Собрание сочинений в двенадцати томах. Том 4. Война и мир (том 1)

В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятной учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел возражать, но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито замахал руками, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь…

- Борис, подите сюда, - сказала она с значительным и хитрым видом. - Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, - сказала она и провела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею. - Какая же это одна вещь? - спросил он. Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев…

– «Арнауты, арнауты, – крикнул великий князь и потребовал к себе ротного командира. – «Где эта бестия, ротный командир?» – с удовольствием повторял Берг слова великого князя. – Я и вышел ни жив ни мертв, – говорил Берг, – только он меня уж пушил, пушил, пушил, и «арнауты», и «черт», и «в Сибирь», – говорил Берг, тонко,…

- Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! - сказала графиня. - А эти деньги очень нужны.

И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова - такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра…

- Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая... - Браки совершаются на небесах.

- Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире... это нехорошо.

Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить:"Очень, очень рада... здоровье мама... графиня Апраксина", - и опять, зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать.

Кроме того, он видел по ее приемам, что она одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены.

Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.