«Мы достигли поворотного момента, и мы должны измениться»

Автор: Кристофер Лайдон

Осязаемое напряжение повисло над страной после недавнего цикла ураганов. Вместе с тем как поднимается уровень мирового океана, падает наш дух. Осведомленность о существовании проблемы рисует нам ясные картины того, как мы несемся на полных парах к самоуничтожению, подкидывая в топку углеводороды.

Писатель-антиутопист Ким Стэнли Робинсон считает, что у него первого, раньше всех догадок и графиков, появились эти подозрения о вероятном будущем. Он описал это в ярких деталях в книге Нью-Йорк 2140 : Манхэттен наполовину затоплен и снова реконструирован; люди скользят по волнам между Геральд-сквер и Центральным парком. К текущему моменту это будущее выглядит вполне реалистичным.

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Повышение уровня океана – это одна их сложнейших в предсказании вещей, поскольку это определяется количеством льда, покрывающим Антарктику. В прошлом году Джеймс Хансен вместе с еще 18 соавторами опубликовал статью, рассказывающую о том, что в нашем историческом прошлом, в эпохе палеолита, были времена, когда небольшой подъем температуры планеты – которого мы уже достигли – сопровождался значительным подъемом уровня моря. Они описали если не убедительную, то как минимум наводящую на размышления теорию.

Подъем уровня моря на 15 метров кажется невозможным, но если стает весь лед на планете, то уровень моря поднимется на 67 метров, так что эта цифра вполне реалистичная. Для своей антиутопии я выбрал будущее с 15-метровым подъемом уровня моря, при котором Нижний Манхэттен затоплен (я про район от Эмпайр Стейт Билдинг и южнее до Бэттери Парка)

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Я знаю, что вы ученик постмодерниста Фредрика Джеймсона, также вы почитатель Филипа Дика . Где лежат истоки ваших знаний? Это не совсем наука – откуда тогда?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Моя специальность – английский язык. Я американец левых взглядов. Мое политическое образование получено от Фредрика Джеймсона и представителей левого толка 60-х и 70-х годов, противников войны во Вьетнаме и калифорнийских хиппи. Также на меня повлияли Гэри Снайдер и его Калифорнийский буддизм, они стали важными компонентами в моем мировоззрении. Я член сай-фай сообщества. Все эти вещи помогли сформироваться мне как личности.

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Каким образом все это сообщество за спиной, то, что вы читали, жизнь в целом, повлияли на ваши взгляды?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Я привык думать о настоящем как о первом шаге в будущее, который наступает снова и снова. В дополнение к этому, может произойти что угодно – может наступить утопия, или все может повернуть в сторону катастрофы. Научная фантастика дает отличные инструменты, чтобы это протестировать. Ты начинаешь думать: «Ага, хорошо. Что из того, что есть в нашем настоящем, приведет нас в достойное будущее, и что из того, что происходит в нашем настоящем, ведет нас к бедствиям? Можем ли мы скорректировать это движение в сторону хорошего будущего».

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Что нами движет в настоящее время?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Нами движут ежеквартальный доход и ценности мира держателей акций. Мы находимся в стадии позднего капитализма, и свободный рынок восторжествовал примерно в то же время, что и Тэтчер-Рейгановская контрреволюция против «Нового Курса» (серии экономических законов, введенных президентом Франклином Рузвельтом после Великой Депрессии как способ поддержания экономики, подразумевала значительное вмешательство государства в экономику страны. Меры Тэтчер и Рейгана подразумевали отказ от вмешательства в экономику и рынки – прим. пер.).

Мы были под впечатлением, что рынки сами грамотно разберутся со всем, провозгласили Рынок Королем, а сами стали верными подданными монархии денег. Весь мир вокруг – это выгодное предприятие. Мы разрушаем человеческие жизни и природную среду вокруг себя, мы систематически заманиваем будущие поколения в глобальную, на несколько поколений, экологическую пирамиду Понзи. Мы не платим полную цену за последствия того, что делаем, и эту цену должны будут заплатить будущие поколения.

