Попытки и неудачи разобраться с «эскапизмом» в книгах

Что такое эскапистская литература? Все ответы, которые я читала, были неполными, потому что это не что-то одно...

В конце прошлого года, в год, который, кажется, еще не закончился и, возможно, никогда не закончится, я увидела, что люди снова заговорили об эскапизме в литературе. Я говорю «снова» не устало и не ворчливо, а потому что это понятие, эта тема, появляется как часы — ну, непредсказуемые часы. Может быть, это больше похоже на игру в жмурки. Она просто не может устоять на месте.

Но, конечно, она возвращается сейчас, когда плохие вещи продолжают доказывать, что они могут становиться еще хуже. Конечно, это тема, вопрос или жалоба: А как же побег в книги? Хорошо это или плохо? Это уход от ответственности? Это зарывание головы в песок? Так ли это необходимо?

Каждый раз, когда я вижу эту тему — или нажимаю на очередную ветку Reddit, в которой либо спрашивают о книгах для эскапистов, либо жалуются на само их существование (и тех, и других больше, чем можно было бы ожидать), — я задаюсь вопросом, не говорят ли все о чем-то другом. Является ли побег тем же самым, что и комфорт? Уют — это побег? А что, если ваша версия побега — это вырваться из собственной жизни и (вымышленно) пережить нечто совершенно ужасающее? Мы бежим от чего-то или бежим к чему-то? Имеет ли это значение?

Кажется, довольно сложно говорить об эскапистской беллетристике без того, чтобы не показаться защитником или критиком. Я бы предпочла не быть ни той, ни другой; я не думаю, что веселые, легкие книги нуждаются в защите, и я пытаюсь избавиться от своего собственного снобизма в этом вопросе. Я не совсем уверена, относится ли этот снобизм к книгам или к читателям, и именно эта уродливая мысль заставила меня спросить: на самом ли деле разговоры об эскапизме касаются того, что люди читают, или того, как они это читают? Неужели весь этот разговор — это вариант «Кто-то не прав в интернете», но при этом он находится дома и даже не подозревает, что его обсуждают?

Как и многие другие читатели SFF, я наткнулась на довольно известную цитату  Толкина о побеге, которую теперь понимаю. Для меня это открытие произошло совсем недавно, поскольку я никогда не читала нехудожественную литературу Толкина — даже не слышала о  Чудовищах и критиках до недавнего времени. В сборнике, в статье О волшебных сказках , который является действительно замечательным произведением, он написал:

Я утверждал, что побег — одна из главных функций сказочных историй, и поскольку я не осуждаю их, очевидно, что я не принимаю тон презрения или жалости, с которым «побег» сейчас так часто используется: тон, для которого использование этого слова вне литературной критики не дает никаких оснований. В том, что злоупотребляющие «побегом» любят называть реальной жизнью, побег, очевидно, как правило, очень практичен и даже может быть героическим. В реальной жизни трудно обвинять побег, если только он не провалился; в критике же он, казалось бы, тем хуже, чем лучше он удается. Очевидно, мы сталкиваемся с неправильным употреблением слов, а также с путаницей в мыслях. Почему человека следует презирать, если, оказавшись в тюрьме, он пытается выбраться и вернуться домой? Или если, когда он не может этого сделать, он думает и говорит на другие темы, а не о тюремщиках и тюремных стенах? Внешний мир не стал менее реальным от того, что заключенный не может его увидеть. Употребляя слово «побег» таким образом, критики выбрали неверное слово, и, более того, они путают, не всегда искренне ошибаясь, побег заключенного с бегством дезертира.

Толкиен писал в совсем другое время. Гики еще не захватили контроль над кассовыми сборами и большей частью популярной культуры (это разговор для другого времени). Жанровый снобизм был куда более масштабным и пагубным. У писателей и читателей были вполне обоснованные причины раздражаться по поводу того, что целые жанры отвергаются как эскапистские и неважные. (Я подозреваю, что многие читатели романов до сих пор знакомы с этими чувствами).

Однако в последние годы писатели тоже говорят подобные вещи.  Хари Кунзру в статье в Guardian в 2014 году писал следующее:

Бегство высмеивается как самое дешевое из литературных удовольствий, «эскапизм» — это название особого вида эстетической трусости, преступного бегства от реального. Но бывают ситуации, когда вам нужна телепортация. Вам нужно выбраться из хирургической палаты. Вам нужно остаться в Земноморье так долго, как только ваше воображение сможет плыть на своей маленькой открытой лодке.

Не весь SFF в наши дни обвиняют в эскапизме, а лишь отдельные его части. Я не решаюсь сказать, какие именно и почему, потому что это никогда не бывает последовательным. Если вы посмотрите на список рекомендуемого «эскапистского» чтения, вы найдете книги, которые не имеют для вас никакого смысла. Я могу почти гарантировать это, потому что каждый раз, когда я натыкаюсь на такой список, я нахожу что-то, что меня озадачивает, радует или раздражает. (Мне нравится, что первая книга в этой теме — Пиранези .) Это очень личная природа побега: Каждый человек, читающий список рекомендаций, не может знать, от чего нужно или хочется убежать другому читателю. Или куда они хотят сбежать.

