Зловещая и мрачная одержимость Голливуда людьми, которые едят людей

В этой статье Кармен Мария Мачадо исследует, почему современные зрители не могут насытиться историями о каннибализме наподобие «Одних из нас» и «Шершней».

Это «Беспокойные хищники», мини-серия об изменении культуры потребления мяса. Несмотря на растущее давление относительно потребления мяса, многие американцы не могут перестать его есть — но обсуждение этой темы становится все страннее и страннее.

В предпоследнем эпизоде «Одних из нас» главная героиня Элли пребывает во власти лидера религиозной общины, находящейся на грани голодной смерти. Когда лидер раскрывает свою чудовищную сущность, мы узнаем, что мясо, на котором община (едва) выживает — не оленина, а плоть умерших людей. Обещания по поводу второго сезона «Шершней» подтвердились: каннибализм помогает женской футбольной команде выживать в жестоких условиях зимней канадской глуши. В «Целиком и полностью» два подростка-каннибала влюбляются друг в друга. «Свежатинка» (2022), «Монстр: История Джеффри Дамера» (2022) — перенесемся немного назад во времени — «Сырое» (2016), «Неоновый демон» (2016) и, конечно, «Ганнибал» (2013-2015). Голливуд не может насытиться этим жутким хоррор-тропом.

Каннибализм всегда завораживал нас: его давняя зловещая история берет начало задолго до появления современных людей. Но что это говорит о конкретном моменте времени, когда каннибализм (простите) снова появился в культурном меню? Каннибализм — это, в конце концов, тип истории, одной из самых древних. И сейчас ее рассказывают двумя способами, по крайней мере на экране — как большом, так и малом.

Способ первый: жажда человеческой плоти — это метафора избытка денег. Вспомните «Свежатинку», в которой злодей-каннибал похищает и убивает молодых женщин для зажиточных покупателей. Что можно предложить человеку, у которого уже все есть? Очевидно, ягодицы красивой женщины. В контексте этого декадентского повествования стильный и роскошный визуал кажется вполне уместным. В одной из сцен «Свежатинки» в высококлассном ресторане кусок (человеческой) грудины подается на стол, покрытый коричневым ореховым соусом и украшенный маленькими веточками зелени. Люди были в восторге от фуд-стилиста «Ганнибала» Дженис Пун и ее мрачных блюд — например, человеческих языков, поданных гостям доктора Ганнибала как «бараньи языки» и искусно разложенных внутри оригами-лотоса. Они лежали на вычурных салфетках, словно вышли прямо из голландского натюрморта. «Ганнибал — настоящий мужчина из GQ, за исключением каннибализма», — сказала Пун в интервью... GQ.

Этот нарратив ставит под сомнение этику потребления. Мясо становится прямой метафорой: кто находится наверху пищевой цепочки, а кто внизу; кто ест кого. Это люди разного пола, класса и с самыми разными аппетитами — мужчины едят женщин, богатые едят бедных (вспомните фразу «Ешь богатых»). Для кого-то потребление в пищу других людей стало частью идентичности — как для одноименного джентльмена-садиста в «Ганнибале», который очень гордится красотой своих убийственных свершений. Других эта практика ужасает — прежде всего, очевидно, жертв.

Истории о каннибализме заставляют нас искать ответ на нелегкие вопросы. Есть то, что мы едим; ради своей выгоды уничтожать кого-то похожего на нас — что все это значит? Эту тему нельзя не связать с человеческим стремлением к потреблению и с уязвимостью, из-за которой нам легко стать жертвой потребления. Челси Саммерс , автор единственного романа «Определенно голодна» , в своем эссе о каннибализме как метафоре капитализма и феминизма пишет о том, как эта идея заразила сам язык: «Мы не просто выигрываем, мы растерзываем. Мы не просто покоряем, мы поджариваем своих соперников и едим их на завтрак. Мы идем в бар и описываем его, словно мясной рынок, ищем какую-нибудь задницу — находим любовника и хватаем, грызем, проглатываем его полностью». Каннибализм — способ обозначить капиталистическое стремление к завоеванию; так сказать, то, как верхи всегда попадают прямиком к нам в рот.

При таком раскладе каннибализм может быть вульгарным, даже комичным, демонстрируя, как смехотворные требования и ритуалы современной жизни ежедневно нас унижают. В «Диете из Санта-Клариты» жена, мать и агент по недвижимости, живущая в пригороде, становится зомби, жаждущим плоти соседей, а ее семье приходится как ни в чем ни бывало разбираться с сопутствующей драмой. Как я смеялась на каждом омерзительном моменте! А «Свежатинка» начинается как романтическое кино, где жертва и ее похититель встречаются в отделе супермаркета (троп «знакомство с милашкой»), а в конце оказывается сатирой на кошмарные свидания.

Но меня особенно тревожит второй тип нарратива, который появляется в сериалах вроде «Одни из нас» и «Шершни»: истории отчаяния и выживания, нарушения немыслимого табу перед лицом верной смерти. Они отражают истории о каннибализме, наиболее близкие к реальному миру. Вспомните уругвайскую команду по регби, которая в 1972 году два месяца выживала в Андах, потребляя в пищу мертвых и сравнивая это со святым причастием. Или группу Доннера. И в реальной жизни, и в вымышленных ситуациях есть некоторые нюансы: убить человека ради еды так же плохо, как съесть кого-то, кто уже умер по другой причине? Но иногда это разграничение несущественно. Те, кто ест своих сородичей, обязательно теряют человеческий облик. Так, злой священник-каннибал в «Одни из нас» оказался педофилом. Или Вендиго. В традициях коренных народов это монстр, который — согласно некоторым из версий — возникает, когда человек потребляет человеческую плоть.

Этот жанр редко стоит особняком от других. Зрители обнаруживают, что идут по еще одной аллее ужаса — ее особенно легко заметить на фоне пандемии и на пороге рецессии, посреди волнений о социальных, политических и экологических проблемах и несправедливости сегодняшнего дня, когда для многих из нас жизнь кажется невыносимо нестабильной. На краю пропасти именно хоррор требует ответов на вопрос «кто мы?». Хоррор задается вопросом, который, возможно, преследует вас в это апокалиптическое время: что — или кого — вы готовы съесть, чтобы выжить?

Кармен Мария Мачадо

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