Рецензии — стр. 2

Сложно мне дался роман - никак не удавалось наладить с текстом контакт и потому чтение шло со скрипом. Вроде, чисто теоретически, всё интересно, а по факту, не читается.
Рассказ ведётся от лица двух антропологов - англичанина Эндрю и американки Нелл. Они по разному относятся к работе, но при этом очень схоже смотрят на мир и их контакт повлиял на обоих, хотя, кажется больше на Эндрю. Они живут в глубине острова Новая Гвинея и исследуют населяющие остров племена. Нелл не одна, а с мужем Феном, но это не удерживает Эндрю от возникновения влюбленности в женщину.
Как говорится в Благодарности в финале книги:

Хотя это выдуманная история, она создана по мотивам событий, описанных Джейн Ховард в биографии "Маргарет Мид: Жизнь", вышедшей в 1984 году, и моего последующего чтения всего, что я сумела разыскать об антропологах Маргарет Мид, Рео Форчуне и Грегори Бейтсоне и нескольких месяцах, что они провели вместе на реке Сепик в 1933 году, в тех местах, что тгда назывались Территория Новой Гвинеи. Я позаимствовала факты из жизни и опыта этих трех людей, но рассказала совсем другую историю.

Больше мне было интересно именно описание контакта белых людей с местными обитателями и их исследований незнакомой культуры, но, возможно (не читала нон-фикшн по теме, поэтому не могу сравнить художественное произведение с документальным), интерес этот обусловлен подачей через героев книги, которые не только занимаются работой, но и живут, чувствуют, ссорятся и влюбляются. Кроме того в книге немного рассказано о семье Эндрю и его жизни до киона.

Книгу озвучили два прекрасных исполнителя - Алексей Багдасаров и Юлия Яблонская. Правда у Алексея более глухой голос и когда слушала его на пару тактов увеличивала громкость. Большей частью когда рассказ велся от лица Нелл читала Юлия, но в паре глав почему-то Алексей.

Книга вышла средней. И, возможно, я бы не писала о ней вовсе, если не чувства.

Чувства людей, которые варились в огне военного времени, страдали, надеялись, проживали день изо дня как в мышеловке.

Чувства ослепшей девушки, особенно яркие и обостренные, ввиду отсутствия зрения. Ее необычные мироощущения того периода.

Чувства осиротевшего мальчика, для которого голос по радио стал путеводной звездой, вселивший в его маленькое сердце интерес к миру.

Чувства тех, кто однажды уже пережил кровавую войну и тех, кто до дрожи боялся, но не переставал действовать.

Чувства немногих парней, призванных для воспитания по немецкой системе солдат фюрера и их способности противостоять жестокости закона.

Вот только все эти самобытные чувства теряются на фоне серой историчности книги. Она о войне, но сами события настолько поверхностны, что воспринимаются как нечеткие декорации к фильму.

Хуже оказался лишь жуткий контраст между армиями разных стран. Клише «русские грязные варвары» ударило в глаза настолько сильно, что не заметить его было невозможно.

Объективно ли мнение автора? Нет. От этого страдает впечатление от книги. Но всё субъективно, как и мое мнение.

Трудно удержаться и не начать подбирать литературные параллели к «Костяным часам» Митчелла, есть в них что-то слабоуловимо британское: неспешность и обаяние «Джонатана Стренджа и мистера Норрела» Сюзанны Кларк, гаррипоттеровская магическая атмосфера, многостраничное противостояние добра и зла — и лично митчелловская обстоятельность в описании деталей. Если пересказать сюжет примитивно, то плохие волшебники сражаются с хорошими волшебниками, но антураж при этом не магический или фантастический, а самый что ни на есть реалистичный. Митчелл вообще умеет создать атмосферу, что все происходило или происходит прямо у нас под носом.

Действие разворачивается в разных временных отрезках: 1984, 1991, 2015, 2045 — и каждый год непохож на остальные, тем более что рассказчик в каждом времени тоже свой. В 84-м обязательно будут музыка и приставка Atari, в интеллектуально плотном 91-м все начнут обсуждать свежие на тот момент книжные и киноновинки (и, конечно же, «Твин Пикс»), в начале десятых персонажи залипнут в гаджеты, а в недалеком будущем и вовсе попадут в страшноватую антиутопию. Волшебники («хорологи» в терминологии романа и нескольких других произведений из вселенной Митчелла) немногочисленны, не слишком влиятельны и больше пекутся о каких-то частных случаях и личных судьбах, чем о мире вокруг, потому что изменить такую огромную и неудержимую махину невозможно.

Переселения душ, перерождения, жертвоприношения, телепатия и телепортация идут рука об руку с финансовыми мошенничествами, военными конфликтами, абьюзом, неизлечимыми заболеваниями и другими общечеловеческими проблемами вокруг нас. При всем этом книга светлая и мотивирующая, пусть на последних страницах нефтяной и не только кризис и схлопывает цивилизацию в крошечную горстку выживших и выживающих. Многомерное, по-сериальному зрелищное и с любовью созданное чтение на долгие неспешные вечера.

К нашей главной героине, Холли, с раннего детства подмазывается какое-то привидение, мол, бонжур здрасьти, давай дружить, я тётя Константин. Проходят годы, девушку начинают интересовать Константины мужского пола, поэтому в 16 лет бурлящие гормоны подталкивают ее на побег из родительского дома в никуда, и на её жизненном пути начинают появляться глюки похлеще.

Каждая из шести глав покрывает период ее жизни с 1984 по 2043 год, однако каждый раз меняется повествователь и, заодно, местность, так что там уже сидишь кусаешь ногти – ну-ка, Where’s Wally, то есть Холли? И как этот человек с ней связан? Очень порадовало то, что кроме глав от лица её ухажеров, тут есть и глава от лица одного из глюков. Именно эти 170 страниц ответят на вопросы вроде «что за предсказания порой вылетают из ее уст?» и «кто бьётся её головой о тяжелые предметы?». Ну и про бессмертие тут тоже расскажут.

История-то сама по себе житейская – 80% книги просто о детях, путешествиях, семейных ссорах и работе, и только изредка появляются вспышки глюков, смысл которых понять сразу невозможно. Так что истину узнают только самые настойчивые. Аминь.

Ахтунг: если бы я загибала пальцы каждый раз, когда тут появлялся новый персонаж, я бы уже на первых двухстах страницах осталась без пальцев и загнула бы себя в кокон. Штук 100 точно будет. Ну это ладно, вы просто папирус тащите, записывайте, и всё будет пучком.

По мне так книга слегка рваная, в одну лужицу она в моей голове так и не стеклась из-за некоторых неразрешенных вопросов и разбитых логических цепочек. Тем не менее, удовольствия от прочтения я получила уйму. Написано очень легко, можно читать в метро, на ходу, и во время еды, на работе и... ну вы поняли. Отдых для мозгов, не бойтесь объёма!

Вот что не говори, а любят современные авторы писать об ужасах, творившихся в отдельно взятых государствах в двадцатом веке. То тебе тоталитаризм и лагерная жизнь в Советском Союзе, то вот Китай с Мао, культурной революцией и другими страшными вещами, творившимися там.
И в общем-то, это хорошо, посыл таких книг ясен и не вызывает сомнений, другой вопрос насколько хорошо они написаны и как освещают поднимаемые ими темы.

Роман, повествующий о жизни отдельно взятой семьи, в целом рассказывает историю всего Китая на протяжении длительного времени: с японской оккупации и до событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь в Пекине. При этом отдельные сюжетные линии, посвященные уже следующему поколению главных героев, простираются вплоть до 2000-х годов.