Нужно объявить следующую стадию мировой экономики, несмотря на тот исторический и не всегда позитивный багаж, который с ней ассоциируется. Она должна иметь в себе аспекты социализма, потому что нам нужно социализировать риски. Пища, вода, убежище, одежда, здравоохранение, образование – мы должны сделать все эти потребности социально доступными. Все эти вещи должны быть доступны для всех как право.

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Несправедливость этого проявилась так сильно и так очевидно именно в ураганах этого года. Чему мы научимся на их примере?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Это зависит от того, в какой нарратив вы верите. Большая часть свободного рынка рухнула в 2008 году. Это должно было привести нас к «А король-то, голый!» типу осознания того, что нам нужна новая система. Но основное количество людей старается продолжить жить так, как если бы событий 2008 года просто не было, и как если бы после них не стало понятно, что капитализм не способен заботиться о нас. Тем не менее, это стало трещиной в фундаменте доктрины, мы сейчас в моменте неопределенности и пытаемся понять, что же будет дальше. Одной реакцией стал Трамп, это стало реакцией по типу «Нам нужно довести систему капитализма до абсурда, для этого мы используем Шута, потому что у нас нет другого орудия для этого».

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Вы бы не могли сказать, на данный момент какой нарратив сейчас выигрывает, или нарисовать картину худшего и лучшего возможного будущего?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Я думаю, мы колеблемся, и нельзя однозначно сказать, кто выигрывает. Это как раз и есть та ключевая особенность будущего, непредсказуемость, но есть множество обнадеживающих знаков. Парижское соглашение было прорывом. Это было значимым историческим событием, которое запомнится не только как часть современной истории, но и его вспомнят через 5000 лет. Тот момент, когда член совета ООН сказал: «Мы обязаны признать истинную цену использования углеводородов. Мы должны стать выше капитализма и регулировать всю экономическую систему ради того, чтобы Планета выжила».

Теперь об этой проблеме знают все по всему миру, и это хорошо. Но, с другой стороны, чему все еще надо противостоять? Власти и деньгам. Сверхбогатые должны осознать, что они не смогут спрятаться в своем особняке на частном острове, и что их дети окажутся в том же тяжелом положении, что и дети всего остального населения планеты. Вот об этом необходимо рассказывать, это наша битва.

КРИСТОФЕР ЛАЙДОН: Можете ли вы поделится с нами видением того, что же произойдет, когда настанет определенность?

КИМ СТЭНЛИ РОБИНСОН: Это просто – перед нами сценарий утопии-антиутопии. Если наступает утопическая версия событий, то мы успели сориентироваться и справились, это значит, что мы создали самодостаточную цивилизацию, которая работает в гармонии с планетой, это значит, что все 8 миллиардов людей способны жить достойно и счастливо наравне со всей остальной биосферой.

Это будет «Земля пополам» Эдварда Осборна Уилсона с идеей, что половина планет должна быть оставлена необитаемой, строго для животных, в то же время люди должны сконцентрировать свое проживание в городах. Там существуют чистые технологии, социальная справедливость, права женщин – эти вещи сами по себе очень быстро стабилизируют популяцию, – а также будет пост-капиталистическая экономическая система, регулирующая рынки. Это утопическое и возможное будущее вполне реалистично с точки зрения физики.

Негативный сценарий – это однозначное массовое вымирание, которое начинается с того, что мы уничтожаем всех крупных млекопитающих, кроме домашнего скота, и таким образом сами себя положим на лопатки. Агрикультура умирает. Океаны умирают. После первого продовольственного кризиса мир подвергнется такому напряжению, что приведет нас к битве все против всех. Это будет столь чудовищно, что это абсурдное бесчеловечие сможет продлиться только несколько десятилетий с последующей посттравматической попыткой восстановиться. Но нельзя вернуться из вымирания. Это сценарий антиутопии – глобальное истребление.

Это, конечно, экстремальные сценарии, но стратегия остаться где-то посередине просто невозможна. Выбор строго и четко попадает либо на один сценарий, либо на другой. Больше не существует возможности движения между этих сценариев, потому что если мы продолжим идти по нему, как мы делаем это сейчас, то это целенаправленная дорога к сценарию антиутопии. Если же мы поймем, как поправить все, и начнем действовать, то мы проскользнем в сценарий утопии. Мы достигли поворотного момента, и мы должны измениться.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