Рецензии — стр. 5

История о том, как простой нищебродствующий рабочий становится богатым и влиятельным бизнесменом благодаря духовной деградации. История о том, как человек теряет саму основу человечности ради того, что он считает счастьем. История об еще одной победе морального уродства.

И главное - сколько мир знает таких историй? Историй о том, как ради своей выгоды люди идут на подлости и прочую мерзость. Их бесчисленное количество. Почти столько же сколько в мире хомяко-быдла. Любая история любой проститутки - это история о том же самом - о предательстве человечности и нравственности ради какой-то жалкой преходящей морковки материальных благ. Как это банально, как это низко и отвратительно.

И сколько мы повидали таких людей? Обычно, внешне они очень привлекательны, богаты и часто знамениты. Красиво живут, красиво одеваются, красиво отдыхают, красиво выпендряются... Но нравственно и морально - они уроды.

Само существование таких людей - это позор всего человечества, свидетельство его ущербности и деградированности. Ах да, внешне - все выглядит прекрасно и экономически-выгодно. Но лично я свободна от Айн-Рэндовского превозношения материального успеха и мысли о том, что любое указание на изъяны успешных людей - это обязательно клевета завистников. Хотя и глубоко уважаю эту писательницу за ее оды трудолюбию и рационализму.

И тем не менее, ГГ меня как-то не задел, я ему не сопереживала, всю книгу он вызывал разве что брезгливое отвращение и безразличие. Во мне есть глубинное убеждение, что такое вот хомяко-быдло будет гореть в аду - и мне его как-то совсем не жалко. Вот если бы я ему сопереживала, как-то сочувствовала или симпатизировала - факт его горения в аду в будущем меня бы задел - вызвал бы эмоции. Но тут ничего - слишком мерзкий и примитивный ГГ, чтобы сочувствовать ему и переживать по поводу его морального разложения.

Как бы вы не трактовали такой метафорический образ, как ад, но он значит только то, что предательство нравственности ради преходящих удовольствий в конечном итоге приводит только к страданиям. Ибо преходящие удовольствия потому и преходящие, потому что не являются истинным счастьем. А только иллюзией, к которой столь падки погрязшие в невежестве слабые духом.

Но больше всего мне не понравилось, пожалуй то, что автор совсем не показал внутреннего конфликта ГГ. Как бы там ни было, но совесть есть у всех. Даже у тех, кто убежден в обратном. Да да, вы можете этого не осознавать, но совесть у вас есть) и если она не чиста - рано или поздно она о себе заявит - вот тогда жизнь и правда превратится в ад.) Не сомневайтесь в этом.) Ибо человек с тяжелой совестью, особенно если он этого не осознает - это просто человек с подсознательной программой самоуничтожения. Вот и все.

Так вот, ГГ, похоже, настолько морально-уродлив, что у него совсем не происходит этапа внутренней борьбы перед актом продажи души (ах, простите мне эти примитивные религиозные метафорические символы, но они наиболее ёмкие, образные и наглядные).

Похоже, я просто не люблю книги о моральных уродах. Высокий бал поставила только за то, что в книге неплохо показана Индия, ну и написано весьма сносно. Писатель проявил свои таланты, жаль, что он сделал это чтобы показать нам мусорку морального уродства.

Дебютний роман В’єта Тана Нґуєна, американського прозаїка в’єтнамського походження, «Симпатик» здобув численні нагороди, в тому числі престижну Пулітцерівську премію (2016).
В ньому автор повертається назад до своєї батьківщини, щоб з нового ракурсу побачити і представити на загал події сорокарічної давнини. Бо історія в’єтнамської війни у світовій спільноті висвітлюється якось однобоко, лише з точки зору американців. Адже у конфлікті завжди беруть участь щонайменше дві сторони. То чому ж ми чуємо лише одну? Може, прийшов час почути голоси в’єтнамців, спробувати зрозуміти їх точку зору, нарешті дати їм виговоритись?

