десять историй, которые позиционируются как сказки, к сказкам в полном смысле этого слова имеют несколько отдаленное отношение. «кровавая комната» имеет подоплекой синюю бороду, «женитьба мистера лайона» как и «невеста тигра» напоминают историю о красавице и чудовище, в той самой мере, насколько она родственна сказке об аленьком цветочке, «кот в сапогах» в реляциях не нуждается, «лесной царь» – весьма оригинальная реляция к стихотворению гете, «снегурочка» – nomen est omen, как говорится, «хозяйка дома любви» – помесь историй о графе дракуле и графине батори, «оборотень» и «волчье братство» – две апелляции к искомой красной шапочке, а последняя история «волчица алиса» удивительным образом близки к истории каспара хаузера.
а больше всего анджела картер напоминает сама себя – сборник «locus solus» в ознаменование вечной памяти раймона русселя презентовал неколько лет назад нашему неискушенному читателю ее рассказ «хозяин», в котором эта английская делезианка (не путать с вагнериткой) представила номадический фантазм «1000 плато» - становление-зверем, облеченное в язык. человек-волк и девочка-крыса, известные не в последнюю очередь благодаря дедушке фрейду расцветают буйным цветом как на страницах «хозяина», так и в «кровавой комнате».
пробуждение чувственности, разврата и пред-ощущение собственной способности ко злу в первой истории, соединенное со звериным обликом героя, родственного не только фауне, но и флоре в виде умирающих лилий. колебание между зверем-человеком и человеком-зверем во втором рассказе, зверь, превращающий человека в зверя в третьем; зверь, целиком и полностью перенимающий на себя словесность и, соответственно, естество человека в четвертом. зверь, пробуждаемый человеком к человеку в пятом – посредством смерти зверочеловека; звериное нутро, скрывающееся в человеческом теле – шестой рассказ. борьба зверя, растения и человека в недо- или (как посмотреть) слишком-человеке в седьмом рассказе, насмешка над человеком посредством зверя в восьмом и девятом. и, как зеркало, человек и его тень, двойничество и неразделимоть человечного и звериного в десятой истории.
роскошный, барочный, избыточный стиль и язык словно созданы для перевода, сочные фразы, неожиданные повороты (бабушка-оборотень в красной шапочке), прекрасное метафорическое пространство страдания, томления, обреченности, жестокости и неотвратимости, щемящая человечность, такая хрупкая и прерывистая, подсознание, «ид» такое могущественное и вырывающееся из под контроля, сумеречные видения, полутемные краски – праздник и пиршество слова, создающего картины, которые визуальный образ неспособен передать. сложно определить апогей сборника, он как будто состоит из синусоид, рассказы картинами и ассоциациями накладываются друг на друга, упреждают один другой.
