Рецензии на книги издательства «Санкт-Петербург»

О Блокаде Ленинграда читаю давно. Сказать, что это одна из моих "любимых тем", было бы кощунственно, просто эта тема не отпускает и я раз за разом возвращаюсь к дневникам и воспоминаниям ленинградцев, которые пережили (а многие к сожалению нет) как мне кажется то, что не пережил ни один человек на всем белом свете. И каждый раз создавая свой скудный обзор на эти книги, мне хочется, чтобы вы, читатель, побольше узнали о ленинградцах - блокадниках.
Сегодня мы откроем книгу воспоминаний Василия Васильевича Васильева. Уникальна она в первую очередь тем, что автор записок трудился обычным мастером в одном из цехов Кировского завода, а затем несколько месяцев в лютые морозы близ станции Осиновец разгружал продукты, перевозимые по льду Ладожского озера.
Обратимся к самим воспоминаниям и узнаем, что происходило в первые дни Великой Отечественной на Кировском заводе.

"В первую неделю войны завод был похож на растревоженный улей, производилась срочная светомаскировка цехов. Маляры с ведрами, лестницами красили в синий цвет оконные стекла, белые шары уличных фонарей. Ковались специальные клещи для тушения "зажигалок", устанавливались ящики с песком, бочки с водой, демонстрировались практические приемы гашения "зажигалок".
Не обходилось это занятие и без печальных происшествий. Мне довелось видеть, как в одну из демонстраций гашения горевшей "зажигалки" женщина клещами подняла ее выше положенного, у нее на непокрытой голове вспыхнули волосы."

То есть, ни у кого из руководства нет шапкозакидательских настроений и все активно готовятся к бомбардировкам города и противодействию возможным пожарам.
Почему Васильев не эвакуируется вместе с частью завода на Урал?

"Об отъезде на Урал я как-то не думал, хотя и была возможность уехать вместе с цехом. Для многих тогда был выбор - работать здесь, на заводе, или ехать на Урал. Желание уехать из Ленинграда было у семейных, а я был холост, и без особых колебаний решил не покидать свой дом, свой город, свой завод."

Фашисты постоянно старались уничтожить Кировский завод.

"Первая бомбардировка завода была осуществлена немцами в ночь на 10 сентября, через сутки после налета на Бадаевские продовольственные склады. Это была одна из самых массированных бомбардировок завода за весь период войны и блокады. Тогда на завод было сброшено 627 зажигательных и 14 фугасных авиабомб. Враг, как видно, хотел одним ударом разбомбить и сжечь Кировский завод.
Всего завод бомбили 26 раз".

В сентябре 1941 года стало тревожно, и по словам автора воспоминаний, оставшиеся на Кировском заводе ленинградцы стали готовиться к непосредственному столкновению с нацистами у стен металлургического гиганта. Рассказ об одном из рабочих завода просто завораживает. Все больше и больше убеждаюсь, что с таким великим Советским народом мы все равно при любых условиях победили бы.

"Алексею Макаровичу, как живущему рядом с заводом, было разрешено ночевать у себя дома. Но Алексея Макаровича беспокоила мысль о том, что в случае внезапного прорыва противника он не успеет добежать до завода. И тогда он решил на всякий случай сделать огневую точку у себя в доме. Мать и сестру он отправил к родственникам на Васильевский остров, выпустил из клеток певчих птичек, а декоративных рыбок вместе с водой из аквариума вылил недалеко от дома в заросшее травой болотце. После этого Алексей Макарович принялся за постройку амбразуры. Забил один вход в дом, выпилил в коридорной стене щель, изнутри обложил кирпичом и кусками железа. Для удобства сделал и скамейку против щели. На работе он ничего не говорил, но когда я к нему пришел, показал мне свою огневую точку. С улицы амбразура была почти незаметна, видна была лишь узкая продолговатая щель.
"Подавить такую точку, - говорил Алексей Макарович, - можно только из пушки"."

Затем начался голод.

"Если в сентябре и октябре в заводских столовых по карточкам была чечевица - из нее варили супы, каши, а вместо жира и масла добавляли олифу, в ноябре не стало и ее. В пищу пошли белковые дрожжи, выработанные из целлюлозы. Позже из этого продукта появилось искусственное молоко, из него варили "холодец" и "желе".

Но Кировский завод все равно продолжал функционировать, а ленинградцы продолжали героически трудиться, ибо Ленинградскому фронту нужны были танки и комплектующие к ним.
Зимой 1941-го у Васильева умерла бабушка и он вместе со своей сестрой повез ее тело на санках к Смоленскому кладбищу.

