«Ее тело – совершенство»: Элисон Бекдел о любовных письмах Вирджинии Вулф и Виты Сэквилл-Уэст

Когда я была студенткой и только начинала жизнь открытой лесбиянки, я прокралась в тускло освещенное, необыкновенное место, в котором, я знала, найду других людей, таких же, как я — к стеллажам библиотеки. Вита Сэквилл-Уэст была не первым «собеседником», с которым я там столкнулась, но она, безусловно, произвела на меня самое неизгладимое впечатление.

Я встретила ее в «Семейном портрете» (Portrait of a Marriage: Vita Sackville-West and Harold Nicolson), книге ее сына Найджела Николсона 1973 года о прочных и открытых отношениях его родителей. Я узнала, что и у Виты, и у ее мужа, дипломата Гарольда Николсона, были многочисленные романы, в основном с людьми своего пола, при этом они оставались преданными друг другу, своим детям и своему знаменитому саду. Книга также содержит собственный рассказ Виты о ее навязчивой любви к Вайолет Кеппел в первые дни брака с Гарольдом. Я была заворожена образом Виты в Париже, когда она проходила мимо в образе мужчины, обмотав голову повязкой цвета хаки — не такое уж необычное зрелище в самом конце Первой мировой войны — и прогуливалась по улицам со своей возлюбленной. Кем была эта женщина?

В конце книги автор кратко рассказывает о романе своей матери с Вирджинией Вулф. К тому времени я еще не была знакома с ее работами, но у многих моих друзей на стенах висели ее открытки — неземной портрет Бересфорда, сделанный, когда ей было двадцать. Ее хрупкая красота соответствовала представлению о трагической и обреченной феминистской героине, которая гармонировала с тем временем: она была гением; над ней надругался ее сводный брат; она боролась с психическим заболеванием; и в конце концов, написав несколько величайших романов XX века, она утопилась. В некоторых кругах, что более сомнительно, о ней говорили, что она лесбиянка — смелое заявление в то время.

Лесбиянка или нет, но она была необыкновенным человеком. Меня тронуло, что в детстве Найджела Николсона и его брата инстинктивно тянуло к Вирджинии. «Мы знали, что она заметит нас, что наступит момент, когда она перестанет обращать внимание на мою мать (“Вита, уходи! Разве ты не видишь, что я разговариваю с Беном и Найджелом”)». В «Семейном портрете» я кое-что узнала о том, как Вита и Гарольд пережили отношения Виты с Вирджинией, но я поняла, что жажду узнать больше о том, что произошло между этими двумя храбрыми женщинами. Мне были нужны подробности.

Мое желание исполнилось несколько лет спустя, когда вышло издание писем Виты к Вирджинии. К тому моменту я уже прочла несколько книг Вирджинии, так что было тем более приятно наблюдать, как две писательницы прокладывают путь к глубокой близости — той близости, которую я надеялась однажды обрести с кем-то. Их страсть друг к другу была связана для меня с новой почвой, которую они закладывали для всех женщин: Вирджиния в своих работах и Вита в мире. Мне тогда было за двадцать, и, несмотря на то, как ярко эта история любви оживала на страницах, мне казалось, что это произошло довольно давно, в далеком прошлом.

В зрелом возрасте я снова перечитала их письма. Если бы у меня и были какие-то сомнения в их актуальности, то они рассеялись бы в тот трудный период моей личной жизни, когда я обнаружила, что цитирую отрывки слов двух разных женщин. На этот раз, однако, больше всего меня поразило то, как Вита и Вирджиния жонглировали всеми элементами своей фантастически насыщенной жизни — требованиями общественности, творческим трудом, семейными и социальными обязательствами, другими отношениями, в том числе с мужьями — сохраняя при этом свою собственную близкую связь.

