осуждают. Я не стану этого делать. Жить всем хочется. А кто как повёл бы себя на месте Макса, можно только предполагать и рассуждать. Даже за себя ручаться нельзя, пока сидишь мирно-уютно на диване и ничего не угрожает твоей жизни. Пусть никому из нас и наших близких не придётся оказаться перед таким чудовищным выбором. Что касается Хуберманов - просто счастье, что такие люди действительно были. Лучики добра и человечности в царстве зомбированного ужаса.

* * * НАСТАВЛЕНИЕ МОГИЛЬЩИКУ * * *

Двенадцатишаговое руководство по успешному рытью могил.

Издано Баварской ассоциацией кладбищ.

Первая добыча книжной воришки - начало впечатляющей карьеры.

Это была синяя книга с красными письменами, вытисненными на обложке, и еще под заглавием была маленькая картинка – кукушка, тоже красная. Оглядываясь потом в прошлое, Лизель не стыдилась, что украла эту книгу. Наоборот, больше всего на крохотный омут события в животе походила гордость. И еще жажду украсть ту книгу в ней распаляли гнев и темная ненависть. По сути дела, 20 апреля – в день рождения фюрера, – выхватывая книгу из груды дымящихся углей, Лизель была девочкой, сделанной из тьмы.

Вчетвером.

Двое стоят на ногах. Двое сидят.

Все четверо кое-чего повидали этой ночью. Вот их настоящий подвал. Настоящий страх. Макс собрался с духом и встал, чтобы скрыться за холстинами. Пожелал всем спокойной ночи, но под лестницу не ушел. С разрешения Мамы Лизель осталась с ним до утра, читала ему «Песню во тьме», а он рисовал в своей книге.

«Через окно на Химмель-штрассе, — писал Макс, — звезды подожгли мне глаза».

Странно... но в этой книге смерть, почему-то мужского, пола, но у меня все-же буде героиня, так проще...
Автор интереснейшим образом объединил реалистичную историю с рассказом который ведет смерть, изначально мне не понравилась такая идея, так как все магическое это вообще не мое. Но все же смогла оценить задумку, так как масштаб событий возможно понять только наблюдая за "работой" смерти, тем как много и в каких ситуациях она может забрать...

Книжный вор это тоже девочка "воришка". История Лизель связана с книгами, но очень издалека, вообще это боль девочки которой пришлось на себе ощутить ужасы войны. Девочке пришлось расти в чужой семье, с достаточно жестокой "мамой" и любимым и любящим отцом, который и учил ее читать те книги которые она брала. Немецкая семья выглядит достаточно банально до того момента когда она начинает прятать у себя еврея, этот момент не может оставить равнодушным, а главное, четко показывает, что в любой ситуации есть люди которые способны смотреть здраво на происходящее вокруг них. Очень наглядно показаны переживания человека которого героиня называет отцом, его внутренняя борьба во второй половине произведения, очень откликнулась мне. Все герои достаточно простые, но со своей изюминкой, со своим характером и в воображении они не смешиваются.

А вот история смерти поражает больше, хотя масштаба происходящего читатели все-равно не видят, так как события происходят в Германии, а самые ужасные вещи происходили не там. Но при этом невозможно оставаться равнодушным когда Смерть описывает свою работу.

Структура произведения интересная как и манера изложения, есть очень интересные речевые обороты, которые так и хочется записать, чтоб не забыть, но, честно говоря, мне кажется они больше подошли бы для книги с другой тематикой. Несмотря на то, что я не в восторге от книги, мне хочется продолжить знакомство с творчеством автора.