"Здесь предстала мне ужасная картина, и только здесь я смог в полной мере понять и осознать, что происходит в городе. Если до этого мне не раз приходилось видеть, как по улицам города везли замерзшие трупы, беспорядочно набросанные в автомашину, а в ноябре еще и на санках везли их в морг, находившийся на моем пути за деревянным забором, угол проспектов Лермонтовского и Огородникова, или во дворе больницы 25 октября, куда я заглянул в пролом забора и увидел штабеля трупов и, наконец, только что по пути на кладбище нас обошел мужчина, он нес в мешке труп подростка.... но то, что я увидел на кладбище, меня потрясло неизмеримо больше. Передо мной предстали горы трупов, сюда их везли на автомашинах: из моргов, госпиталей, больниц, подобранных во дворах, на улицах. Трупы были завернуты в простыни, одеяла, раздетые и одетые..."

После всего увиденного у Васильева была только одна мечта, скорее попасть на фронт и уничтожать нацистов.

"Все увиденное здесь заполнило душу ненавистью. Хотелось взять в руки оружие и беспощадно уничтожать злобного врага. Это было моей мечтой большую часть блокадного времени. Но уйти с завода было нелегко. Я несколько раз пытался это сделать, но добился ухода в Армию только в июне 1943 года..."

Страшная, голодная зима 1941-1942 гг. Те, кто хоть раз был на Пискаревском кладбище, поймут о чем я говорю.
Могильные холмы и небольшие плиты с датой смерти -1941, 1942.

Холмы, холмы, холмы.
Мастер цеха Васильев с трудом передвигается, один за другим умирают его товарищи. В своих записках он часто упоминает об их трагической гибели. Кого-то разорвало на территории завода при артобстреле, кто-то не дошел до проходной и умер от истощения, кто-то умер в заводском стационаре.

гибель формовщика Логинова

свернуть

Именно из рассказов Васильева я впервые узнал подробности о погрузочных и разгрузочных работах близ станции Осиновец на берегу Ладожского озера. И трудиться в таких условиях было тоже подвигом.

"Показав рукой на станцию, командир роты сказал: "Сейчас автомобильный транспорт с ледовой трассы будет ходить не в Ленинград, как это было раньше, а будет разгружаться сразу же здесь. Наша задача независимо от времени суток и погоды вовремя его разгружать. А когда будут прибывать вагоны - порожняки, надо быстро загружать их для отправки в Ленинград. Привел пример: каждый мешок муки, отправленный в Ленинград, это однодневный паек для тысяч ленинградцев."

"Многие из нас были настолько истощены, что не могли поднять мешок, нередко его тащили вчетвером. Нам, в основном молодым ребятам, неловко было перед опытными грузчиками за свою немощь."

Все операции по разгрузке машин были расписаны буквально по минутам (5-6 минут на машину). Иногда рабочий день длился по 16 часов, но никто из них не роптал и знал, что от их труда зависит жизнь ленинградцев. И быть может, жизнь их родных и близких.

"После 20 апреля трасса несколько раз официально закрывалась, но продукты, жизненно необходимые для ленинградцев, такие как лук, в котором нуждались больные цингой, был еще на восточном берегу. Рейсы снова возобновлялись. В это время у самого берега на льду было столько талой воды, что автомашины не могли выйти на берег.
Грузчики вынуждены были по пояс в ледяной воде грузить автомашины, стоящие поодаль от берега на трассе."

Упоминает Васильев в своих записках и о "крысах", которые пытались обворовать ленинградцев и поживиться за счет их жизней.

"Однажды в закрытой полуторке приехал на эту поляну военный прокурор с двумя автоматчиками, зачитал приговор военного трибунала, вынесенный молодому железнодорожному рабочему за кражу двух килограммов каши-концентрата. Его приговорили к высшей мере наказания - расстрелу. А накануне трибуналом были осуждены двое рабочих. Они вскрыли банку со сгущенным молоком и съели из нее по ложке - их приговорили к восьми годам лишения свободы каждого.
Все были предупреждены: "За каждое похищенные 10 граммов продуктов - 9 грамм свинца". Это было жестоко, но эта жестокость была тогда вполне понятной. Защита Ленинграда требовала от каждого работника трассы трудиться честно и самоотверженно..."

Буквально до слез пробивает история с эвакуацией ленинградцев по Дороге жизни.

"Бросив топоры и пилы, мы начали выгружать вещи, переносить их к месту подхода автомашины. Многие из прибывших были настолько слабы, что сами не могли выйти их вагона.
В один из заходов я взял вещи молодой женщины, которая скорей была похожа на старуху. С ней был малыш лет пяти - шести. Выйдя из вагона на мороз, он заволновался. Я достал кусок сухаря от солдатской дневной пайки, дал ему, он его берет высохшими ручонками, а сам на меня смотрит полными слез черными глазами и говорит: "А ты, дяденька не умрешь?"
"- Не умру, ешь!"