Теперь, в возрасте 60 лет, на год старше, чем Вирджиния была на момент своей смерти, и на 10 лет младше, чем Вита, когда она умерла от рака, меня поражает еще одна особенность их писем: упрямая стойкость этих женщин, когда они продолжали свой путь перед лицом потерь, болезней, разочарований и перемен. После периода отдаления друг от друга они снова сближаются по мере того, как фашизм распространяется по всей Европе, а угроза их личной и интеллектуальной свободе становится все ближе и ближе. Прошло уже почти сто лет с тех пор, как Вирджиния и Вита полюбили друг друга, и, как ни странно, сейчас это время кажется мне гораздо ближе, чем тогда, когда я была моложе. Возможно, такова перспектива возраста, возможно, это потому, что мир, кажется, снова приближается к переломному моменту. Но это также дань уважения тому, как бесстрашно Вита и Вирджиния отбросили старые формы и традиции отношений, чтобы создать нечто новое.

Издание писем, которое я читала в юности, состояло в основном из писем Виты к Вирджинии, но включало некоторые выдержки из писем Вирджинии к Вите. Новый сборник их переписки, хотя и не полный, фокусируется на более приятном обмене письмами между ними. А еще лучше — дневниковые записи обеих женщин, а также письма Виты к Гарольду. Такой взгляд под разными углами дает более полную картину отношений и придает импульс повествованию, которое захватывает, как хорошо продуманный роман.

Если бы переписка между Витой и Вирджинией была романом, ее критиковали бы за слишком очевидные имена главных героинь. Одна наполняется жизненной силой, путешествуя через полмира и обратно, другая живет в основном в диких пределах своего собственного воображения. Брак Вирджинии с ее мужем Леонардом был целомудренным, несмотря на ее смелую попытку «слияния» в самом начале. («Что, — передает Вита Гарольду, — стало ужасной неудачей и было оставлено довольно скоро».) Но у Вирджинии и Леонарда была своя собственная близость. Он был ее первым читателем и ухаживал за ней, когда она теряла сознание. У них не было детей, но благодаря их совместному предприятию, издательству «Хогарт Пресс», в мире появилось множество важных книг.

Когда Вита и Вирджиния встретились в конце 1922 года, Вите было 30 лет, и она уже была известной писательницей. Вирджинии было 40 лет, и она только начинала получать признание за свои романы и эссе. Вита была аристократкой и светской львицей, Вирджиния – жалкой обитательницей Блумсбери, этого логова социалистов, гомосексуалистов, художников и отказников от военной службы. Сейчас Вита, конечно, больше известна благодаря своим любовникам и саду, чем своим книгам, а вот Вирджиния стала литературным каноном. Но в то время Вирджиния была в восторге, узнав, что Вита вообще слышала о ней. По мере того, как две женщины переходят от «миссис Николсон» и «миссис Вулф» к «милой» и «дражайшей», а затем к целому зверинцу прозвищ и образов, разворачивается один из величайших в литературных кругах любовных романов.

Хотя в их ранних письмах уже были заметны искры флирта, потребовалось некоторое время, чтобы они разгорелись в пламя. Вскоре после их знакомства Вита оказалась вовлечена в роман с мужчиной — необычная для нее перемена темпа. И Вирджиния опасалась этой «сапфистки», которая «видимо, проявила интерес ко мне, хоть я и стара». Но как только Вирджиния приглашает Виту представить свой роман в издательство «Хогарт Пресс», а Вита посвящает ей «Соблазнителей Эквадора» ( Seducers in Ecuador ), темп взаимного обольщения набирает обороты. В 1925 году Вирджиния изнемогает от усталости после написания «Обычного читателя» ( The Common Reader ) и Миссис Дэллоуэй — книг, которые ослепили Виту и усилили мистику, которую она видела в Вирджинии. Но только когда Вирджиния узнает, что Вита на несколько месяцев уезжает к Гарольду в Тегеран, перспектива ее отсутствия, кажется, приводит в ужас их обеих.

Письма, которыми они обмениваются, когда Вита уезжает в путешествие — шедевры тоски. Например, письма из поезда и короткое письмо от Вирджинии, в котором говорится только: «Да, да, да, ты мне нравишься. Я боюсь написать более сильное слово». Вита подсчитывает секунды, пока они не увидят друг друга (480 000). Эти письма настолько опьяняют, что, когда Вита наконец возвращается в Англию, у читателя возникает некоторое разочарование. Но, конечно, такова природа эпистолярного повествования. То, чего читатель больше всего хочет — чтобы главные герои наконец-то сошлись — это то, чего читатель никогда не получит. На этом все и заканчивается.