Конечно, главное внимание сосредоточено на внутриполитической ситуации Китая с приходом к власти коммунистов во главе с Мао Цзедуном: трудовое перевоспитание, отсутствие какой-бы то ни было свободы ни в чем, притеснения, репрессии, чистки, жизнь по заветам и речь лозунгами и выдержками из партийных документов, голод, холод, насилие и бессилие.
И через все повествование красной нитью проходит музыка, которая не только является смыслом жизни для главных героев, но служит отдохновением от ужасов внешнего мира и символизирует собой то прекрасное, что в нем есть.

При интересной и волнующей тематике, мне показалось, что автор слегка переборщила с наполнением романа, стремясь практически объять необъятное: внутренняя и частично внешняя политика страны, классическая музыка, математика, эмиграция и жизнь в Америке, личные и общественные взаимоотношения героев.
Обилие тем, сюжетных линий, действие которых идет в разные временные отрезки, порой сбивает с толку и мешает сосредоточиться на главном. Ну и прорывающийся пафос порой сильно резал ухо, равно как и при всей болезненности истории не было чувства сопричастности автора к рассказываемому ей.

При всем желании и литературных достоинствах этого и упомянутых мной произведений, мне никак не удается проникнуться рассказываемым ими. Не цепляет, оставляя чувство хорошо проделанной авторской работы, идущей скорее от ума, но не от сердца. Увы...

Книга оставила неизгладимый след в моей душе! В самом начале, мне показалось, а что тут вообще такого особенного? Пьющая мать, которая ведёт разгульный образ жизни, и ей плевать на своих детей… к сожалению в нашем мире этим уже никого не удивишь. Да больно, и обидно , тем более когда люди ломают не только свою жизнь (на это они имеют полное право), но и заводят детей, и рушат их судьбу…Вот тут уже начинаются вопросы… Нашу главную героиню жалко, а в тоже время она жутко омерзительна. Алкоголизм- это болезнь… тут не может быть но… Дело только в выборе! Если у человека есть проблемы с сердцем, и он не будет проходить лечение, но есть вероятность что он умрет. Так же и тут, у неё был шанс не употреблять алкоголь и наладить свою
жизнь, но раз за разом всё возвращается на свои круги.
«Почему тебе недостаточно меня?»- это вопрос её сына… такой простой, но от его простоты бросает в дрожь… Ребёнок не понимает, зачем мама пьёт, и водит в дом непонятных личностей… Ведь когда они остаются вдвоём, их мир -это идиллия… Мать и сын, и нет никого других вокруг. Шагги- это пример для многих, когда читаешь через что ему маленькому мальчику приходится пройти, в голове один вопрос- за что ему всё это? Почему, кто-то живёт в полной семье, и окружён любовью и заботой, а ему с таких малых лет приходится выживать, голодать, и тянуть к жизни взрослых людей…
Книга только вышла на русском языке, я рекомендую всем тем, кто готов! Там достаточно много ненормативной лексики, ужасов жизни, но без этого невозможно полностью окунуться в эту атмосферу, а именно такое погружение вас и ожидает.
Это очень сильная работа, заслуженная премия!

В центре повествования романа американской писательницы - трое антропологов, выходцев совершенно из разных концов света, с разным жизненным багажом и целями в научной деятельности, равно как и путями их достижения. Волею судьбы или случая в определенный момент они оказываются вместе далеко от цивилизации, движимые собственными профессиональными интересами. Пересечение их жизненных путей становится точкой нового отсчёта и в личном плане, и в научных карьерах.

Весь небольшой роман строится на взаимосвязи личных отношений и профессиональных интересов, которые дополняют друг друга, рождая новые творческие идеи, открытия, но и споры, конфликтные и опасные ситуации, могущие вылиться в трагедию.

Своеобразным плюсом повествования становится необычная среда обитания героев, а именно малоизученные племена в экзотическом месте на реке Сепик в Новой Гвинее. Читателю предоставляется возможность вместе с героями оказаться вдали от цивилизации в диких джунглях в попытке постичь культуру, быт и язык местных аборигенов, испытывая эйфорию от упоения новым и непознанным.

Общая история трёх антропологов, личные обстоятельства каждого из них в начале увлекают, но чем альше, тем скорее разочаровывают предсказуемостью и шаблонностью, вытеснением личными перипетиями профессиональных научных интересов.

Могущая быть яркой и своеобразной, история постепенно скатывается к уже не потерявшему актуальности, но набившему оскомину бытовому насилию, губительному воздействию чужих взглядов и принципов на хрупкий и непонятный чужой мир . Многие темы затронуты, некоторые даже скорее как дань модным тенденциям, чем оправданные на самом деле, что в итоге приводит к снижению читательского интереса. Дисбаланс заявленного и полученного стал тем решающим моментом, в итоге не позволившим проникнуться историей, в основу которой положена жизнь реального учёного Маргарет Мид.

Я читала много книг о войне. Хороших, сильных. Я читала Васильева, Быкова, Василевскую, Рыбакова. Читала и современных писателей, которые по воспоминаниям дедов-ветеранов смогли найти суровые и горькие слова о прошедшей войне.
Так вот, эта книга мне не понравилась. Я не увидела в ней ничего чудесного и не поняла, за что там дали Пулитцеровскую премию.
Широкая реклама, вхождение во всевозможные ТОПы. А на деле — очень средненький роман с весьма невыразительным языком и совершенно искусственными героями.
Да, и ещё с вполне себе мирной оккупацией, с сознанием, что войну выиграли американцы, а фашисты, по сравнению с русскими, просто мальчики-зайчики, которые случайно попали не туда.
Это моё общее впечатление от книги. Моё личное. Не надо укорять, что "не увидела" страниц о школе подготовки немецких солдат, о трагических арестах и некоторых смертях. Видела и внимательно читала.
Но вот про "зверей и чудовищ" написано более ярко и с бОльшим негодованием. Эх...
Я понимаю, что у каждого своя война, но хотелось бы всё-таки читать реальные вещи, а не выдуманные рассказы, да ещё и приправленные приключенческой историей.

Повествование хаотичное, мне крайне сложно было запомнить кто из героев кем является, так как они практически не прописаны. Автор все время прыгал от одной мысли к другой, порой ускользала от меня основная мысль. И мне не хватило какой-то конкретики, структурированного сюжета, присутствовали частые повторения и местами было очень затянуто. Наслаждения от самого чтения я не получила. Но книгу в итоге домучала. Я прекрасно поняла что хотел нам показать автор, но сделано это на любителя. В книге описаны страшные вещи, смерти людей, насилие, страдания. Читать морально тяжело, как в принципе и большинство книг тематики войн. Я люблю такие книги, но в данном случае коннекта не произошло, к сожалению. Но книга однозначно найдет своего читателя.

Австралийские и нидерландские военнопленные на строительстве дороги:

Я всегда несколько побаиваюсь книг о войне, потому что они, как правило, или по-настоящему ужасные, а тебе этого спасибо, не надо, потому что у тебя и так бабушка в оккупации была, или откровенно, неприкрыто коммерческие - это когда автор не слишком незаметно прикидывает, что если на сто семидесятой странице гестаповец выколет глазки маленькой еврейской девочке и съест ее плюшевого мишку, то книга продержится в списке бестселлеров "Нью-Йорк Таймс" еще две тысячи лет. Ну и есть, конечно, случаи вроде назойливо программного фолксовского Birdsong, когда автор пятьсот страниц обтесывает о голову читателя мысль о том, что война - это плохо, используя художественные принципы, которые в истории человечества появились одновременно с палкой-копалкой и бронзовой мотыгой: полет окопных вшей над вырванными с корнем ногами, диарея и порушенная любовь, а то и все сразу.