По возвращению в Ленинград Васильев узнает о гибели родственников. Его родная сестра со своей дочкой чудом остаются живы после очередного артобстрела.
Воспоминания Васильева читаются на одном дыхании. Здесь автор рассказывает о том, как буквально рядом с ним не разорвался снаряд. И о том, как одна семья сумела забрать с загородного участка корову и устроить ее во дворе дома. Поверить, конечно, в эту историю трудно, но, быть может, именно ее молоко помогло им выжить в блокаду? Автор записок подробно описывает нюансы работы контролера на Кировском заводе, о браке, о внедрении новых технологий. Естественно в его воспоминаниях есть и канонический случай, очень часто упоминавшийся в дневниках блокадников. Это рассказ о голодном мальчике с безумными глазами, который выхватил в продовольственном магазине хлеб, тут же упал на пол и стал его глотать.
Не знаю, может я переборщил в своей рецензии с цитированием книги, но мне показалось, что это тот случай, когда лучше самому говорить поменьше и дать сказать другому человеку побольше.
Надеюсь, что кого-то из читателей заинтересует данная книга.
Поверьте, друзья, это надо читать.
И эти воспоминания, и тысячи свидетельств мужества остальных ленинградцев - блокадников.

"А ты, дяденька не умрешь?"
"- Не умру, ешь!"

Надеюсь, это пацан выжил.

Единственная существующая на данный момент рецензия на книгу выбила меня из колеи абсолютно)). Почитайте, это интересно, но хочу абсолютно уверенно сказать: ключевые слова в ней - "потратив полдня на просмотр этого чтива". Если просматривать что бы то ни было, особенно с целью найти те самые два слова, которые подтверждают личную теорию, можно забыть, для чего вообще писалась книга. А книга эта - никакой не политический памфлет, и не образчик конспирологического жанра, хотя да - в ней есть вставка про живую и мёртвую воду Брюса ( как идея фикс главного злодея, не более, который вряд ли в здравом уме, как окажется), а обыкновенный, даже я бы сказала, классический детектив с сыщиком и его помощником в главных ролях.

Помощник, как водится в классических детективах, доктор, а сыщик - Арсений Строганов, личность гораздо менее жизненно-убедительная. Он странный человек, с грандиозными провалами в образовании ( опять привет тебе, великий Холмс?), увлекающийся и моментами даже выглядящий не лучше сумасшедшего. Прохожие могут недоуменно обернуться на вызывающе одетого молодого человека, увлечённо жонглирующего собственным зонтом посреди улицы, стрит-рейсеры и бомжи запросто принимают его за своего, он не может думать без музыки, хотя стилистика тяжёлого рока обычно отвлекает людей и т.д. Но он безгранично везучий (наверно, не зря автор наградил его привычкой, вполне цитирующей Фандорина: " это раз..., это два..."), однако удачливость эта подваливает к нему именно из-за нестандартности его мышления.

Само дело, которое расследуют друзья, таково: у крутого бизнесмена пропала дочь Маргарита, которая постоянно проживает в Лондоне, а в Питер приехала для организации выставки, она галерист. Короче, искали все, никто не нашёл: ни девушки, ни трупа. Уже от безнадёги обращаются к совсем мало известным частным детективам. По ходу расследования было найдено: один маньяк, увы, к делу не имеющий отношения, и одно сообщество, исповедующее культ Ктулху и не брезгующее кровавыми ритуалами, но тоже к пропаже девушки непричастное. В окружении богача - один другого подозрительнее, и у двух простых парней не слишком много возможностей их проверять..

Но, как я уже говорила, у Арсения нестандартные идеи... И зря некоторые подозреваемые не принимают его всерьёз.

– Ну посмотрим, посмотрим, – покачал он головой. – Так вот, я не понимаю, что он из себя представляет. Какая он фигура? Офицер? Ладья?
– Боюсь, что он не фигура, – усмехнулся я, – он игрок. Гроссмейстер.

Кто они такие - католические новомученники XX столетия?

Самые разные люди. Священники, епископы, монашествующие, миряне. Люди, которые страдали за Веру в то безбожное время власти и произвола советского союза. Когда разграбляли и сносили храмы, высылали и расстреливали священников и верующих. Страшное время, когда за принадлежность к Церкви, за свою Веру запросто могли лишить свободы и жизни.

Но были люди, которые не боялись. Даже перед лицом опасности они смело свидетельствовали о Вере. Они действительно шли со Христом до конца, не боясь смерти земной, но будучи верными Богу. Священники, которые до последнего опекали свои разрушенные уже приходы и паству, тайно служившие Мессы и подававшие Таинства. Монашествующие, терциарии и миряне, которые несмотря на страх, несли свою Веру и свидетельствовали о ней, собирали у себя дома верующих, хранили церковную утварь и книги. Люди, которые не отреклись от Господа даже под страхом смерти. Они страдали за Веру: их мучили, пытали, сажали в застенки и отправляли в лагеря. Почти никто не возвращался оттуда живым. А те, кто вернулись (например, Антоний Малецкий), уже были настолько слабыми, постаревшими, с начисто подорванным здоровьем, что очень быстро умирали. В основном же, людей расстреливали.

“Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” - так говорил Иисус своим ученикам. Он уже тогда знал, что и им, и множеству других апостолов, в разные века, вплоть до современности, придется быть гонимыми за Имя Его и нести венец мученичества. Это такая сложновоспринимаемая для меня вещь. С одной стороны мученичество - это страшно и горько. С другой же - прекрасно. Ведь это наивысшее проявление жертвы. Христос ведь тоже был мучеником. Самым первым, тем, кто отдал свою жизнь во искупление грехов наших. "Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились" (Ис: 53-5) А эти люди, подобно Иисусу, добровольно шли на свой крест. Не отрекаясь от Бога, но славя Его.

Читаю книгу, меня больше всего восхитила и впечатлила епископа Антония Малецкого, матери Марии-Екатерины Абрикосовой из Третьего Доминиканского ордена и мирянки Камиллы Крушельницкой (над историей последней я плакала не один день). Это какая же сильная должна быть Вера, что за неё идут на крест, не страшась и не отрекаясь, но жертвуя собой...

Католические новомученники (Слуги Божьи):

1. Епископ Антоний Малецкий – умер от болезней после лагерей.
2. Прелат Константин Будкевич – расстрелян
3. Свящ. Франциск Будрис – расстрелян
4. Свящ. Иоанн Тройго — умер в заключении
5. Свящ. Павел Хомич – расстрелян
6. Свящ. Антоний Червинский – расстрелян
7. Свящ (ГКЦ) Епифаний Акулов – расстрелян
8. Свящ (ГКЦ) Потапий Емельянов – умер от болезней после лагерей.
9. Мать Екатерина-Анна Абрикосова (терциарка Доминиканского ордена) - умерла в заключении
10. Сестра Галина Енткевич терциарка Доминиканского ордена) - умерла в ссылке
11. Камилла Крушельницкая (мирянка) - расстреляна

Католические новомученники, пока не вошедшие в процесс беатрификации:
1. Архиепископа Иоанн Цепляк - умер от болезней после заключения
2. Свящ. Антоний Дземешкевич - расстрелян

Вечный покой даруй им, Господи, да сияет им свет вечный!

Благодаря этой пустой книге я выиграл небольшой спор. Буквально на днях мы с товарищем копались в библиотечных стеллажах с новыми поступлениями. Пока мои серые клетки раздумывали о том - осилю ли я трехтомник народника - революционера С.А. Никонова или нет, мой друг взял с полки данную книгу с загадочным названием "Гроссмейстер". Нужно признаться, хоть мой товарищ и материалист, но у него присутствует необъяснимая тяга к конспирологическим и криптоисторическим текстам в духе историка Фурсова. Вот и здесь он углядел таинственную детективную историю происходящую на берегах Невы.
Но, как только я увидел на обложке надпись: "Эта книга - участник литературной премии в области электронных и аудиокниг "Электронная буква - 2019", так сразу же скептически хмыкнул и высказал предположение, что в данной книге присутствует антисоветчина или очередные, тысячу раз опровергнутые, мифы о Ленине и Сталине. Мы тут же ударили по рукам и я, потратив полдня на просмотр этого чтива, убедился, что предположение мое было верно на 100%.
Еще бы я ошибся. Назовите мне хоть один современное российское произведение, претендующее на любую литературную премию, в котором хорошо бы отзывались о Советском Союзе, Ленине или Сталине.
По-моему таких нет.
И не предвидится.
Сюжет Агапова стар как наш мир, а концовка "детектива" банальна и абсурдна. У российского нувориша пропала дочь, крупномасштабные поиски, длинною в месяц, никаких результатов не дали. И тут на сцене появляются российские "Холмс и Ватсон" в лице частного детектива Строганова и доктора Агапова. Естественно, за несколько дней, вдвоем они делают то, чего не смогли сделать сотни сотрудников СБ, полиции и других силовых структур. Дочь нувориша нашлась в обычной больнице, на ее жизнь покушались, она выжила, но потеряла память и провела целый месяц в больнице под другой фамилией. Всю комбинацию с покушением продумал старый знакомый бизнесмена, такой же миллионер, любивший шахматы и выстраивающий такие же сложные комбинации в жизни. Он мстил за то, что нувориш по молодости увел у него девушку.
Честно говоря, более глупой книги я не читал уже несколько лет. Но главный абсурд ждет нас впереди. Этот злодей, шахматист - комбинатор, верил в то, что сподвижник Петра I Яков Брюс, изобрел эликсир бессмертия и спрятал флакон с жидкостью в тайник, сохранившийся до наших дней.
Мало того, за этим эликсиром в 20-е годы гонялись ...... Ленин и Дзержинский. А Сталин и вовсе разобрал Сухареву башню по кирпичам в поисках "живой воды". А затем главный персонаж книги, детектив Строганов и вовсе опираясь на псевдозаключение невролога Бехтерева, выносит Сталину диагноз - паранойя.
Эта байка с диагнозом Бехтерева гуляет в народе с 1927 года. Со времен жесточайшей схватки за будущее развитие Советского Союза между группами Сталина и Троцкого. Как вы, наверное, догадались, слухи эти распускали троцкисты. Бехтерев кстати послал их куда подальше, за что его и отравили. Любознательный читатель более подробно может ознакомиться с этим мифотворчеством в книгах Игорь Пыхалов - Сталин без лжи. Противоядие от либеральной заразы Мартиросян А. Б. - Сталин и репрессии 1920-1930-х годов
Мы же приведем слова внучки Бехтерева академика Натальи Петровны Бехтеревой из газеты "Аргументы и Факты" за 1995 год ("Актуальное интервью. Искусство жить"):

