Избранное (сборник)

Мастерская чернуха, или как говорят умные люди - гротеск. Описания порой настолько мерзкие, что у некоторых граждан невольно вызовут желание написать донос и обвинить автора в русофобии или советофобии.

Несмотря на то, что чернуха редко вызывает у меня отклик, эта книга мне понравилась. В отличие от "Кенгуру" автор в этой повести смог удержать градус моего читательского удовольствия от первой страницы до последней. Возможно из-за гораздо меньшего объёма. Возможно. Но многие не смогли бы и так.

По сюжету мы попадаем в небольшой провинциальный городок, в котором жизнь настолько убога и омерзительна, что хочется кричать от бессилия. Люди тонут в нищете и алкоголе, рожают каких-то выродков уже и в целом превратились в своего рода биомассу. Параллельно с этим они гордятся тем, что под их…

Повесть любопытная. Написана очень гармонично, неким потоком, мелодией, попадая в которую, ты, подхваченный, уносишься в глубины истории, а точнее исповеди главного героя, являющегося по совместительству вором, щипачём и любителем лёгких денег. И из этого потока выходить я вам совершенно не советую, глотайте страницу за страницей, пока не доберётесь до конца, и не узнаете чем же закончит своё повествование Николай Николаевич.

Вы мысленно окажетесь на пьянке и будете слушать своего рода трёп, болтовню о каких-то закулисных испытаниях, преследовании, подполье... о чём это он вообще? перепил? может его и в космос заместо Гагарина отправить собирались? Рассказывай, рассказывай... ага, генетики, лаборатория, внимательно слушаю.

И весь этот рассказ со смачным матерком, жаргоном и блатотой...…

Эта книга идеальна для сегодняшних сюрреалистичных дней. Его прямой, как детородный орган Николая Николаевича, сюжет бьёт с размаху по уставшим мозговым полушариям читателя. И это, черт возьми, освежающе.

Николай Николаевич - вор. Вор далеко не голубых кровей и без амбиций, так что зарабатывать на еду у него получается только в автобусах, да и там, где само в руки напрашивается. Он ни о чем не мечтает, живет настоящим, он разговаривает исключительно благим матом, и все окружающие его люди с благоговением подхватывают эту бранную манеру.

И тут для Николая Николаевича находится по знакомству работа, которую кроме как важной для всего советского человечества не назвать: лежать, гладить своего, прости господи, змея, да делиться своей "молофейкой" с рядом бдящими учеными, дабы те изучали…

Никогда особо не интересовалась своей родословной,  думала, зачем интересоваться, точно графов и князей в роду не было. Что-то все равно слышала и знаю. Заметила несколько странноватых вещей, и это не только у меня, а у многих других людей тоже. Начинаются обычно все родословные где-то в середине XIX века: жила была какая-то несколько раз прабабушка, пусть будет Лукерья Михайловна Никифорова, предположительно 1856 года рождения. Почему предположительно, а потому якобы, что записывали все в церковные метрики, что-то писали, а что-то и вовсе нет. И прапрадед был, Пётр Григорьевич Рычагов, чем занимался неясно, крестьянин. Детей было много, человек 15, все рождались якобы весной и летом, а в покос умирали от поноса, потому что следить было некому, все сено заготавливали. Но человека три…

Негатив на негативе. Ненависть и только ненависть, всё в чёрных красках. Книга изобилует различными матерными шуточками и прибаутками. Для любителей такого рода может зайти на всех порах. Но для чего писать такое? Хорошо, допустим автор – творец он пишет о чём захочет. Но зачем такое печатать?

Странное впечатление производит этот роман. Режим препарируется автором из американского далека через героя, который является винтиком карательной машины этого самого режима и, к тому же, обременен весьма специфической травмой. Очень навязчиво проводится аллюзия к «Бесам» Достоевского, от автора. И столь же навязчиво аллюзия к «Графу Монте-Кристо» — уже от героя. «Бесы» в романе пожалуй что и есть, совсем уже распоясавшиеся, так что человеческий облик почти соскальзывает. С «Графом...» герой себе польстил, точнее в самообман ввергся. «Граф...» ведь чем хорош: прибыл, отомстил и удалился в свое иноземное сказочное далеко с новой любовью, увязать в руинах прошлого ему не пришлось. Герой же увяз полностью, прекрасного далека у него не было, и новой любви тоже.

Читая такие книги, трудно…

Это должно быть… смешно?! Какой ужас!

Андеграунд? Альтернативное творчество? Веянья времени? Камеди-клаб СССР?

Это отвратительно. Рассказ читается реально с чувством брезгливости и соответствующим выражением на лице. Взят мною из списка «Лучшие произведения мировой литературы», между прочим! Типа очень смело для СССР?

Мать моя женщина. Как страшно жить.

[несколько лет тому записанные впечатления от книги, перенесенные из контакта, чтоб не потерялись. ничего не устарело, до сих пор согласен сам с собой по каждому пункту]

1) ощутимо меньше мата. это не похвала и не упрек. это констатация факта. Юзу просто не нужно притворяться ни уркой, как в "Кенгуру" или "Николае Николаевиче", ни пролетарием, как в "Маскировке". здесь он говорит от имени совсем других людей, целого хора, пересказанного одним голосом, в котором так часто угадывается сам Юз. и главное достоинство этого голоса (а значит, и письма Алешковского) - естественность и полнокровность, полное и умелое использование мощностей неподцензурного, действительного живого и могучего русского языка.

2) и потому эта книга все такая же, как и остальная его проза - полностью неподцензурная, не…

Юз Алешковский. Тот самый Юз, который подарил мне любимую книжку детства ''Кыш и Двапортфеля'', тот самый Юз – автор песни ''Товарищ Сталин, вы большой ученый'', которую исполнял Высоцкий, тот самый Юз – матерщинник и пересмешник, тот самый Юз, которым очень восхищался Бродский. В этом романе он смог удивить меня, удивить до такой степени, что я прочитала книгу дважды, два раза подряд и при этом, перечитывая некоторые страницы ещё несколько раз. Во-первых, это искренность, открытость – пересмешник Юз с распахнутой душой и открытым забралом в этой исповеди, в ненависти ко всему советскому – строю, чиновникам, тюрьме без решеток, людям, потерявшим Душу. Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное для меня – глубочайшая религиозность текста, которая отвечает на вопросы на которые многие не…