Но в романе Доэрра ничего этого нет - точнее, не то чтобы там не было бы сюжетно мертвых девочек, морозов где-то под Украиной, ужасов гитлерюгенда и оккупационного сиротства, - только оно прописано не прямо тебе в глаза, чтобы застрять там моральным бревном и сплавиться вместе с водопадом слез прямо в душу. Нет, это книга в первую очередь про сплетение разрозненных человеческих историй, отдельные точки которых, так уж получилось, выпали на то время, когда мировой аппендицит загноился фашизмом.

Во Франции потихоньку слепнет шестилетняя Мари-Лор и ее отец, хранитель ключей в парижском музее естественной истории, вырезает для нее из дерева крошечную, но очень подробную модель их квартала, чтобы дочь училась видеть руками. В Германии восьмилетний Вернер, воспитанник сиротского приюта так и не опомнившейся от своего эльзасского акцента фрау Элены, находит первое в своей жизни радио, чинит его и вместе с младшей сестрой Юттой, арийской беляночкой, слушает далекие детские передачи на французском о космосе, солнце, звездах и движении света. Еще где-то, чуть глубже нарративного уровня, отзвуками первой мировой пишется судьба дяди Этьена, который сколько там - двадцать, шестнадцать лет - не выходит из своего узкого, высокого дома в Сен-Мало, обложившись книгами и радиоприемниками - будто мешками с песком - от грохота самой жизни. Еще где-то консервирует последние в мирном мире золотые окружья персиков мадам Меник, и где-то совсем-совсем глубоко дает черные завязи опухоль фон Румпля, которая всю книгу будет съедать его наряду с идефиксом обладания самым огромным голубым алмазом в мире - "Морским пламенем".
И затем эти неспешные круги на воде огромного моря жизни война сворачивает в один водоворот: Мари-Лор с отцом приходится бежать из оккупированного Парижа: спасать себя и тот самый голубой алмаз, Вернеру придется зажмуриться и спрыгнуть с закрытыми глазами с турника в самый центр нацистского флага, чтобы не взорваться в шахте, как его отцу. Дяде Этьену придется сделать шаг. Мадам Меник - организовать сопротивление из таких же неуемных старушек как она. Фон Румплю, придерживая гниющую опухолью мошонку, придется поползти по следу.

Рассказ об этих, таких меленьких на фоне прогорающего войной мира судьбах, выстроен как лоскутное одеяло: квадратик про Мари-Лор, засыпающую под звездным небом где-то не в Париже, потом прыг-скок к Вернеру, который мечтает о том, чтоб изучать в Берлине высшую математику, потом - к умеющему ждать фон Румплю, потом - к деревянным домикам отца Мари-Лор, потом - к птицам Фредерика и потом, еще дальше, снова Вернер и снова Фолькхаймер, снег, радиоволны, выстрелы в амбаре, ракушки, плеск океана, двести тридцать шесть шагов и шесть сточных канав до булочной. Весь роман поражает какой-то байеттовской глубиной и неторопливостью: подробным перечислением ракушек и прочих морских моллюсков, выстроенным на подоконнике по ранжиру шишками, долгим, почти осязаемым, течением пальцев по Брейлю, шипением омлета на сковородке, изобретением передатчика, ржавым стуком ключа в железной дверце, за которой - только соль, океан и улитки, звоном в ушах и чтением вслух под бомбами "Двадцати лье под водой".

Это не самый берущий за генетическую память роман о войне как таковой, потому что ее непосредственные ужасы похожи на вспышку справа - мелькнут страничкой и растворятся в обездвиженности оккупированного Сен-Мало, в стуке трости Мари-Лор и ненаписанных письмах к Ютте, в консервированных бобах и наполненной напоследок ванне. Это сюжетные портреты на фоне военного пейзажа, когда пустые окна и пустые желудки сливаются в серую грунтовку, которая делает только заметнее отдельные проявления невоенной, почти нормальной жизни: книги, ветер, весну и весь тот свет, которого мы не видим.

Встречаются книги, в которые влюбляешься с первых слов – и проносишь эту любовь через весь текст. Ты все еще замечаешь неудачные места; ругаешь автора, посмевшего решиться на неприятный тебе сюжетный поворот; вздыхаешь, кое-как проскакивая через заунывные моменты. Но, как это бывает в любви, в итоге прощаешь этой книге все и ставишь ей высшую оценку.

А бывает наоборот: понимаешь же, что книга неплоха, что она может нравиться – но что-то в тебе сопротивляется ее очарованию. Признавая достоинства такой книги, ты все же еле ее терпишь, а закончив, с облегчением вытираешь лоб: боже, она не бесконечная!.. Так у меня вышло с книгой «Весь невидимый нам свет» за авторством Энтони Дорра. С одной стороны, я понимаю тех, кому она понравилась. С другой – в моем понимании она плоха и мне хочется ее злостно разругать. Оттого заранее извиняюсь, если моя рецензия заденет вас. Если вы – поклонник «Света…», лучше не читайте дальше, не тратьте свое время.

…На дворе были 1860-е. Первый значимый роман десятилетия у нас – «Отцы и дети» Тургенева от 1862 г. С 1865 по 1869 гг. публикуется роман-эпопея Толстого «Война и мир». В 1866 г. выходит в свет «Преступление и наказание» Достоевского. За рубежом гремят «Алиса в Стране чудес» Кэрролла (1865), «Отверженные» Гюго (1862) и романы Жюля Верна, включая «Детей капитана Гранта» (1868).

По меркам литературных 1860-х «Весь невидимый нам свет» может получить лишь 3 балла из 10.

Перескочим в 1940-е (в которые и развиваются основные события книги). В 1940 г. Шолохов заканчивает «Тихий Дон». В том же году публикует свой роман «По ком звонит колокол» Хемингуэй. В 1942 начинает свой литературный путь Камю с повестью «Посторонний». В 1943 г. появляются «Маленький принц» Экзюпери и «Поэма без героя» Ахматовой. В 1944 г. выходят «Два капитана» Каверина. 1945 г. – это Ремарк с «Триумфальной аркой». В 1947 г. публикуются «Доктор Фаустус» Томаса Манна и «Чума» того же Камю, а в 1948 г. – роман Оруэлла «1984».

Итак, по меркам литературных 1940-х «Весь невидимый нам свет» может получить те же 3 балла из 10. Максимум – 4 балла. Извините, но сравнение явно не в пользу Энтони Дорра (да не в обиду ему будет сказано).

Не знаю, как оценивать «Весь невидимый нам свет» по современным критериям (и не совсем ясно, с чем сравнивать сейчас, вблизи-то не увидать лицо литпроцесса), но по мне книга эта – типичный середняк. Она написана настолько хорошо, чтобы ее выделить из потока графомании и напечатать, а потом активно рекламировать. Безошибочный бестселлер – достаточно слезовыжимательный, на яркую тему (война!), без сложных мыслей (продать же много надо!) и с обязательным счастливым финалом (это не спойлер), дабы не травмировать особо впечатлительных читателей.

Описания у автора получились отлично. Это, можно сказать, самая сильная его сторона – все тщательно рассматривать, а потом выписывать. Атмосферно вышло. Но мне не хватило глубины. Много внешнего – все яркое, интересное. Словно на карнавал пришла. Словно музыкальную шкатулку взяла в руки – а она не открывается. Шкатулка, конечно, красивая – но красота эта будто бы неполноценная. Не этого ждешь от серьезной книги, получившей Пулитцеровскую премию и названной иностранными критиками «эпохальной».

«Роман попал в шорт-лист Национальной книжной премии США, был удостоен медали Эндрю Карнеги и Пулитцеровской премии».