"Кстати, действительно Владимир Михайлович Бехтерев вышел от Сталина и сказал, что тот - параноик, за что вашего деда и отравили?

- Это была тенденция объявить Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе мы бы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был храбрый человек и как погиб, смело выполняя врачебный долг. Какой врачебный долг? Он был прекрасный врач, как он мог выйти от любого больного и сказать, что тот - параноик? Он не мог этого сделать".

Можно только похвалить Бехтереву, за то, что, невзирая на конъюнктуру, она честно призналась, как фабриковалась ложь о Сталине.
Меня часто попрекают знакомые, Серега ну что ты паришься, ведь это очередная художественная книга, ничего не имеющая общего с настоящей историей. Автор так видит и преобразует свой вымысел на бумагу, вот и все.
Так-то оно, конечно, так. Если бы еще большинство читателей согласились с этой аксиомой. Но ведь я читаю рецензии на художественную литературу и за голову хватаюсь. Чуть ли не в каждой второй идут фразы типа: " наконец то я узнала правду о нашей истории", "правда без советских идеологических штампов об истории нашей страны" или самый популярный заход читателей - "эта книга рассказывает нам о трагических страницах нашей истории".
Честное слово, так и хочется выругаться. В тысячный раз пишу об этом, и понять не могу, откуда берется эта иррациональность.
В современной художественной литературе вы лишь узнаете отношение автора к тому или иному периоду нашей истории или отношение автора к какой - либо личности. Все. И вы в силу своей образованности, жизненного опыта и прочитанной горы книг, соглашаетесь с ним или видите в этом человеке пустышку, которая пишет о том, о чем сама понятия не имеет.
Так что, по мере возможности приходится писать рецензии и на такие опусы и в тысячный раз рассказывать об антисоветских мифах.
И я надеюсь, что увидев эту книгу, вы пройдете мимо. А то еще начитаетесь на ночь и увидите во сне, как товарищ Сталин разбирает Кремлевскую стену, а Дзержинский рядом работает отбойным молотком.
Брррр.
Одним словом - кошмар.
Или паранойя...

Вот ещё Иероним Иеронимович Ясинский неоднозначный писатель, с непростой литературной судьбой. Звезда Иеронима Иеронимовича зажглась в семидесятые годы позапрошлого столетия на ниве либеральной беллетристики, но уже в 80-ые сам писатель критиковал свой литературный лагерь и писал уже куда более консервативные произведения. Иероним Иеронимович был неравнодушен к славе и его одиозный роман о критике-народовольце «Иринарх Плутархов» (1886) вызвал шумный скандал в либеральной прессе, который Иероним Иеронимович всячески разогревал, погревая руки в лучах сомнительной славы и переругивания критиков продолжалось несколько лет. В советское время большевики не тронули заслуженного пожилого писателя, который очень хотел быть нужным новой власти и кинулся писать прозу для юношества, но – не тут-то было. Умер писатель в нищете, всеми забытый в 1926 году на 77 году жизни. Наваял Ясинский очень много, но «Иринарх Плутархов» превзошёл все мои самые смелые ожидания.

Первое, что бросилось в глаза – безупречно чистый русский язык, точная метафора, тонкая ирония, мягкий сарказм, корректное использование крылатых выражений и поговорок, точное воссоздание речи каждого изображённого сословия. Это просто очень красивый и гладкий текст, ярко контрастирующий с неровными «Тайнами современного Петербурга» князя Мещерского. По фабуле крайне близок к «Обрыву» и «Обыкновенной истории» Гончарова. Текст абсолютно корректен и я откровенно не понимаю взрыва либерального негодования – на что обижаться?