С самого начала у каждой женщины есть полная ясность относительно того, чего она желает в другой. Вирджиния любит тело Виты, а Вита любит ум Вирджинии. Вирджиния пишет в своем дневнике: «Она похожа на оленя или на скаковую лошадь … и не обладает очень острым умом. Но ее тело — совершенство». Под «телом» Вирджиния подразумевает не только само тело Виты, но, как она выразится позже, «ее способность выступать в любой компании, представлять свою страну, посещать Чатсворт, обходиться с серебром, слугами, домашними собаками; ее материнство (но она немного холодна и бесцеремонна со своими мальчиками), одним словом, ее жизнь настоящей женщины (кем я никогда не была)».

Вита записывает свое первое впечатление о Вирджинии в письме к Гарольду. «Сначала тебе кажется, будто она некрасива; потом некая духовная красота завораживает тебя…» Вита будет прилагать большие усилия, чтобы убедить Гарольда, что ее любовь к Вирджинии — это «что-то умственное, духовное, если угодно, интеллектуальное …" Она с восторгом сообщает ему, что разговор с Вирджинией заставил ее почувствовать, «как будто краешек моего разума был прижат к точильному камню». В то время как Вирджиния записывает несколько частных наблюдений о творчестве Виты в своем дневнике, у Виты нет ничего, кроме восхищения работой Вирджинии, и одна из ее наиболее похвальных черт — способность ценить превосходный талант Вирджинии без зависти. На самом деле она посвятила бы себя вместе с Леонардом защите этого таланта и заботе о нем. Она пишет Гарольду, что Вирджиния «внушает чувство нежности, которое, я полагаю, происходит из-за забавного сочетания в ней твердости и мягкости — твердости ее ума и ее страха снова сойти с ума».

Именно эта динамика нежности и потребности в заботе является истинной сутью связи Виты и Вирджинии. Когда они приближаются к точке, где их отношения становятся физическими, Вирджиния описывает в своем дневнике, как Вита «так щедро одаривает меня материнской заботой, которая, по какой-то причине, является тем, чего я всегда больше всего желала от людей». Настоящая мать Вирджинии, как известно, отсутствовала в ее детстве, даже до того, как умерла, когда Вирджинии было 13 лет. Самовлюбленная мать Виты, грозное присутствие которой мы чувствуем в письмах, возможно, имеет какое-то отношение к тому, как Вита выражает свою заботу, чтобы не подпускать людей слишком близко. Обе женщины на самом деле умеют мастерски точно определять именно то расстояние, которое необходимо. Когда Вита делает небрежное замечание о том, что Вирджиния использует людей для копирования в произведениях, Вирджиния возмущена до предела, и только после нескольких писем Вите удается снова успокоить ее. Тем не менее, использование Виты для копирования ее жизни в своей работе — это именно то, что Вирджиния продолжит делать самым вопиющим и фантастическим способом, который только можно себе представить.

«... биография, начинающаяся с 1500 года и продолжающаяся до наших дней, называется Орландо : это Вита, лишь с небольшим изменением — от одного пола к другому. Я думаю, ради удовольствия, я позволю себе написать его за неделю». Хотя Вирджиния начала писать «Орландо» под действием пронзительного, почти автоматического порыва осенью 1927 года, после того как Вита связалась с другой женщиной, идея книги, похоже, начала вынашиваться в тот момент, когда они встретились пять лет тому назад. Очарованная аристократическим происхождением Виты, Вирджиния попросила у нее экземпляр истории ее родового поместья «Ноул и Сэквиллы» (Ноул — дворянская усадьба в парке площадью 4 кв. км, расположенном близ Севенокса на западе графства Кент; дворец в Ноуле был построен в 1456-1485 гг — прим. пер.). Несколько недель спустя, после того как Вита и Гарольд впервые пообедали с Вирджинией и Леонардом, богемная Вирджиния пишет в своем дневнике: «Я сноб, но я прослеживаю ее страсти пятьсот лет назад, и они становятся для меня романтичными, как старое желтое вино». К тому времени, когда Вирджиния посетила Ноул в 1924 году, Орландо был еще в зародыше. «Вы блуждаете милями галерей, проходите мимо бесконечных сокровищ — здесь стулья, на которых мог сидеть Шекспир, гобелены, картины, полы из половинок дубов…»