Поразительно, что столь длинная (под 600 страниц) и охватывающая целое десятилетие книга почти лишена сложности. Война и нацизм – темы проблемные , разбирать их можно бесконечно, но за этим нужно копать вглубь, а не собирать поверху, ленясь взяться за «лопату».

Автор слишком положился на исторические источники. Книга словно бы сшита из чужих лоскутков. Нормально использовать исторические материалы, если книга у тебя историческая, – понятно. Но в итоге в произведении нет ничего личного, действительно прочувствованного. Описания оккупированной Франции хороши – но мы это уже много-много-много раз читали. Словно бы из пустого в порожнее переливают. С атмосферой нацистской Германии еще хуже – ну очень шаблонно вышло, карикатурно. Ни одного неожиданного интересного факта, ни одной малоизвестной грани. Кажется, автор всерьез был уверен, что в НАПОЛА терпеть не могли темноволосых немецких детей. И вообще темноволосых и темноглазых немцев, дескать, считали второсортными. Но… как бы… неплохо бы отличать плакатный нацизм от реальной жизни, иначе у вас герои даже наедине с возлюбленной будут, простите, зиговать.

Особо внимательные, думаю, даже смогут догадаться, откуда автор утащил ту или иную линию. Мне легче всего было узнать сюжет в НАПОЛА, с дружбой главного героя из рабочей семьи, этакого правильного фашиста, и мальчика из богатой партийной семьи, настроенного против. Это же, простите, «Академия смерти» (в оригинале фильм так и называется – «НАПОЛА»), известный германский фильм. Книга даже в мелочах умудряется подражать фильму. Финал только немножко автор изменил, чтобы узнавшие сюжет читатели перестали жаловаться на не изобретательность.

Оживить сие существо Франкенштейна могли бы яркие, живо прописанные герои со сложными мотивами и неоднозначными мыслями. Но – не мечтайте. Все герои максимально шаблонны. В книге на 600 страниц – только вдумайтесь! – нет ни одного интересного персонажа. Герои либо черные, либо белые. У каждого – по 2-3 черты характера. Боже упаси персонажу сделать шаг в сторону. Наверное, в этом случае писатель должен орать: «А ну стой, тварь такая! Тебе должны сопереживать! Не смей думать плохо! Читатели в тебе разочаруются!» Я в итоге никого не пожалела и не поняла. Нет, я пожалела о потраченном времени и выброшенных деньгах. Лучше бы я второй раз «Чтеца» купила, ей-богу, пользы бы и то было больше.

И помните: в книге русские показаны зверьем. Мне, соответственно, эту книгу не понять – необучена-с. Засим откланиваюсь.

Я насчитала тут много разговоров: с женатыми любовниками, с женами женатых любовников, с бывшими любовницами, со странной мамой и алкоголиком-папой, с коллегами. И ни одного разговора просто с другом. Где-то в названии ошибка.

Вот уже вторая книга Руни, и я четко вижу паттерн. ГГ - странная высокомерная юная девочка, кичащаяся своим интеллектом, но не совсем в ладах со своими чувствами. Немного мазохист. Ну, вылитая Марианна из Нормальных людей . Тут вот Марианну зовут Фрэнсис. У нее мама не от мира сего и неопрятный отец-алкоголик, однако, снабжающий ее деньгами, так что Фрэнсис совсем не нужно работать, и она пишет стихи. С этими стихами она выступает дуэтом со своей бывшей девушкой, а теперь просто подругой, Бобби. Бобби, со слов Фрэнсис, красивая мегазвезда, с зашкаливающим обаянием, способная влюбить в себя любую. По сравнению с ней Фрэнсис просто рыжая дурнушка с веснушками.

На одном из поэтических вечеров Бобби и Фрэнсис знакомятся с семейной парой, Ником, актером среднего уровня зато с мегаваттной улыбкой, и Мелиссой, достаточно известной писательницей. Фрэнсис и Ник заводят роман, как известно из аннотации. На этой ноте я мысленно громко завопила: "Нееееет, не делай этого, не совершай ошибки, не выходи из дома". Но Фрэнсис-таки на том уровне развития, когда это надо, помучить себя, помучить других. Ну, и автор довольно четко ведет рассказ от лица героини, подробные мысли, подобные чувства, и мысли неспроста впереди, потому что ГГ предпочитает не чувствовать. Душевную боль заглушать физической, поболеть, ножницами себя порезать.

Кстати, один казус интересный. Героиню уж настолько спозиционировали интеллектуалкой, а в процессе повествования автор выдал ей хроническую болезнь, эндометриоз, и зуб могу дать, что в России даже не интеллектуалы про нее слышали, а героиня вот нет, даже с названием незнакома. То есть Кант Гегелем, а в медицину ни в зуб ногой? Мне странно это слышать.

В общем, поначалу Разговоры эти читались как бложик средней руки, слегка отдающий чиклитом. Я выпила вина, я поела суп, я пописила, я покакала. Ну почти. Я переспала с чужим мужем, что-то скажет моя подруга? Немногим лучше. И что-то меня так разочаровало, что я чуть было не снизила оценку за предыдущий роман. А что, я тоже бываю алогичной, у меня даже вот в профиле написано. Но потом, ближе к финалу, Руни показала себя. Добавила персонажу глубины (и хищнические мотивы), вдруг как в сказке скрипнула дверь внезапно стало ясно, что центральный персонаж, - мягко скажем, ненадежный рассказчик, что все в романе совсем не то, чем кажется.

Понравилось, что Руни сделав обманный финт, в финале прекрасно показала всю напряженность созависимых отношений, что "последнее прощай" вряд ли когда-либо станет последним, по крайней мере без помощи психологов. А ведь в прошлом именно такие бурные романы воспевались писателями. Хотя никому не интересны здоровые отношения, что про них писать? Встретились, влюбились, и жили они долго и счастливо? Понравились откровенные столкновения в емейлах, если раньше друг другу били морды или расцарапывали лицо, то теперь интеллектуальная элита это делает словесно и по почте. "Зачем ты отправила Бобби мой рассказ?" "А зачем ты тр@халась с моим мужем?"

Не понравились эротические зарисовки, возможно, потому что они не эротические, а откровенно пошлые. "Я была на четвереньках, он что-то делал сзади". И клац клац, видимо, и ни проблеска эмоции. Видимо, потому сексуальные сцены здесь воспринимаются пошлыми, что за ними нет ни чувства, ни значения. Можно сколько угодно заниматься сексом, до любви дело, может быть, и не дойдет. В этом тоже автор молодец.

В Разговорах много еще любопытных мелких моментов на тему отношений, которые можно обсудить. Но что больше всего понравилось, насколько открыты были между собой Ник и Мелисса. Несмотря на все их нехилые семейные проблемы, они честны друг перед другом. По-моему, это прекрасно, когда рассказать можно все, в том числе и свои ошибки, и быть в этом принятым. Наверное, это их разговоры вот те самые, разговоры с друзьями.

