Себастьян Барри: «Когда тебе за шестьдесят, семейные истории воспринимаются совсем по-другому»

Беседовал Алекс Кларк

Уже опубликовано продолжение к Бесконечным дням , взявшим премию Costa, и сейчас Барри рассказывает о том, зачем заново открывать свое происхождение и писать от лица американских индейцев.

«Если кто-то говорит вам, что у него есть идея для книги, – говорит Себастьян Барри , – посоветуйте им пойти домой и уйти в запой на несколько месяцев, а затем вернуться и не иметь ни одной. Потому что у тебя нет идей для книг».

В самом деле, если что-то и случится, то, к сожалению, «это конец книги. У тебя есть идеи для книг только когда ты их заканчиваешь». Это очень нелогичная, инверсионная и откровенно запутанная вещь, которую Барри говорит, когда речь идет о писательстве. Я отмечаю, что в ходе нашего разговора о «Тысяче лун», его восьмой масштабной работе и сиквеле к «Бесконечным дням», удостоенной премии Costa, он сравнил автора в процессе работы с убегающим грабителем в поезде; с теорией относительности Эйнштейна; и с подготовкой к безопасному возвращению Базза Олдрина и его команды с Луны в сценарии, в котором автор одновременно находится на земле, контролируя мыс Канаверал и еще является «чертовой ракетой». Я имею в виду, а что здесь происходит?

Он останавливается на мгновение. «В ракете еще может быть пес, – добавляет он, почти извиняясь. – Наверное, он как-то туда проскользнул».

Но если это звучит как своего рода пародия на высокие литературные намерения, то я должен отметить, что большую часть времени Барри смеется, хотя иногда кажется, что он вот-вот заплачет. Ну и иногда я подозреваю, что он меня дразнит. На самом деле, оба наших разговора: один в старом доме приходского священника в горах Уиклоу, в котором он живет со своей женой, актрисой и сценаристом Элисон Диган, и несколькими собаками от мала до велика; другой в офисе лондонского издательства – примечательны быстрым переключением тем с глупого на серьезное, с беззаботного на грустное и странное.

История, лежащая в основе всех его романов – начиная с «The Whereabouts of Eneas McNulty» в 1998 году и включая «Annie Dunne»; также попавшие в шортлист премии Man Booker Prize «Долгий путь» и «Скрижали судьбы» – пример тщательно спланированного и осторожного построения семьи, которая в каком-то смысле могла заменить собой «некую катастрофу той семьи, частью которой я оказался непреднамеренно и с самого начала». Я имею в виду конкретную катастрофу. Что такого катастрофического в его семье? «Я не вижусь со своим отцом. Мой брат исчез. Моя сестра, которую я обожаю, живет во Франции. Моя мама была сложным человеком с биполярным расстройством, в каком-то смысле абсолютно великолепной, абсолютно ... я имею в виду, вот каково быть ребенком этих людей».

Брат, добавляет он, был «гением, за которым нужен глаз да глаз»; молодой человек был завален предложениями стипендии на изучение астрофизики в США, и к нему Барри привязался, как он сам говорит, «в отеческом смысле, но без какой-либо ответственности». Позже у него возникли проблемы с психикой, и Барри даже точно не знает, где тот сейчас находится. Об отношениях с братом, как и с родителями, он отзывается ясно и безаппеляционно: «Некоторые люди в этом вопросе могут быть более знающими, чем я. Но это все – потери, насколько я понимаю. Все это битвы, которые были проиграны».

В начале 1990-х годов у Барри и его жены появились близнецы, которым сейчас по 27 лет, и он оказался, как он сам это называет, «в чрезвычайной ситуации»: «Я понял, что должен был со всем этим разделаться. И вы знаете, пришлось назвать потерю потерей. Это очень похоже на бухгалтерию». Он помнит, как хотел создать семейную историю для своих детей, даже если бы они никогда к ней обратились, потому что это было бы намного лучше той «довольно пугающей вещи, которую я знал».

Создание (зачастую идеализация) семейного древа – не редкость. Но попытка Барри не была зачисткой; он отмечает, что «было подозрение, что именно среди преступников я найду достойных членов семьи». Его герои часто оказываются в междоусобицах истории, движимые силами, неизвестными им самим. Насилие является обычным явлением, а вот разлука, потеря и безумие – нет.

Каждый из романов представляет и расширяет историю одного из предков Барри, о котором ему зачастую были известны только самые отрывочные детали. «Я ничего не знал о женщине, которая стала Розанн Макналти в "Скрижалях судьбы", – рассказывает он. – Все, что я знал, было то, что она была в отношениях с моим двоюродным дедом, но потом по каким-то причинам ушла, прожила остаток жизни в спецучреждении, а он снова женился. Один раз я встретил Лили из "На стороне Ханаанской". Она только что вернулась из Америки на несколько дней. Но о ее жизни я ничего не знал. Было известно, что один двоюродный дед был убит в Чикаго. Я ничего не знал о жизни моего двоюродного дедушки во время Первой мировой войны. Очевидно, у меня их было три, но они стали одним вымышленным персонажем, Вилли Данном из "Долгого пути"».