Эта книга измучила меня, и я очень рада, что она закончилась. Но мучило в книге меня не содержание и тема, а странный, как будто разорванный, спотыкающийся, корявый язык, с вывернутыми наизнанку предложениями, с множественными спойлерами рассказчика по ходу повествования, которые, возможно, по замыслу автора, должны были нагнетать красок и усиливать впечатление, но мне только все еще больше портили. И не понравилось кокетничанье автора с читателем. Автор взял беспроигрышную тему, на которой можно прекрасно спекулировать чувствами читателя: Вторая Мировая, гонения евреев, девочка-сирота, смерти, смерти, смерти… И решил (автор решил), что писать просто, как все, ему не хочется, а напишу-ка я так, как еще никто до меня не написал! И вот получился «Книжный вор». (Допускаю, что автор совсем ничего мной вышеописанного не думал, а просто писал, как пишется). Но вот его манера писать как раз и помешала книге «достучаться» до меня, проникнуть мне в душу. Книжка постучалась, но моё внутреннее «я» не всем книгам открывает двери. Вот Фоеру с его «Жутко громко и запредельно близко» открыло, хотя там подача материала тоже была своеобразная, но Фоер разжалобил до самой глубины души.

Для меня было бы комфортнее, проще, предпочтительнее, если бы книга "Книжный вор" была написана в форме обычного рассказа, без текста жирным шрифтом, множественных метафор (они дались мне труднее всего), авторских стараний понравиться, показаться каким-то сверхписателем, который «так может написать, что вы все сейчас упадете». Манера подачи текста не дала мне (эмоционально) пробиться к героям книги. Мне их СОВСЕМ не жалко, понимаете? И это притом, что книга тоскливая и события в ней описаны тяжелые и страшные. Папу было немножко жалко, для меня его образ в книге – самое теплое и светлое. Хороший человек. Даже авторские выгибания не смогли этого скрыть. А остальные герои книги утонули для меня в ворохе ненужных слов, ужимок и прыжков.

Рассказчик не понравился вовсе. Как-то нелепо и вычурно мне показалось сделать рассказчиком именно этого персонажа. И все эти его (её?) лирические отступления о цвете, снеге и «вот я вам сейчас о нем говорю, а он через девяносто восемь строк умрет» - это все просто достало.

Что для меня в книге было интересно, так это взгляд на Вторую Мировую ОТТУДА, со стороны немцев. Это для нас они фашисты и гады, ведь это они начали войну, убивали наших родственников и разрушали нашу Родину. А для них, для самих «фашистов и гадов» война была точно такой же бедой, каждый «фашист и гад» был чьим-то родственником, его любили, ждали, молились о нём… Вот эта тема, что они, «простые» немцы не хотели войны (не все, но многие)и даже в душе были против неё, но вынуждены были идти на войну и убивать (приказ есть приказ), впервые мне встретилась у Ремарка в «На Западном фронте без перемен», только это было лет пятнадцать назад, а теперь продолжилась в «Книжном воре». Как-то явно становится видно, что война для обеих воюющих стран – огромная беда, вне зависимости от того, кто «первый начал». А нужна она только тем, кто её развязывает. Значит, они и есть те самые «гады», а все остальные – просто несчастные исполнители?

Мы как раз на днях примерно на ту же тему посмотрели фильм «Матч». Так вот в нем мне было ужасно жалко голых убитых евреев в Бабьем Яру. И вот кто виноват в этих смертях? Кто приказал убить? Или кто нажал курок? Так и в «Книжном воре» кто тот «гад», которого надо ненавидеть за все плохое, что люди делали с людьми?

Я не буду перечитывать.

Интерес к книге у меня возник после просмотра одноименного фильма несколько лет назад. Поскольку я как та мышь из анекдота считаю, что "книга была лучше", решила прочесть, для полноты погружения в мысли и чувства персонажей. И вот тут мышка ошиблась. Фильм мне понравился больше. Книгу читала в электронном варианте и в начале частенько приходилось перечитывать целыми страницами, т.к. я не могла понять о чем идет речь. То ли это задумка автора, то ли просто в тексте какие-то ошибки, которые, кстати, тоже имели место.
Рассказчик - Итог, Смерть - очень проникновенно рассказывает о своей работе. О том с какими людьми, точнее с какими душами, он/она имеет дело. О том, что в этой рутине встречаются особенные люди, как наша книжная воришка. Лизель по особому чувствует окружающий мир, в особых красках и образах, и это в ней подкупает Итог/Смерть обратить на нее внимание и даже сохранить книгу написанную 14 летней девочкой.