Никогда такого не было - и вот опять. Опять я ввязалась в "этническую" прозу Инспирии... Только рана от "50 слов дождя" затянулась - и вот... Не все книги Инспирии (должна признать) одинаково плохи - и я напала на эту книгу после Элизабет Уэтмор - Валентайн . Но...
После "Валентайн" эта книга - казалась логичным продолжением книжного пиршества. Американский дикий Запад времен Калифорнийской золотой лихорадки, и на фоне этого - выживающие изо всех сил китайские эмигранты. Точнее - двое детей: девочка Люси и нечто менее определенное по имени Сэм, и их таинственн(ое) - здесь тоже непонятно - ба.
То, что у нас с книгой будут проблемы - я поняла с первых страниц. Я утвердилась в своем убеждении, что мы никогда не подружимся с "этническими" книгами, авторы которых вставляют в (обычно, английский) текст - слова другого языка. Тут можно еще оправдываться, что герои-китайцы не совсем американизировались - но русский текст от этого выглядит - ужасным и больным. Китайские слова - русскими буквами, без всяких тонов (причем переводчику в одном месте пришлось признать их наличие - мол, вот такая игра китайских слов на основе тонов). Но - даже словарь использованных выражений - русскими буквами смотрится странно. Не заговорим мы по-китайски(((
Еще - меня ввело в заблуждение ба. Я-то думала, что ба - это бабушка. И бабушка - тиран и арбузер несчастных деточек - это было как-то не избито и еще не набило оскомину. Но оказалось, что под "ба" прятался - отэц. И в нашем мире, съехавшем с оси, отэц-арбузер - это вот прям как-то тривиально. Да с ходу я могу накидать - и Сью Монк Кидд - Тайная жизнь пчел , и Мик Китсон - Меня зовут Сол , и так и не вышедшая у нас Gabriel Tallent - My Absolute Darling ... Как-то интерес к книге...
А потом начался - кошмар. И в книжном плане, и в читательском. Потому что авторка поднатужилась - и навалила... Вывалила она на своих возлюбленных читателей - всю мерзость, гадкость и противность, на которую только сподобилась. Разлагающийся труп - который несчастные детишки еще и трогают - кровь, дерьмо, рвота, личинки. Вот прям "..., мазала, лепила" - это про нее. Причем прием "довести героев до дна - чтобы они от него оттолкнулись" - как-то с этими детишками - не очень вяжется.
И еще - я поняла, что у меня есть книжный баг. Который не всегда позволяет читать все подряд с полным доверием и открытым забралом. Я - нутром чувствую, когда авторы передавливают, вызывая к своим книжечкам жалость. Здесь прям - авторка выдавливает всеми коленями и всем своим телом - чтобы доверчивый читатель прослезился. Если это и притча - то притча очень тоскливая и о том, как несчастненькие людишки готовят свои бренные душонки к чистилищу. Текст - какой-то прям жутко надрывно-депрессивный: он - ноет, хнычет, канючит, давит. Еще то, что написано все в настоящем времени - добавляет надрывности. Прям хотелось книгу встряхнуть, чтобы она хоть чуть-чуть утерла сопли и перестала ныть. Либо - не хватает ссылочки для пожертвований.
В своем "аду на Земле" авторка доводит детей до точки - где их будут то ли, грабить, то ли насиловать, то ли убивать. И - откатывается на три года назад - когда герои еще были счастливой семьей. И - пошла типичная сказка об американских переселенцах в стиле Лора Инглз Уайлдер - Маленький домик в прерии . Только - все в том же надрывно-сопливом флёре. Потому что я часто поминаю историю "Фиболд, сын Фиболда" - когда на одну семью вывалились ну вообще все несчастья - а они и то не теряли оптимизма. А эти... И еще - у меня вообще не коннектятся эти две части. Ну не настолько они адски жили - чтобы оправдать всю жесть первой части. Не было плавного сползания в бездну - был некий спусковой крючок - который перечеркнул все мгновенно. Ну а то, что авторка сначала вывела результат - а потом стала его объяснять - это уже ее ответственность.
Вы не забыли - что мы там оставили детей на грани жуткой смерти? Я вот - не забыла! И в четвертой части (в третьей читателя ждет небольшое пояснение - которое нельзя было показать, а только рассказать) - теперь нас будут ждать Луиза Мэй Олкотт - Маленькие женщины - героиня Люси, уже 17 лет - устраивает матримониальные планы свои и новой подруги. А... как??? А - так, что авторка использовала этот восхитительный сериальный прием "Если ты завел героев в полный тупик - используй затемнение и монтажную склейку". ... Да - у меня была именно такая реакция! Я считаю этот прием - полнейшим неуважением к потребителю и просто - творческой импотенцией. Конец - после подсахаренной четвертой части - выглядит чуть более справедливым и логичным. Хотя - если авторка решает проблемы своих героев - через монтажные склейки...
Книга от меня не выдерживает никакой критики. Ни в историческом плане - когда мне скучно и не комфортно с книгой - я начинаю докапываться. Две первые цифры лет в книге стыдливо скрыты - но понятно, что речь идет о 19м веке. Наши предприимчивые золотоискатели добрались до Калифорнии, когда - все в ней уже закончилось. И - две несчастные сиротки бороздят просторы недружелюбной Америки - когда в ней в разгаре Гражданская война. Как эти бедосси умудрились ее проскочить - ведомо монтажной склейке... Ни в литературном плане:

Люси научается

Че-то это меня прям вынесло. Слово "научается" называлось устаревшим еще в словаре Ушакова, а в 21м году - снова норм??? Авторка- вдруг - стала рассказывать про пирит - что старатели так часто об него обламывались - что в языке даже появилось специальное для него выражение. Есть такое выражение - и звучит оно "Золото дураков" - о чем либо авторка, либо переводчик - не знают...
"Букер"? Естественно! Услышала такую фразу, под которой подпишусь - что если в книге человек становится полноправным американским гражданином - это прям первый кандидат на премию. А если он еще и проходит этот славный путь через невыразимые страдания - это только идет в зачет. Страдания читателей - в расчет не берутся. Главная проблема тут - что авторка, как в тот плавильный котел, накидала все - что могла. И национальные проблемы, и гендерные проблемы (как без них)),и отцовский арбузинг, и китайские легенды, и легенды коренных индейцев (про холмы из костей бизонов - была, кстати, прикольная). И когда нужно это было - сплавить и причесать - она просто крякнула, плюнула и склеила монтажными склейками...
Я не знаю - зачем вообще это читать. Только если вам хочется - очень быстро впасть в депрессию и дойти до такого состояния - что захочется помыться. Серьезно - про этот период и поселенцев Америки - достаточно более честных, умелых и оптимистичных книг. Когда герои решают проблемы своим умом и трудом - а не через монтажные склейки...

А вы знаете, что читать на ходу опасно?
Можно споткнуться, упасть, покалечиться. Еще можно попасть на язык соседям, которые сочтут такое поведение высокомерным, с неоправданным желанием выделиться, стать не как все, а попросту - превратиться в "запредельщицу".
Странное слово. Обозначает человека, который, несмотря на очевидную известность правил, и понимая, что наказание может быть жестоким, все равно их нарушает.

А знаете, что такое "политические проблемы", "их религия", "наша религия", "та страна", "неприемники" той страны, фотографирование из каждого куста любых ваших действий, облавы "вражьих полицейских", взрывы и убийства на улицах? Это все названия и последствия по сути военного противостояния немногочисленной группы ирландцев-католиков и современного (для происходящих в книге событий, 70-х годов ХХ века) государства Великобритания, длящееся еще с ХII века, с тех древних времен, когда некая территория была захвачена норманнами. 900 лет борьбы сформировали жесткую иерархию и правила поведения в общине, где живет героиня книги.

Описать эти правила очень сложно, они многочисленны и абсолютно параноидальны, любое отклонение воспринимается активистами сопротивления, как измена и доносительство. Например, и это малость, нельзя обращаться в больницу. Жители района давно привыкли пользоваться самолечением, включая военно-полевую хирургию. Визит к врачу может вызвать вопросы, которые, в свою очередь, могут привлечь полицию, где автоматически будет произведена попытка вербовки, а значит, превращение человека в осведомителя. Даже если вербовки в осведомители не произойдет, ярлык будет навешен моментально, а значит, последствия грядут.