Я хочу на секунду остановиться и сказать, что побег в чьем-то воображении — это совсем не то же самое, что побег от очень реальных, опасных и смертельных ситуаций, в которых находятся люди по всему миру в любой момент времени; ситуаций, вызванных жадностью, идеологией, изменением климата и теми, кто его поддерживает, ненавистью и другими видами уродства, которые я не смогу перечислить в одном абзаце. Если книга — это передышка, способ избавиться от страданий, это хорошо. Но я хочу уточнить, что я не приравниваю вещи, которые далеки друг от друга.

Я все время возвращаюсь к тому, что побег — это не обязательно отрешение. Побег — это не, говоря словами Толкина, дезертирство. Побег от повседневности, если вы живете в разумных условиях, — это перерыв на кофе, сон, момент, когда вы просто сидите на диване и смотрите в пространство. Прогулка по кварталу или по многим кварталам. Иногда вам нужно отвлечься от какого-то дела, чтобы взглянуть на него свежим взглядом. Может быть, это работа, может быть, новости, может быть, что-то личное. Если использовать банальную метафору про тренировки, вашему разуму нужны дни отдыха, как и вашему телу.

Меня может достать каждая сторона этого спора, если это спор — те, кто говорит, что мы должны бежать, и те, кто говорит, что мы не должны. Если ты можешь быть снобом по отношению ко всем, то мой мозг так и хочет поступить. Я стараюсь этого не делать. Я стараюсь придерживаться того, что сказала в самой первой колонке Mark as Read: Нет неправильного способа читать книги. Я считаю, что лучше всего читать много и разнообразно, и, возможно, стоит включать в свой список как более легкие, так и более сложные произведения. На сложном уровне и, да, иногда на легком. Может быть, не стоит постоянно питаться флаффами или фибрами. Но что такое флаф, и кто это решает, и кто скажет, не прочитав произведение, что у этого флафа нет крепкого хребта и мятежного сердца?

В последнее время я читаю художественную литературу для школьников средних классов, потому что у меня в голове крутится одна идея. Легко ли это? На некоторых уровнях, конечно, для взрослого человека. Но в ней есть обтекаемая элегантность, эмоциональная ясность, осознание аудитории, что является искусством, и писать ее нелегко. Авторов детских книг тоже осуждают за то, что они не пишут «настоящих книг». Неужели мы будем осуждать детей за то, что они читают то, что «легко»?

Что такое эскапистская литература? Все ответы, которые я читала, были неполными, потому что это не что-то одно. Я думаю, что это не вид книги, а вид чтения, поверхностный, невовлеченный, нелюбопытный, остающийся в огороженном саду и никогда не заглядывающий за его края. Книги предлагают своим читателям что-то; читатели берут из книг то, что находят, и то, что ищут. Я думаю, есть много читателей, которые могли бы быть смелее, любопытнее. Я надеюсь, что многие уже стали такими.

Я не могу дать однозначного ответа ни на один из своих вопросов о том, что делает что-то эскапистским и что это значит. Оказывается, для меня эта тема слишком нестабильна. Говорим ли мы о веселых или поучительных книгах? О тех, в которых никогда нет конфликта, или о тех, в которых ответы слишком просты? О книгах, которые плохо написаны, или о книгах, которые не вызывают сомнений? Не знаю. Думаю, причина, по которой я постоянно возвращаюсь к этой концепции, — семантическая: О чем, собственно, все эти разговоры об эскапизме и беллетристике? О содержании или о форме? Насколько это все еще просто жанровый снобизм во все более сложных направлениях?

Я нашла одно определение эскапизма, с которым, как мне кажется, можно согласиться. Я искала разбор Толкина в пересказе Ле Гуин , чтобы посмотреть, как это работает, а вместо этого нашла ее работу 1974 года «Маршруты побега». Это не единственный раз, когда она писала об эскапизме, и в «Парижском обозрении»  Майкл Чабон написал прекрасный абзац, суммирующий ее аргументы об эскапизме как «подрывной силе». Но был вид эскапизма, к которому она относилась более критично:

Американская фантастика последнего времени полна историй о тоталитаризме, национализме, перенаселении, загрязнении окружающей среды, предрассудках, расизме, сексизме, милитаризме и так далее: обо всех «актуальных» проблемах». Опять же, «Опасные видения» были обычным учебником по «Проблемам» (и мой рассказ был одной из глав). Но меня беспокоит то, что многие из этих рассказов и книг написаны в дико самодовольном тоне, тоне, который подразумевает, что есть ответ, простой ответ, и почему все вы, проклятые дураки, не можете его увидеть? Я называю это эскапизмом: сенсационная постановка реального вопроса, за которой следует быстрое уклонение от тяжести, боли и сложности, связанных с реальными, опытными попытками понять и справиться с этим вопросом.

Молли Темплтон (Molly Templeton)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