Фабула. Великий человек (так своего главного персонажа на протяжении всего текста называет автор), критик столичного журнала «Рассудительность», Иринарх Лукич Плутархов приезжает к брату Егору Лукичу в деревню, расположенную в 30 верстах от Киева. Ну и наводит туману вокруг себя, занимается постоянным самовосхвалением, каждое его слово наполнено пафосом и осознанием его (слова) значимости для судеб России и Европы. Пытает своего брата и всех местных аборигенов чтением своих фельетонов. Плутархов на протяжении всего романа не сказал ни одного человеческого слова, даже во внутренней речи. Естественно, великий человек ненавидит своего мировоззренческого оппонента Ореста Ядовиткина и сам журнал «Отзывчивость». У Егора Лукича есть приятных округлых форм служанка Матрёна, с которой братья двусмысленно перемигиваются.

Сюжет. Начиная знакомиться с местным обществом, Иринарх Лукич ухлёстывает сначала за Людмилой, дочерью соседа, полковника Валашева – тихой, молчаливой, себе-на-уме барышне, которая сперва ведётся на авторитет столичного гостя, а после убеждается в его фразёрстве и начинает мягко над ним иронизировать. Затем братья едут в гости в имение Багрельских-Голынцевых, где их встречает радушная хозяйка - Меланья Петровна, выдающийся персонаж – бойкая на язык, явный консерватор, критик ветреной молодёжи, но любящая и заботливая мать и жена, окружающая добротой своих шаловливых взрослых деток и паралитика-мужа. Уж больно Меланья Петровна похожа на «обрывную» Людмилу Марковну и по праву достойно входит в мою галерею любимейших персонажей. Меланья Петровна постоянно грубо одёргивает великого человека и ставит на место, чего он не замечает и не придаёт особого значения.

И вот тут-то и появляется «змея-искусительница» Татьяна, дочь Меланьи Петровны и старого вояки-паралитика. Явно кокетничая с великим человеком, Татьяна его сурово разыгрывает, возьмёт и выкинет финт на лошади, который Плутархов не сможет повторить и его лошадь скинет, а потом позовёт на лодках кататься и скажет: «Вы что же, думаете, у нас и лодки с норовом?», - а потом лодку-то возьми и переверни. А то и вовсе начнёт кокетничать с великим тоже художником Антоном Абрамовичем Чигиринцевым. Отрывается, в общем. Пожив пару месяцев у гостеприимных соседей Плутархов собирается уезжать, но у радушных хозяев наклюкался сидящий на козлах Ефим и тарантас разбился в дребезги. Пьяного Ефима нашли спящим на дороге, полковник Валашев повредил руку, пробила голову и находилась без сознания Людмила, но всех больше «пострадал», разумеется, великий человек. И пока великий человек выздоравливал к нему «гони природу в дверь…» в окошко ныряла по ночам, души в великом не чающая, Матрёна.

Меланья-то Петровна возьми и пристыди Иринарха, тот, пристыжённый, после бессонной ночи, встал в позу – мол, невеста это моя, пусть вся Россия знает, что дворянин Иринарх Плутархов женится по любви на простой русской бабе Матрёне. Расстроенная Татьяна в слезах объяснилась в любви к Плутархову, но великий человек – кремень:

«Он заметил белый очерк маленькой ноги в цветной туфельке на высоком каблуке и вздохнул, подавленный благородством своего характера».

В самом конце книги появляется местный нигилист Петя Крохобор, двадцатичетырёхлетний молодой человек в чёрном пальто с чёрными длинными сальными волосами, с нервным тиком на лице и дефектами дикции, пропагандирующий образ свободомыслящих французских женщин среди деревенских баб и зачем-то ловящий и поедающий мух (это явный перебор, но образ занятный). И этот нигилист Петя поёт дифирамбы великому человеку и его великой жертве, чем сильно льстит Иринарху. И переехав в Санкт-Петербург и в минуты слабости, рисующий себе возможное счастье с умной образованной Татьяной, Иринарх Лукич с теплом вспоминает проявление уважения всей передовой молодёжи в лице Пети Крохобора – ему, скромному критику журнала «Рассудительность»:

«Малым довольствуются великие люди…»

Шикарный камерный роман, с небольшим количеством персонажей. Роман совсем небольшой и мне не хватило, например, описания малороссийской природы. Это прекрасная, безупречная проза, доставившая настоящий читательский катарсис. Тонкая ирония, остроумие автора не отпускают на протяжении всего текста, чего стоит, например, фельетон великого нашего критика на найденный в местной периодике «шедевр» «Во облацех». Единственное в чём «перебдел» автор – Ясинский поместил в текст романа опровержение и явный глумёж Ореста Ядовиткина в «Отзывчивости», читатель и сам бы всё прекрасно домыслил, уж больно слабое получилось опровержение. Повторюсь, это – единственный недостаток книги. Уникальный текст, яркая, не напрямую антинигилистическая проза. Браво, автор!