Еще хуже - не смочь внятно отрицательно ответить на вопрос соседа "Кто из вас в гараже вытащил хрень с флажком?" Вы же понимаете, что такое "флажок" в контексте тех вековых правил, когда речь идет о разобранной на части старой-престарой машине Бентли? Из выяснения вопроса про флажок у "наверного бойфренда" героини начинаются проблемы, которыми ему и предстоит заниматься в то время, когда у самой героини появляются проблемы в связи с появлением в её жизни молочника.

У этого романа необыкновенный язык, состоящий из кругов и повторений, из кружения и топтания, из подманиваний и заманиваний, позволяющих погрузить в паранойю мира героев, понятно объяснить, почему они такие, и зачем с ними так поступают.

От великолепия языка и сюжета несколько отступает история завершения отношений центральных персонажей, которая, скорее, является данью моде и обязательной на сегодня повестке дня.

Рекомендую к прочтению всем, кто интересуется современной историей Ирландии и межнациональными отношениями.

Если бы не завышенные ожидания, книга понравилась бы мне гораздо больше. Это оказалась очень простая история о буднях антропологов, имеющая реальных прототипов. Вы окажетесь в Новой Гвинее среди аборигенов в первой половине XX века. Главные герои - трое антропологов - семейная пара и ученый-одиночка, который влюбляется в героиню. Он крутится вокруг мужа и жены, наблюдает за их работой, чему-то учится, что-то привносит своё. Но любовный треугольник не может существовать вечно...

Незатейливая любовная история была бы совсем кислой, если бы дело не происходило в колоритной обстановке. Это наверное единственная причина, по которой я книгу дочитала. Ну и конечно же "эйфория" - это состояние души ученого, исследователя, который открывает что-то новое, что-то, что пропускает через себя, прежде чем открыть это миру. За эту "эйфорию" поднимаю оценку книге - я смогла поймать это чувство при чтении романа, а значит автору всё-таки удалось передать главную мысль и состояние читателю.

Я все присматривался к творчеству Чайны Мьевиля и решил начать знакомство с небольшой по объему книги "Переписчик". Скажу сразу, что знакомство вышло довольно сумбурным. Возможно я выбрал не ту книгу, ведь бывают у авторов книги, которые могут понять только истинные фанаты.
В самом начале, книга меня заинтересовала, сюжет сразу набирает обороты и подкидывает нам некую интригу, которая разжигает интерес. А вот что было в том сюжете дальше, это уже другой вопрос.
Дальше в сюжете начало появляться очень много непонятного. Я думал со временем автор разъяснит все эти моменты, но увы я так и остался в неведении.
В итоге получилось так, что с одной стороны сюжет вроде бы и интересный, а с другой многое осталось под завесой тайны.
У меня лично сложилось такое впечатление, что это либо незаконченное произведение, либо вырванный кусок из какого то большого романа.
В любом случае я попробую прочитать еще что то из творчества Мьевиля, что бы не судить автора по одной книге.

"Ничего не понятно, но очень интересно.
Ничего не известно, но это, но это ничего."
Студия Феникс

«Молочник» — это история о сплетнях, слухах, тишине и преднамеренной глухоте. Это роман о катастрофических последствиях бездействия, читать который будет так же нелегко, как продираться через снежную бурю.
(Елена Фомина)

Когда встречается книга с противоречивыми (даже полюсными) оценками и рецензиями, то думаешь: вот сейчас прочитаю и узнаю в чей лагерь попаду: приемников или неприемников. Но не тут-то было! Стрелка шкалы эмоций и одобрения/неодобрения во время прослушивания была настолько чувствительной и неустойчивой, что легко скользила между "отлично! полный восторг!" до "сколько можно повторять! устала! перерыв". Особенно частили перерывы в начале прослушивания. Через 10-20 минут начинались головные боли. Пришлось частично перейти на чтение, а если слушать, то чудесный голос Ксении Бржезовской уменьшать до минимума. Читать подобную книгу с взрывным эмоциональным накалом - впечатляет и... оглушает!
.
Стиль изложения в виде "потока сознания" настораживает первым. Это как влезть в чужую голову и наблюдать за ассоциативно возникающими мыслями; попасть на волну чужих переживаний, впечатлений, размышлений; заполняться чужими эмоциями: страхом, возмущением, удивлением... К тому же "поток сознания" средней сестры (а именно к ней в голову мы забрались) временами достаточно замысловатый и почти всегда болезненный. Наверное, важным условием восприятия (принять или отторгнуть) всегда будет служить "попадание на одну волну", общую с героиней. Чувствуя тождественность мыслей, я говорила себе: "Эта книга однозначно заслуживает высший балл", но вдруг дорожки разбегались, зацикливались, чёткость сменялась невнятностью и идентичность пропадала, исчезала, на смену ей приходило непонимание и я твердила: "Нет, этот глупый протест с чтением на ходу или головой мёртвой кошки в носовом платке - слишком протестующий! Когда ты закрываешься от действительности романами 19 века, отгораживаешься от близких молчанием, то читать нужно в собственной постели перед сном".
Но в восемнадцать лет, в стране, где запретов больше, чем разрешений, а ты не можешь спрятаться от чужих глаз, пересудов, осуждений, где слишком часто звучат взрывы, а теракты почти привычны - кто знает, как жить правильно?
.
Повторяться о непривычной манере наименований (людей, событий, стран, религий, отношений и тд и тп) не буду: не заметить подобное нельзя, но привыкнуть можно. Язык оригинальный не только за счёт отсутствия личных имён или разделения стран на "заморские"/"заокеанские", а населения на "приемников", "неприемников", "запредельщиков"; Анна Бёрнс пишет очень образно, ёмко, громко и впечатляюще, временами казалось, что она кричит, даже если этот крик - шёпот.

Лежала она мордой к земле, а землею здесь был растрескавшийся от взрыва бетон.

Я ничего особого от книги не ждала, но аннотация обещала знакомство с современной классикой, а первые несколько страниц заполнены хвалебными отзывами от всех и каждого, так что по крайней мере приятное чтение я планировала в итоге получить.

Но что-то не сложилось. И дело здесь не в сюжете, не в персонажах, не в какой-то общей идее романа, а в том, как он написан, в авторском стиле. Выглядит всё так, будто я читала не глубокий роман, хотя от 600 страниц текста другого и не ждёшь, а какой-то сжатый пересказ. Настолько сухо, поверхностно написано. Постоянные скачки во времени, коротенькие какие-то сцены из жизни персонажей, и опять мчим вперёд.

Погружения никакого, понять персонажей тоже невозможно, потому что автор буквально пишет: "вот она чувствовала то-то и то-то, хотела того-то и сего-то, потому сделала так-то". Но хотелось, чтобы это не сам автор проговаривал, а увидеть, понять психологию героев самостоятельно. Поэтому не смогла я проникнуться этой книгой, и дочитала с большим трудом.

По сюжету у нас главная героиня Эйлин, дочь ирландских эмигрантов в Америке, растёт, глядя на нищету родителей, их алкоголизм и бесцельность существования, и даёт себе обещание, что она так жить не будет. Эйлин отдаёт всю себя учёбе на медицинском отделении, ведь только образование и достойная профессия могут помочь ей выбраться из низов. Ну и, конечно, подходящий муж, желательно коренной американец. Вот только судьба сводит её с таким же ирландцем, но подающим надежды учёным. И всё бы ничего, да цели у супругов кардинально разные. Если Эйлин жаждет богатства и процветания, то мужу её это совершенно не интересует, лишь бы его оставили в покое и дали заниматься своими исследованиями. Во что выльется этот брак и добьётся ли Эйлин желаемого, - про это и роман.

Меня совершенно не впечатлила книга, и единственный плюс, за который отдаю должное, - это освещение такой болезни, как Альцгеймер, которой заболевает один из героев. Про это написано хорошо и подробно, и за это автору спасибо. Но в целом - произведение не моё.