На страницах книги рассказывается 4 года жизнь Лизель в приемной семье, куда ее отправила мама из-за сложной жизненной ситуации. Изначально в эту семью Лизель должна была попасть вместе со своим братом Верноном, но он умер по дороге... На его похоронах главная героиня ставится обладательницей своей первой украденной книги.

Особые чувства накрывают с головой, когда Смерть описывает свою работу в "трудовых лагерях" и на военных полях. За последний год я прочла несколько книг об этих местах, написанных людьми собственной кожей прочувствовавших происходившее там. Поэтому сложно поверить, что автор "Книжного вора" родился после войны и просто не мог там оказаться.

Как странно и трудно я собирала для себя эту книгу... И впрямь было чувство что - собирала. По кусочкам, сначала ранясь об острые края, потом сложив их в рисунок, глядя на который к горлу подступил ком, и отчаяние главной героини - и всей страны, и всех стран вовлеченных в ту кровавую кашу войны - накрыло меня с головой.
Это и был катарсис.
Всё удалось. Порезы на пальцах - не высокая цена, в данном случае.

На самом деле я не любитель специально выискивать книги, где герои страдают посильнее и боль побольнее. Но нельзя не согласиться с тем, что иногда книга, разбивающая сердце, помогает ему, собравшемуся заново - вырасти.
Пожалуй, "Книжный вор" - из таких.

Его небыло в моих читательских планах на эту осень, я просто внезапно поняла, что хочу - до дрожи, до ощущения жажды - прочесть эту книгу прямо сейчас. По факту, книга уже полтора года лежала в ридере. Не торопила.

Первые страницы пронеслась на одном дыхании, а дальше я начала застревать.
В чем? Как оказалось, язык автора всё же для меня... труднопереносим. И нет, язык не "плохой-кривой-корявый" и переводчик тоже умница. Язык необычный, непривычный. К концу он даже стал мне нравится. Но что было в начале...

В общем, раза два я думала бросить роман, не дочитав. Но понимала, что если оставлю его сейчас, запомнив негативные впечатления - просто не найду стимула вернуться. И шла дальше. Упрямо. Понимая что эту историю важно разгадать до конца.

Спасло меня аудио. Фрагментами слушала, фрагментами читала, в озвучке легче было проскочить стилистические заторы, не теряя нити сюжета.

И, читая, впервые так глубоко задумывалась о том, как жилось мирному германскому населению во время Второй мировой войны... То есть не умозрительно кивала: "Да, с той стороны тоже были люди", а погружалась в их жизнь, начинала переживать вместе с ними и за них.

Взрослела вместе с Лизель. Лепила снеговика, привычно и вынуждено произносила: "Хайль, гитлер!", воровала книги, потому что это было приключение и способ выживать - и жить. Читала вслух во время бомбёжек.
Сидела в подвале - с Папой. С Максом. Одна.

Одна...
Концовка проехалась по глазам алой бритвой.
Всю историю, раскрытую в книге, рассказывает нам сам Смерть. И, как мне видится, у него самого сердце много добрее, чем у многих людей из того времени. Чем у людей, ведущих на смерть других людей... хотя что мы знаем о тех людях? Был ли у них выбор? О главном идеологе я не говорю. Сам Смерть ни разу не отозвался о нем с симпатией. И даже не стал подробно описывать из встречу...

Увидеть войну глазами Смерти - сильный читательский опыт. (Как. Хорошо. Что я. Не бросила. Книгу.)

Когда за голосом чтеца взвывала сирена воздушной тревоги, я теряла свою комнату. Мне казалось, что я сжимаюсь от страха в подвале одного из домов на Небесной улице.

А аккордеон звучал всё острее и отчаяние, чем ближе мы подходили к концовке...

Книга дочитана. А я думаю о том, где чаще всего ходит Смерть сейчас. И о том, что войны не заканчиваются, лишь перетекают одна в другую. Хотелось бы мне знать о них другое, да не выходит. Октябрь катится в сторону Дня всех ушедших. Может потому ещё история Книжной воришки и позвала меня, что именно сейчас оказалась так ко времени?..