Про війну забудуть. Згодом вона стане лише абзацом у підручнику, якого учні не завжди читатимуть.

Текст «Симпатик» — смілива спроба переосмислити події 1975 року у В’єтнамі. Тоді до влади прийшли комуністи, а проамериканській владній еліті, рятуючись від неминучої розправи, довелося поспіхом залишати країну. Здається, така собі звична зміна влади, але така зміна завжди сочиться кров’ю невинних людей. Справді винним, або хоча б якось дотичним до скинутого режиму, завжди вдається уникнути фізичного чи морального знищення. Така собі примарна аналогія.

Що роблять ті, хто бореться проти влади, коли цю владу здобувають? Чому ті, хто закликає до незалежності та свободи, забирають незалежність і свободу інших?

Оповідач «Симпатика» — головний герой тексту, капітан в’єтнамської армії, шпигун, кріт. Все його життя розколоте на дві частини: він метис, син в’єтнамки й француза, безбатченко, застигнутий на роздоріжжі, відкинутий Сходом, але не сприйнятий Заходом. Здається, мультикультурна Америка зможе стати йому матір’ю, але це лише удаване мирне співжиття народів:

Ти або білий, або ні.

Ця болюча суспільна самоідентифікація героя твору становить одну з важливих тем цієї книги. Спочатку відкинутий азійцями, пізніше європейцями, капітан в’єтнамської армії змушений до скону доводити свою приналежність.

Інший бік книги — це саме кривавий конфлікт в’єтнамських політичних еліт, розмінною монетою котрого був простий люд. Власне, книга починається з поспішного відходу «демократичної» влади до США. Й шпигун-кріт координує списки «щасливців» для яких знайшлося місце на борту. Герой теж відлітає з рештою до Америки, й продовжує шпигувати за своїми колегами, зближається з родиною генерала. Але кому він передає інформацію? Достеменно невідомо. Тільки звернення «коменданте» натякає на адресата-комуніста. Вся оповідь героя — це наче багатослівна сповідь, автор якої не залишає поза увагою жодної деталі (дитинство, навчання в американському виші, вишколи в таборах, військова служба й шпигунство). Шпигун немов чистить цибулину пам’яті шар за шаром, бо спогади настільки болючі і сповнені драматизму. Тільки у фіналі тексту стає зрозумілою справжня мета сповіді-зізнання.

— Мені не залишилося в чому зізнаватися!
— Завжди щось є. Така вже природа. Неможливо припинити зізнаватися, бо ми недосконалі!

«Симпатик» — багатоплановий роман. Крім гучних тем в’єтнамської війни й самовизначення героя-метиса і його місця в суспільстві, тема дружби теж лунає гучномовно. Вона розкривається поступово. Ще в дитинстві майбутній шпигун товаришує з Маном, граючись у хлоп’ячі ігри «Війна», «Партизани», «Допити». Хоча з часом ці ігри набирають реальних рис, і вже достеменно невідомо, хто на чиєму боці. Бо, як відомо, політика і участь у воєнних конфліктах часто розсварює не те що друзів, навіть родичів. Невже герої на різних берегах боротьби?
Цей роман В’єта Тана Нґуєна позиціонують як шпигунський, але це радше роман про шпигуна, котрому випало доводити свою відданість безперестанку. Сповнена драматизму особистісна історія героя тісно переплетена з історією країни, для якої він був й так і залишився чужинцем. Й найжахливіше те, що так можна сказати і про США, і про В’єтнам. Це історія про людину з відірваним корінням, що не може прирости до каменю людської відрази та расової нетерпимості.

"Пусть звери живут как звери, а люди как люди"

С такой философией шагает по жизни Балрам, герой романа Аравинда Адиги "Белый тигр". И ведь справедлива и вполне логична его позиция, и сложно с ней не согласиться, но всегда можно поспорить о степени человечности и гранях, которые человеку переходить не следует, чтоб тем самым животным в итоге и не стать...