Анна Бернс накидывается резко и сразу. Ты только открываешь книгу (виртуально или нет), только начинаешь читать и все - слова сразу же начинают лупить по тебе пулеметной очередью разномастной информации. Полезной, странной и просто. Динамика у текста такая, что зрачки расширяются, пульс учащается. Начинает побаливать живот. Первая глава проносится как Айртон Сенна в Эшториле. Мы вроде как узнаем диспозицию, знакомимся с персонажами (молочник - вроде даже и не молочник, ок), но все это происходит в какой-то безумной и неистовой пляске, как будто какой-то молодой индонезийский музыкант пытается попасть в книгу рекордов Гиннесса, сыграв 5482 ноты за одну минуты. В принципе, уже после первой главы я советую вам ошарашенно оторваться от книги, сделать 6 глубоких вдохов-выдохов и решить для себя, хотите ли вы продолжать этот танец. Диагноз тут поставит и самый неопытный рецензент - нас ждет постмодернизм, причем, возможно, достаточно беспощадный. Пока вы думаете, я немного объяснюсь.

Как-то изредка и спорадически я почитываю Букеровских лауреатов. Делать это стараюсь все-таки систематически и не бросать (хотя вот как раз возникла некая пауза, да потому что сколько можно то). Лично для себя этот литературный опыт я отсчитываю с 2015 года, именно тогда этот формат чтения стал осознанным и оформившимся. Поэтому Анна Бернс - не спонтанное решение, а четвертый кряду эксперимент с высокой букеровской литературой (читай с трудночитаемым и экспериментальным прото- мета- (запрещенная в РФ организация) пост- и другими модернизмами). Кому интересно как складывались предыдущие опыты, то они все бережно записаны: и ямайские фейерверки похабника и срамословца Марлона Джеймса (оценка 3,48), афроамериканские «дативы и аккузативы, вплетенные в яремные вены» Пола Битти (оценка 3,52) и, конечно же, ну как тут забыть такое, «ябсти елдак бздеть дрючить мандить жопа» лауреата 2017 года Джорджа Сондерса (оценка 3,49). Я перечислил оценки уважаемых лауреатов не только потому что я токсик, а просто, ну как бы, чтобы немного добавить общественного мнения в контекст. Народу все эти упражнения в прекрасном не очень сильно нравятся. И вот, как я писал выше, после некоторой паузы в своих интеллектуальных упражнениях, я добрался до 2018 года. До Анны Бернс и ее "Молочника". Оценка, если что, 3,27.

Началась вторая глава. Она, а почему нет, оказалась в 8 раз больше первой. И в целом, ничего не изменилось, все тот же рваный, но быстрый темпоритм (очень ранний Апекс Твин, если вам так будет понятнее); немного контекста, который вроде как лежит на поверхности, но все равно трудноусваиваем из-за своей специфики - тех событиях, которые жители обеих Ирландий называют Na Trioblóidí ("Проблемки"). Если вкратце, то это достаточно драматичная история, о том, как простые североирландские парни, которые еще ко всему прочему в своем большинстве являются католиками, боролись за свои права и свободы с английской, преимущественно протестантской, Короной. И если вы хоть раз слышали про ИРА - то это тот самый конфликт, те самые люди. И сюжет "Молочника" как раз развивается в те самые времена - пожилой протестантский бонз кладет глаз на юную католическую девушку, которая в свою очередь пытается навести порядок со своим "наверным бойфрендом" и семьей. "Наверный бойфренд" - это пришлось переводчику Крылову изгаляться(он кстати приходил в комментарии к рецензии к Сондерсу, которого переводил, можете почитать). Справился, вроде, хорошо. "Таблеточная девица" и "старшая из мелких сестер" - вот еще хорошие адаптации с английского постмодерничного на современный русский.

И, в принципе, да, если прочитать длинную статью в Википедии и вникнуть в проблематику этого конфликта в 70-е годы прошлого века - то становится и понятнее, и сюжет играет новыми красками. Да и вообще сюжет, а именно этот взбалмошный монолог-рассказ безымянной главной героини, он любопытен и интересен. Да чего уж там, книга вообще очень даже ничего. Если бы ее было возможно физически читать. А читать ее невозможно. Опять же, я за всевозможные эксперименты в литературе. Но читать этот плотнейший, если хотите, перенасыщенный текст реально очень сложно физически. Здесь нет каких-то отсечек для глаз в виде коротеньких диалогов (хотя бы), это плотная масса без абзацей, где дважды-трижды, а иногда и раз шесть по кругу происходит одно и то же: "я была белая - но не жутко белая - больше похоже на молоко - бутылка с молоком - белое молоко покрашенное белой краской - дополнительная белизна" - продираться сквозь это, дополнительно пытаясь уследить за смыслом и окружающими метафорами - невероятно сложно. И вот это вот постоянное мозгово-мышечное напряжение сильно вредит - ты не можешь расслабиться и просто тихонечко насладиться книгой. Да и она этого не хочет, мне кажется тоже. Могу ошибаться. Иногда это делаю, но здесь есть ощущение, что чувствую правильно. Что книга вообще не хочет быть поближе к читателю, но это ее право. Потенциал у нее - как у Элеаноры Каттон (помните ее "Светилы"? Тоже Букер, кстати), где она, кстати, куда пропала? Ну да ладно. Пока у Анны Бернс 3,27 всего, и я вынужден согласиться, что они и есть.

Ладно. Давайте всё-таки посмотрим на картину в целом. Вот у нас есть четыре книги, которые четыре года подряд получали самую престижную литературную премию в мире (да будет так). И что мы видим? Все четыре написаны живым и необычным языком, у всех четырех (ну кроме Битти, прости, Пол) интересные и прекрасные сюжеты. Почему тогда массовый читатель (а я всё-таки сделаю ремарку, что на нашем любимом сайте публика всё-таки немного искушенная, ее вашими постмодернизмами с панталыку не собьешь так сразу) ну не ставит высокие оценки? А? Почему бережливо отобранные уважаемым жюри книги не находят отклика в сердечках людей, которые эти самые книги любят (не эти конкретно, а вообще). У меня нет универсального ответа, но есть одна параллель. Посмотрите например на кинокартину "Кода", которая дебютировала на знаменитом фестивале Санденс (который на 80% сохранил свою артхаусную сущность). Фильм этот посмотрели шишки с одного крупного стриминга, пошарили по карманам, нашли 25 миллионов, купили права. Дальше ограниченный прокат, любовь (sic!) зрителей и главная премия кинематографа - Оскар. Вот такой вот путь здорового фестивального продукта к сердечкам абсолютно всех, и критиков, и простых зрителей. Фестивальная литература же сохраняет свой, не знаю, осознанный или нет, налет эксклюзивного снобизма. Победители Букера, которые должны становится международными звёздами и продаваться многотысячными тиражами, ничего подобного за редким исключением не делают. Ну во всяком случае если брать более-менее последние времена, а ведь ещё в 2004 году Ян Мартел взрывал и заставлял рыдать со своей "Жизнь Пи"- и там к премии логично прилагались любовь абсолютно всех читателей, и миллионный тираж и кучка Оскаров. Поэтому, каждый раз читая новых Бернс, Сондерса (его кстати недавно вольно экранизировал Нетфликс - 5,4 IMDB), Джеймса (на него права купили на эмоциях, но забили конечно же), я сетую, что Букеровское жюри не может найти баланс между фестивальностью и инклюзивностью. Хотя казалось бы, в лонглисты часто попадают подходящие варианты. И в этом уважаемая премия как-то все больше становится похожа на премию Нобелевскую - глупую, смешную и абсолютно нерелевантную тому, что происходит в мировой литературе. Не хотелось бы такого.