Антинигилистическая проза №13

Как причудлива и удивительна порою наша жизнь, связывая прошлое и настоящее людьми, событиями, вещами...Связывая воедино таким непостижимым и непредсказуемым образом, что все происходящее кажется слегка нереальным и выдуманным, будто даже специально кем-то подстроенным, но нет, то именно жизнь, в которой, как мы знаем, совпадений не бывает...

Ведь кто мог даже предположить, что господин Сван из первой части книги, тот "мучитель" (в переносном смысле, разумеется), тот надоедливый гость, из-за которого мама не поднимается наверх в детскую спаленку, чтобы пожелать спокойной ночи своему малышу, станет когда-нибудь отцом твоей будущей возлюбленной и относиться к нему ты будешь совсем, совсем иначе!...

Книга состоит из трех частей, но я бы разделила вторую часть романа еще на две части: любовь счастливая и любовь мучительная, полная страданий, ревности, подозрений, проклятий, упреков. Эти-то части и составляют ядро настоящей книги (они мне, кстати, понравились и запомнились больше всего, в остальных частях книги слишком мало динамики, те больше для созерцания и неспешного размышления), ведь речь в них пойдет о любви-влечении-страсти - странных отношениях между Шарлем Сваном и его возлюбленной - Одеттой де Кресси, женщиной сомнительного происхождения и не менее сомнительного настоящего (Шарлю даже посылают недвусмысленные анонимки насчет нее и ее "добродетелей").

Эти главы книги вскрывают всю правду о непостоянстве некоторых характеров и о странных чувствах любви: Одетта обожает Свана, всегда свободна для встреч, - он обвиняет ее в низком умственном развитии, смеется над ее низким культурным уровнем и проч., стоит ей на минутку стать более недоступной. отказаться от встреч, начать общаться с другими мужчинами, которые, напротив, находят ее весьма и весьма обворожительной и обольстительной. как в Шарле просыпается дикая ревность (и любовь, по всей видимости), желание обладать не только ее телом, но и ее душой, ее мыслями, для него она вновь самая желанная, безукоризненная женщина на земле. Стоит ей признаться в своей любви к нему - его любовь тухнет и сдувается. Для него вообще любовь связана с непрекращающимися страданиями: их нет - нет и соответственно самой любви. Заканчивается глава весьма донельзя горькими словами, в которых слышится неприкрытое разочарование, мол, и на эту женщину я потратил лучшие годы своей жизни! женщину, которую я даже не любил! женщину, которая меня не достойна!

И что вы думаете, чем это все закончилось? Не буду спойлерить, но намекну отчасти: вся книга о мужском непостоянстве)

Поэтому третья часть книги для меня была еще более удивительной: Как же так, Шарль?

Третья часть, к слову, чуть скрашивается романтичным описанием первой любви - нашего главного героя, того, кого мама обычно целовала перед сном, к дочери того непостоянного господина Свана, тщеславного и чуточку сноба, который мог в пылу ссоры упрекнуть очаровательную и милую женщину - нет, не в ее развратности, а в дурновкусии: она, видите ли, не разбиралась ни в музыке, ни в живописи, ни в литературе. Странная это была какая-то любовь: вот разве будешь выискивать у любимого человека недостатки? А то было каким-то извращенным его наслаждением. Он вообще наслаждался по жизни странными вещами: мог пригласить неграмотную горничную в оперу и потом со знанием знатока расспрашивать ее о том, как ей понравилось услышанное и увиденное. По-настоящему образованный, культурный и интеллигентный человек, на мой взгляд, вряд ли будет кичиться своей образованностью и уж тем более ставить девушке в вину, что она чего-то там не знает.

Наглядно в романе показано и лицемерие светского общества: приторные улыбки и злобное осуждение (и обсуждение) друг друга за спиной. Вот в это-то обществ и стремится всеми силами попасть наш Сван, в этом-то обществе он и встретил когда-то Одетту: на счастье ли, на беду - кто знает...

Дивно написанный роман, в котором пробираешься словно по тропкам в лесу, Булонском лесу - Саду Женщин, как его любовно называет наш главный герой, мальчик, влюбленный в Жильберту Сван...Ах, эти метафоры, эпитеты, неожиданные сравнения и обороты речи - хотите привнести в свою жизнь чуточку красоты, обязательно обратите внимание на этот роман, одни описания церквей чего стоят! Вначале может показаться скучновато, зато потом, когда начнутся перипетии любовных переживаний Свана, будет не оторваться: сжигающая дотла ревность, доходящая чуть ли не до самоуничижения...