Фантасмагорический портрет Орландо, легкая прогулка по английской истории и литературе в форме вымышленной, но правдивой биографии героя, который не фиксируется ни временем, ни полом, не поддавался классификации. К тому времени это был бестселлер Вирджинии, без сомнения, отчасти благодаря фактору сплетен — Вирджиния посвятила роман Вите и даже включила ее фотографии, так что не было никакого секрета в том, чья жизнь была взята за основу. Но также потому, что это было так приятно, так по-другому, так ново. Трудно понять, как Вирджиния могла так свободно играть с сексуальной идентичностью в ту гораздо более консервативную эпоху, но она играла, прокладывая свой путь в будущее. Плавное превращение Орландо из мужчины в женщину предвосхитило и сыграло свою роль в появлении более поздних сдвигов в теории, которая все еще развивается, теории того, что собой представляет пол и гендер.

«Орландо» можно читать как лесбийскую любовную историю, но настолько гениально сложную, что она избежала участи «Колодца одиночества» ( The Well of Loneliness — роман британской писательницы Рэдклифф Холл, опубликованный в 1928 году, который считается одним из первых произведений лесбийской литературы — прим. пер.) – романа, опубликованного в том же году, вынесенного на суд публики и признанного непристойным. Пожалуй, самым большим успехом Вирджинии с «Орландо» было то, что Вита его обожала. Несмотря на то, что он был в определенной степени вдохновлен ревностью и что он безжалостно проникает в самое сердце личности Виты, роман также отражает ее как героического дворянина, которым Вита всегда чувствовала себя в каком-то смысле. Если бы она родилась мужчиной, то унаследовала бы Ноул. После недавней смерти отца родовой дом и титул официально перешли к ее дяде. Но на страницах «Орландо» Вирджиния победоносно возвращает их Вите.

Кино- и телевизионные версии Вирджинии и Виты множились на протяжении многих лет, каждая из которых запечатлевала определенные особенности реальных женщин. Джанет Мактир в «Семейном портрете» канала «Би-би-си Два» воплощает уайлдовскую андрогинность Виты. Тильда Суинтон в «Орландо» Салли Поттер — ее магнетизм. Николь Кидман с искусственно удлиненным носом в «Часах» — страдающая Вирджиния, в то время как Элизабет Дебики в недавнем фильме Чаньи Баттон «Вита и Вирджиния» — фея, неземная. Но, конечно, даже самые блестящие версии не могут полностью передать интеллект и души этих замечательных женщин так, как это делают их собственные слова. Было бы упущением с моей стороны не заметить, что люди перестали писать письма; звук пера на бумаге, достаточно медленный темп, который позволяет формировать реальные мысли — все это вышло из моды. Если бы у Вирджинии и Виты были смартфоны, какой поток сексэмэсок и их сокращений, непонятных эмодзи («ножницы»? «обыкновенный потто»?), ссылок в Твиттере на обзоры TLS и бесконечных снимков эльзасцев и спаниелей просеивался бы сквозь наши пальцы вместо этого великолепного документального свидетельства. Но, к счастью для всех нас, они писали, писали и писали, хотя их чувства с годами переходили от страсти к чему-то более спокойному. Их письма пылкие, наполненные эрудицией, трогательные и игривые. Они полны сплетен, желаний, ревности и советов по общему ремеслу. И, возможно, самое восхитительное — они часто невероятно смешные. Вирджиния задается вопросом в своем дневнике: «Люблю ли я ее? Но что такое любовь?» В этих письмах на оба вопроса даны ослепительные, порой отступающие от темы подробные ответы.

Элисон Бекдел

Отрывок из предисловия Элисон Бекдел к «Любовным письмам: Вита и Вирджиния» ( The Letters of Vita Sackville-West and Virginia Woolf ) Вирджинии Вулф и Виты Сэквилл-Уэст, опубликованных издательством Vintage 4 февраля.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