Итого. Если вам нравится сложная современная проза, в которую нужно погружаться с запасными кислородными баллонами - дерзайте, это для вас. Ну или не для вас. Поплаваете, посмотрите. Я читатель техничный, но я вообще не вывез, после 29% объема книги начал читать по диагонали, прогрессивно убыстряя движение глазных яблок. Знаю, что так тоже нельзя, но мне можно, эта техника дельфина работает, если ей владеть. Обычному, смиренному читателю я Анну Бернс, конечно, посоветовать, не могу даже близко. Если конечно вам хочется посадить свой мозг на шпагат - проше пани. А так, вы знаете что нужно делать.

Читать хорошие книги и беречь себя!

Ваш CoffeeT

Рассказ начинается с августа 1944 года во Франции, в момент осады союзниками оккупированного немцами города Сен-Мало. Два главных героя, слепая шестнадцатилетняя девушка Мари-Лора из Франции и восемнадцатилетний немецкий солдат Вернер Пфенниг. Книга о судьбах этих молодых людей. Автор возвращает нас на десять лет назад и постепенно подводит героев произведения к решающим в их жизни событиям.

Примерно треть книги читается легко и быстро. Поднятые автором темы касаются взаимоотношений между людьми и восприятий событий не простого времени. На первый план встают общечеловеческие ценности, присутствует некая сентиментальность. Сам рассказ побуждает к сопереживанию героям, к размышлению и проявлению положительных чувств.

Слепота девушки представлена без трагизма и мук. Ослепла в шесть лет, переход к слепоте произошел постепенно. Скажу даже безэмоционально и в чем-то неестественно. Как будто это эксперимент автора, а герой добровольно участвовал в этом эксперименте, осваиваясь в новой реальности ощущений, звуков, запахов. Чувствовалась беззащитность и открытость миру главной героини. С другой стороны, ощущалась оторванность её от мира. Не изоляция, а как будто она вне этого мира, поверх него. Проглядывала некоторая неестественность, но символичность несла светлые мысли, поэтому можно было не обращать внимания на отсутствие глубины. Получался своего рода серфинг в солнечный день по волнам жизни.

Если девушка слепая, то мальчик у автора - сирота, талантлив к радиоделу и обучению, но будущее у него определено – работа в шахте, где погиб отец. Чувствуется нагнетание автором некоторого трагизма, для вызова добрых чувств к героям. Для сказки, это нормально. Читателю нужны положительные эмоции, и он их получит. Талант мальчика в починке радио обращает на себя внимание, и он попадает в одну из школ, где проходят обучения лучшие, цвет германской нации, на подобие гитлерюгенд.

Легко читалось примерно до начала военных действий. Потом сознание начало спотыкаться на пересечении повествования с образом войны, сложившимся в России. То, что автор попытался понять судьбы немецких людей, не стремящихся к войне, но попавших в этот водоворот, воспринимается положительно. Чувствуется аккуратное отношение автора к этим людям, описанное по всем правилам современной политкорректности. Необходимо отметить, что сам автор – американец, представитель страны участвующей в освобождении Франции. Немцы в большей мере представлялись как пострадавшая от нацизма сторона. Пусть так. Но в книге, легко касаясь, проскочило несколько строк про советских людей. Изображались они как грязные, дикие, в рваной одежде, пьяные или озабоченные в поисках водки и женщин. Вот такая избранная американская политкорректность. Сразу прочерчивается черта людей и не людей, к которым общие правила культурных взаимоотношений не применимы.

Наш талантливый мальчик катается по оккупированным территориям страны советов и отлавливает рации партизан:

«Забирает убогое советское оборудование, из плохой стали, спаянное на скорую руку. Как можно воевать с такой техникой? Вернеру представлялось, что у партизан железная дисциплина, решительные и опасные вожаки, мощная организация. Однако, судя по тому, что он видит своими глазами, — это жалкие одиночки, оборванные и грязные. Они прячутся по норам и действуют на свой страх и риск.
…
Их магазины завалены обувью, снятой с мертвецов.
…
В самые страшные дни этой неумолимой зимы, когда немцы отступают, а ржавчина точит грузовик, винтовки, приборы, у Вернера остается лишь одно чувство — брезгливое отвращение к людям, которых он видит снаружи. Дымящиеся разрушенные деревни, битый кирпич на улицах, замерзшие трупы, покореженные машины, лающие собаки, крысы — как можно так жить? Мы должны повсюду выкорчевывать беспорядок.
…
Здесь ад. И люди. Много людей, словно русские заводы штампуют по человеку в минуту. Убейте тысячу, мы изготовим десять тысяч.
…
Рация убогая, высокочастотная — наверное, с русского танка. Выглядит так, будто в кожух просто затолкали пригоршню компонентов.
…
Может, эти партизаны и владеют темным лесным колдовством, но им не следовало лезть в более высокую магию радио.
…
Пьяные шаги на верхней площадке лестницы. Русские заходят в чулан, гремят швабрами, по лестнице съезжает ящик со словарями, потом кто-то дергает ручку. Голоса, удары, треск, и дверь распахивается.
Один из них офицер. Двум другим никак не больше семнадцати. Все трое невообразимо грязны, но за прошедшие часы где-то щедро полили себя женскими духами. Они отчасти похожи на застенчивых школьников, отчасти — на сумасшедших, которым объявили, что они умрут через час.»

Зато их герой французского сопротивления, когда передавал шифровки, одновременно передавал сообщения жителям города и крутил музыку. В конце своей передачи он оповещал всех о времени следующей трансляции.

У главного героя есть товарищ Фолькхаймер, который с нежностью о нем заботился и который очень подробно описан автором, с попыткой понять его душу, с вызовом чувства симпатии и сострадания к нему у читателей. При этом он убивает больше ста человек на восточном фронте. Сам он великан, поэтому, чтобы одеться зимой, раздевает на морозе военнопленных, снимает с них вплоть до обуви, обрекая на смерть.

«Фолькхаймер уехал. Рассказывают, что он стал бесстрашным унтер-офицером рейха. Вместе со своим взводом штурмовал последний город на подступах к Москве. Отрубал мертвым русским пальцы, набивал ими трубку и курил.»

У них музыка, поэзия, небо, птицы, море, любовь, а нам разгребать грязь отходов человеческой цивилизации, как на той войне. У них герои, благородные рыцари, возвышенные и романтические натуры, даже бандит имеет душу, а у нас грязные свиньи с примитивными потребностями. Американскому автору хватило духа увидеть свет, как в оккупированной Франции, так и в агрессоре, Германии, но на Востоке, всё тот-же Мордор, со своими орками.

«Вернер на долю деления поворачивает ручку тонкой настройки, и его оглушает поток чудовищной варварской невнятицы. Она бьет прямо в мозг — как будто сунул руку в мешок с ватой и напоролся на бритву…
…
В апреле женщины говорят только о русских, об их мщении. Варвары, дикари, свиньи. Звери уже в Штраусберге. Чудовища в пригороде.»

Всё это наталкивает на мысль об избранности и поверхностности чувств, когда ложка дегтя портит всё впечатление, понижая ценность всего продукта и заставляя более критично относится к написанному, как бы не хотелось поверить в сказку, рожденную в душе американского гражданина. Тут же вспоминаются современные бомбардировки мирных городов американскими рыцарями.
Сильное многое необходимо забыть, чтобы воспринять положительно все детали произведения.

Есть наша трагедия, и есть их трагедия. Какая трагедия больше? Думаю, правильнее будет сказать о сделанных выводах, о дальнейшем поведении и действиях народов страны.
Политика двойных стандартов к разным странам особенно процветает сегодня, затрагивает она и литературу.