Цитаты из книги Степные боги. Разгуляевка (сборник)

Кстати, насчёт "кантуюсь"... Мне в госпитале один политрук сказал, тоже контуженый, что в Кёнигсберге немецкий философ похоронен, по фамилии Кант... В честь него, наверное, кант у фуражки называется... Так вот этот самый философ говорил, что счастливым стать очень легко... Надо только хотеть поменьше.

Петька посмотрел на эту Валеркину руку и вдруг почему-то подумал, что никогда не видел умерших птиц. Убитых видел сколько угодно, а вот чтобы они умирали как люди – от старости там, или от болезни, – такого он не встречал. Потому что если бы они померли сами, то должны были где-нибудь валяться. С неба, кроме как на землю,…

Воистину карма способна принять самые неожиданные очертания. Для христиан из крепости Симабара она обернулась кипящими источниками и крестами, а для этого сироты – запахом высохшей тины и гулким эхом под сводами моста, похожего на очки.

Когда соседка с мальчиком на руках ушла, все, кто был в доме, собрались на прощальный пир. Ужинали недолго и в полном молчании. Затем старики и женщины покончили с собой, а детей зарезали те, кто оставался сражаться. Тела закопали в огромной яме позади дома. Под утро начался штурм.

А русского человека так просто голыми руками не возьмёшь. Это немца можно, румынца там какого-нибудь, а русский человек – его много. Он ведь почему буйный? Да потому, что он в себя целиком не помещается. Немец – тот не только в себя уместится, там ещё человек пять войдет. А русскому в себе тесно, вот и рвётся наружу.…

... он редко задумывался о том, что куда пропадает. Его больше волновало, что откуда берется. Дождь — из неба, спирт — из Китая, солдаты — с войны, дети — из пуза. В своем собственном появлении на свет он тоже не видел ничего исключительного. Все из пуза, значит, и он. Тут все было понятно. Неясным оставалось только одно…

Семья Хиротаро в числе еще сорока тысяч человек сгорела в первые же секунды после взрыва. Они испарились как случайные капли на раскаленной сковороде. Сидя в своем бараке для военнопленных и записывая историю своей семьи в клеенчатую тетрадь, Миянага Хиротаро долгое время был уверен, что пишет послания из мира мертвых в…

– Я не могу, – покачал головой Хиротаро. – Я уценый. – Ну и что с того, что ученый? Тебя молиться, что ли, не научили? Пошли, я тебе зеркальце подержу. Петька снова потянул его за руку, но тут же остановился. – Нет, стой! К бабке Дарье сначала зайдем. У меня там бог лежит ваш. Такой, знаешь, с руками. Возьмем – вдруг…

– Какие тут доктора, ети их… Ему хороший бурятский шаман нужен. Бесы в ем злые. Тайлаган собрать надо, лошадь на костре пожарить – глядишь, и оклемается паренек. Плохое тут место. Ой, нечистое… Даром, что ли, буряты по всей Разгуляевке своих зеркал понавешали?

– Здесь спирт, дяденьки! Много спирта! (...) – Говорила мне мама: «Верь, Вовчик, в чудеса», – мечтательно протянул Петькин матрос с усиками. – А я не верил.