Другой прародитель, Томас Макналти, покинул Ирландию во время голода и оказался в пылу сражений как войны индейцев за независимость, так и Гражданской войны в США. Это была история, которую дед Барри рассказал ему, пока он лежал в постели в детстве. Сейчас он говорит: «Когда тебе шесть, это значит одно. Но когда тебе 60, все принимает совсем другое значение».

В «Бесконечных днях» Барри познакомил читателей с Томасом, подростком, у которого «отобрали историю человеческого рода». Его семья погибла от голода, родина разорена, и Томас отправляется в США; там он попадает в американскую армию и влюбляется в другого солдата, Джона Коула. Когда роман был опубликован, Барри трогательно рассказал о том, как он был вдохновлен и посвятил произведение своему младшему сыну Тоби, которому – после периода, который его родители воспринимали как депрессию, хотя состояние было связано скорее с давлением секретности – пришлось признаться им в том, что он гей. По словам Барри, роман был похвалой его сыну и требованием сексуальной и эмоциональной свободы. Но книга была не без печали. Томас и Джон принимают к себе молодую индейскую женщину из племени лакота, Вайнону, которую они любят как собственного ребенка, хотя и «полностью замешаны в убийстве ее народа и ее семьи; вещь крайне позорная и бесконечно подозрительная».

В «Тысяче лун» Барри дает Вайноне собственные голос и историю. Роман – попытка позволить ей разобраться с насилием в прошлом и настоящем, которое было совершено над ней, с ее отношениями с ее приемными отцами и развитием ее собственной сексуальности.

В преддверии выхода книги «Тысяча лун» Барри находится в Великобритании; еще одна причина, почему он здесь –«На черничном холме», его пьеса с действием в тюремной камере, которая скоро откроется в Уэст-Энде Лондона. В 2017 году Барри, ирландская театральная компания Fishamble и задействованные в пьесе актеры Найл Багги и Дэвид Гэнли исполнили фрагмент пьесы в тюрьме Маунтджой, Дублин; Барри описывает, как заключенные подбадривали актеров, и этот опыт приблизил его к тому, как он представлял себе Елизаветинскую драму. Когда он читает собственную прозу, он поразительно артистичен, но романы, конечно, отличаются от пьес. Как он работает с этими двумя направлениями сразу?

«В театре каждое слово, каждое предложение, каждое мгновение должно быть наполнено электричеством; подключено должно быть все. У вас не может быть ничего, что бы не отражалось и не вызывало эхо». Он пытался привнести ту же «спонтанность» в написание романов; парадокс в том, что это требует большого терпения. «В течение года вы можете читать и утешать себя тем, что делаете какую-то работу. Но затем у вас появляется год ожидания. Я ждал – и это ожидание очень пугающее и унизительное».

Когда я спрашиваю Барри, как он подошел к задаче писателя в плане сознания молодой женщины из индейского племени – особенно в той степени, в которой он беспокоился о нюансах культурной аппроприации – он рассказывает мне о своей дружбе с покойным писателем и активистом Питером Маттиссеном, которого он использовал в качестве модели для персонажа Диллинджера из «На стороне Ханаанской». Маттиссен основательно погрузился в битву за жизнь и гражданские права коренных жителей Дакоты; после публикации книги Маттиссена «В духе сумасшедшего коня» губернатор Южной Дакоты и агент ФБР, участвовавший в печально известной перестрелке, попытались предъявить иск издателям на миллионы долларов, оспаривая описанную версию событий.

Барри вспоминает, как Маттиссен говорил ему – эти слова он потом передал вымышленному Диллинджеру – что самой важной вещью, о которой нам говорили в нашей жизни, является ДНК. «Потому что хорошие новости заключаются в том, что мы все одна семья. А плохие новости – что мы все одна семья. Я не только горячо в это верю, но и держусь за это каждым крюком, которые есть в распоряжении моего сознания».

«Как только вы по какой-либо причине выстраиваете разногласия между нами, вы порождаете историю, подобную истории религиозных войн в Ирландии. Ты порождаешь ненависть моего деда к Англии; он даже не хотел, чтобы я ехал сюда. "Твоя собственная страна что, недостаточно хороша для тебя? Мы за тебя сражались в 1916 году..." У всех этих пристрастий есть замечательная сторона, даже можно сказать золотая, но у них также есть и ужасная, ядовитая уязвимость. Это те идеи, которые становятся еще более убийственными от обостренных разногласий между нами».

Вайнона и Томас, говорит Барри, являются родственниками друг для друга; их опыт насилия и отчуждения связаны между собой. Но они также принципиально разные; хотя население индейцев и ирландцев после значительного сокращения возросло до примерно одинакового уровня, на своей собственной земле ирландцы всегда составляли большинство. «Я очень хорошо представляю убежище, которым Америка была для ирландцев (хотя нас называли вшами и подонками, когда мы бежали сюда от голода) и для евреев, спасающихся бегством от Холокоста, и для черных, которых свозили туда из западной Африки. Я все это понимаю. Но фраза, которая звучала в его голове в отношении земли, отнятой у американских индейцев, особенно после прихода к власти Трампа, звучит как «верни ее».

Он вносит уточнение, думая о решимости тех, кто совершил длительные путешествия в безопасное место, к новым горизонтам. «Я имею в виду, что мы должны оставить хорошую память человечеству, – говорит он, – потому что много другого тоже было. Список может оказаться чертовски длинным».

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