Юрий Коваль. Избранное. Самая легкая лодка в мире. Повесть. Рассказы. Воспоминания (сборник)

– Как тут насчет рыбы? – спросил я, отвлекая разговор. – Нету рыбы, – сказал Пашка и махнул рукой. – А вот щуки много. – А щука – не рыба? – Ты что, парень? Какая же щука рыба? Щука – это щука. А вот окунь, подъязок, ляпок – это рыба. А щука – не рыба. Она-то всю рыбу здесь и поела, а теперь щуку Папашка жрет.

– Глаза – это источалище разума, – пояснила старуха. – Они разум источают, а уши – вместилище. – А нос-то небось чихалище? – спросил капитан. – Нос и глаза сами за себя постоят, – усмехнулась старуха. – А вы берегите уши. Не давайте лысым и усатым шептать на ухо. Волна проникает через уши и убивает мозг. Лысые и усатые…

Солнце и окунь -- это ведь всегда счастье, и как давно этого не было в моей жизни. Солнце и окунь приблизили к нам Багровое озеро, оно стало вроде бы нашим, своим.

Я ничего не понимал. Сейчас, летом, даже глухою ночью никак не мог быть виден Орион, и все-таки он стоял надо мной и над моей лодкой. Не знаю отчего, но я всегда радуюсь и волнуюсь, когда увижу созвездье Орион. Мне кажется отчего-то, что созвездье это связано с моей жизнью. Как будто даже Орион – о, небесный охотник! –…

– Очень важно, очень важно, – запела Лебяжья, – очень важно, «Одуванчик», что ты – лодка. Лодка – это самое свободное существо. Лодки свободней птиц. А у птиц вечные проблемы – кормежка, зимовки, яйца, птенцы. Я, например, никого давно уж не пускаю садиться в себя. Сама по себе плаваю.

Тело не унималось. Спотыкаясь и падая, оно бежало вслед за Летающей Головой. Голова в конце концов даже развеселилась. – Не догонишь! – кричала она. – Не поймаешь! Чуть не плача, тело сделало рывок, каким-то отчаянным козлом подскочило в воздух, схватило голову за уши и крепко нахлобучило на законное место.

– Вот так дед! – вскрикивал капитан. – У него голова как одуванчик, самая легкая в мире. У нас – лодка, у него – голова.

Я всегда любил это растение – молочай, его скромные нецветочные цветы, собранные в кузовок, крепкие стебли, текущие на переломе молоком, которое лизнуть было нельзя – бесово, – а лизнуть хотелось. Молочай был братом одуванчика, из стеблей которого тоже брызгало дикое молоко, и это меня поражало – не только растут, не…

Между тем капитан мой фотограф на полет Лехиной руки вниманья не обратил. Так и сяк обсасывал он щучьи плавники, запивал квасом, заедал коркою рыбного пирога. Я тоже особо не взволновался. Куда больше тревожил меня непонятный, все еще висящий на губах Кларин поцелуй. «Рука летающая – ладно, – думал я, – пускай летает, а…