5/5, красивых книг много не бывает, мудрых книг и того меньше, а сочетание того и другого в одном произведении - и вовсе жемчужина...

Отличная книга, я считаю, подойдёт как детям, так и взрослым, которые любят сказки. Я вот, например, люблю, читала, особенно в детстве, много, и часто бывает так, что сказки однотипные. Героев чуть иначе зовут, но суть одна. Так вот - в этой книге все сказки разные! Некоторые - волшебные, сказки без всякой морали. Другие, наоборот, поучительные. В общем, на любой вкус.
Очень понравилась сказка про злую судьбу:

Судьба, конечно, особа важная. Да ведь и человек не флюгер, чтобы вертеться, куда ветер подует.

Я думаю, об этом стоит знать и помнить не только детям, но и взрослым. Конечно, в данной сказке девушка со злой судьбой не то, чтобы боролась сама, скорее, действовала по чужой подсказке, но всё равно хорошо сказано же!
Про шута Гонеллу прекрасная сказка, отлично подходит для взрослых. Люди действительно обожают давать советы, в чём смыслят и нет, и часто даже непрошенные.
Понравилась сказка-легенда о сокровище Кьяпаццы. Люблю сказки о волшебных сокровищах, но их обычно сторожат злые духи, но в этот раз всё оказалось не так, и сторожем был добрый старикан.
Но, в целом, все сказки хорошие.

Орсонос пропел свою песнь. Вообще, читая такие произведения, необходимо быть готовым. К чему? К правде. Перефразируя один известный фильм, выбрать цвет таблетки нужно до прочтения.
Орсонос даёт повод для гордости (не той, что задирает нос) тем, кто называет себя славянином или их потомком. И это не та гордость, о которой говорил М.Задорнов со сцены, хотя двигался в истории Руси в нужном направлении. Это гораздо шире и добрее.
Николай Николаевич Миклу́хо-Макла́й в обывательском представлении ассоциируется с путешествиями (что-то там с Азией, да?). Автор же разворачивает перед нами совершенно иной масштаб личности, пример которого мне трудно привести здесь.
Книга, безусловно, не является рассказом о жизни Миклухо-Маклая. Это только один из аспектов повествования и способ подачи информации. Она об окружающем нас мире и нашем месте в нём.
Очень хорошо показаны способы подачи информации, искажающие произошедшие когда-то события с точностью до наоборот.
Повествование можно сравнить с иглоукалыванием – точечные воздействия, приводящие к мощному целебному эффекту. Есть ощущение недосказанности. Почему он не написал больше? Потому что издание книги даже в этом объёме – удивительно. Автору удалось пройти по грани: зная правду, сообщить только то, что можно подтвердить другими источниками.
Безусловно, по нынешним меркам её причислят к книгам, раздувающим межнациональную вражду. Каждый, кто её прочтёт – поймёт, о чём я пишу. И пусть это клише, но не делайте далеко идущих выводов из чужих отзывов об этой книге (мой – не исключение).

Не ясно, как эта книга попала на полки моей небольшой домашней библиотеки. Точнее, ясно то, что она переехала от бабушки, но как она оказалась у неё совсем уж непонятно.
Неизвестное произведение неизвестного автора из закромов XIX века... Почему-то мне казалось, что интересной эта книга не будет ни за что, и взялась я за неё лишь по случайности, но я в очередной раз убедилась в том, что не стоит доверять таким предчувствиям.

Повествование завязано на небольшом отрывке царствования Екатерины II, а точнее крутится вокруг князя Потёмкина, который и становится главным героем. Но эта небольшая история не только о грандиозных событиях, происходящих в судьбе России. Точнее, она лишь вскользь описывает начинающееся угасание князя, заключение мира с султаном Селимом, положение вельмож при дворе... Большая часть истории, скорее, комедия. Потёмкин, который, по ошибке, представил царице вместо французского маркиза-музыканта польского еврея, решает отомстить завистникам за шутки за его спиной и затевает ответный и очень занимательный маскарад. И вот в произведении Салиаса возникает гендерная интрига.

Отлично описана жизнь того времени, причём, как высшего сословия, так и мелкопоместного дворянства, хоть и мельком; она как бы вплетена между строк и реплик персонажей.

Повествование на удивление динамичное для русского писателя этого времени. Нет пространных лирических отступлений - в повести всего 150 страниц, но за это время успевает произойти множество событий.

На самом деле, я удивлена тем, что это произведение автора да и сам он так непопулярны - с радостью заменила бы парочку произведений из школьной программы "Миллионом", не раздумывая долго.

Приятным плюсом повести является цельность повествования. Не вырывается какая-то из сторон жизни, какие-то из черт или свершений князя, вся она описывается целиком, какая есть, как будто бы короткая плёнка в прямом эфире.