Порезы ещё ноют.
Голос аккордеона- аккордеона в Папиных руках - звучит вдалеке и не оставляет меня.
Я хочу сказать - всё, как надо.
В конце концов всё сложилось - как надо.

Не знаю, кому как, а мне частенько большое количество рецензий затыкает рот, потому что где-то начинает биться здравый смысл: «Что еще добавить к этому разноголосому хору?».
Но тут тот самый случай, когда — да и черт с ним, со здравым смыслом. Я слишком давно хотел прочитать эту книгу, чтобы «вот так просто взять» и промолчать о ней.

*Немного заблуждений*
Мне всегда казалось, что Зусак — немец. Было у меня вот такое маленькое милое мыслепреступление, которое до знакомства с книгой мне не хотелось проверять и развинчивать.
(Да-да, страница автора не для нас — только слепое чтение книги до рецензий и информации, только хардкор. Но, господа и дамы, скажу в свое оправдание, что такое у меня случается редко — и в эту особенную категорию книг по счастливой случайности попал «Книжный вор».)
*Вот и хватит, пожалуй, о вокруг да около*

Можно сказать, что «этот щенок войны и не нюхал, а тявкает из своей Австралии — ему легко спекулировать на этой военной теме». Можно видеть и воспринимать это именно так.
Мой взгляд не претендует на истину. Но я почему-то вижу это вот как:
Дом, похожий на сотни других — такой можно ураганом перенести в любое место, от Канзаса до пригородов Сиднея. Мальчик, который не произносит ни звука, кажется, старается даже не дышать, потому что он — впитывает. Впитывает рассказы старших о той войне, которую они пережили. Из-за которой они сбежали в далекую страну из родных мест, пораженных войной, голодом и, главное, ненавистью.
Потому что иначе — я просто не представляю, как можно было настолько хорошо, на мой взгляд, передать читателю ощущение того ужаса, сомнения, барахтаний живой еще души, захваченной в водоворот войны и словесной пропаганды.
(Нельзя не вспомнить, что в послесловии есть Лиза Зусак. Лиза Зусак, мюнхенские фонды, музеи, архивы. Как по мне — Маркус проделал вполне хорошую работу.)

Зусак, по моему мнению, сумел решить одну сложнейшую для такой истории задачу — задачу выбора рассказчика. Кто сможет увидеть действительно все, что происходит — и неважно, лежат вокруг снега Сталинграда или тянется ограда немецкого рабочего лагеря. Кто расскажет то, о чем хочет молчать человек — о потерянном ребенке, о мальчике-воришке, который сжимает в руках умирающую младшую сестру. Кто сможет пройти ад двух войн и дотянуться своей ладонью до Сиднея наших дней, чтобы проводить главную героиню и отдать ей книгу. Поэтому рассказчик выбран идеально — Смерть тогда был действительно везде, а значит, увидел все — или почти все.
А если Смерть пишет так, что иногда его слова кажутся странными — ну а что вы хотели от существа, у которого писательство не является профессией? Лично я списываю странный (кому-то не по вкусу, мне — по душе) стиль Зусака именно на специфичность рассказчика. Зато иногда он говорит с виду простые вещи, которые заставляют мое сердце сделать сальто-мортале.
Нет, ну правда, а что если самые лучшие в мире души действительно встают навстречу, как будто давно его ждали?
И ведь, черт побери, кто еще с такой искренностью признает, что солдаты бегут не в бой, не на врага, не на взятие города — они бегут только на него, они смотрят ему в глаза, и нет в этот момент никаких врагов, есть желание выжить и постоянное ощущение, что он рядом.
Кто сможет без сомнения и колебаний сказать, что он — самый верный слуга фюрера? В это хочется верить — это укрепляет веру в людей.
(К слову, мне искренне жаль, что Зусак не описал встречу Адольфа и Смерти — я почему-то верю, у Зусака это получилось бы.)

И, мне кажется, если уж кто поверил в эту книгу — он не сможет сказать: «Прощай». Он сможет сказать только: «До встречи». Каким бы безумием ни звучала эта фраза.