А как важно, как сладко знать, как необходимо доказать самому себе, человек ли ты, живущий как зверь, запертый в клетке обстоятельств, способный в любой момент найти выход, или все же по праву влачишь ты своё жалкое нищенское существование, ибо не способен ты как птица летать, потому как ползать рожден. Эта мысль и в прежние времена не давала спать пытливым умам, душила и скреблась где-то на задворках сознания, оформляясь и разрастаясь до угрожающих размеров. "Такой зверь рождается в джунглях один на целое поколение. Редчайший экземпляр," - говорит Балрам о белом тигре, о себе, поразительно напоминая другого избранного, отечественного производства, небезызвестного всем нам персонажа, восклицающего в сердцах на свой лад: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" При этом Балрама едва ли можно счесть последователем Раскольникова или продолжателем его дела, белый тигр все же иной: "У меня скромные запросы: выбиться в люди и жить по-человечески. А для этого шагать по трупам не надо, убил раз - и хватит," - более практичный, на мой вкус, более хладнокровный, более безжалостный, если угодно, более сосредоточенный на результате, а не на идее. И есть у этой пары общее, да антураж не тот.

Индия - удивительная страна! Читая уже вторую книгу-победителя Букера, написанную индийским автором, совершенно забываешь поющие и танцующие фильмы Болливуда, цветастые сари и сказки о красивой любви. Глазам предстают абсолютно другие картины... Грязная, голодная, босоногая страна, тонущая в болоте коррупции и нечистот, стонущая под порывами социального неравенства и классовых предрассудков, безграмотная, утирающая слёзы стыда - страна Мрака. Тучная и жиреющая, с раскрасневшейся от "английского" алкоголя мордой, разъезжающая на "Мерседесе" с шофером по дорогим проституткам, деловая, важная, зажиточная, глупая - страна Света. "Индия - это две страны в одной. Страна Света и страна Мрака. Океан несет в Индию свет. На морском побережье другая жизнь. А река несет в Индию мрак - черная река."

"Белый тигр" - это исповедь, исповедь о пути из Мрака к Свету, о пути человека к свободе и жизни. Герой хотел бы назвать свою историю "Автобиографией человека-полуфабриката", рожденный и уже готовый к употреблению, как и тысячи других до него и после - с мрачной стороны, Адига назвал свой роман иначе, с надеждой на чудо и перемены в привычном порядке вещей - со светлой. Ведь каждый человек и сознательно и бессознательно тянется к свету... и да будет свет!

Очень спорной для меня оказалась эта книга.
Я достаточно много читаю азиатской литературы, и в большинстве, книги не оставляют меня равнодушной, но не в этом случае. С Нгуеном дружба не сложилась, и я даже толком не могу объяснить почему.

Может, потому что с самим Вьетнамом и культурой данной страны я не знакома, может, потому что не совсем понимаю идею и посыл данного романа, и более того, совершенно не понимаю логики героев и их поступков. Да, война - это горе для всех и каждому хочется жить, отсюда вытекает образ жизни - каждый выживает как может. Только кто-то действительно пытается выжить, а кто-то трясется за свою плешивую шкурку, пытаясь усидеть на двух стульях, как говорится "и нашим, и вашим", но при этом, совершенно не задумываясь о том, что сразу всем хорош не будешь, и пытаясь найти выгоду в двух местах сразу, по итогу останешься у разбитого корыта.

В этом романе достаточно много размышлений о жизни и о том, как тяжело жилось людям, какие зверства творились - это страшно, и так было в любой стране, куда приходили вражеские солдаты. Героям было тяжело, но при этом как бы комично это не звучало, простите за каламбур, "Сочувствующий" не вызвал у меня сочувствия. Да, мне жаль было народ в целом, но вот герои.... я за них совершенно не переживала. Не прониклась я их историей, не вызвали они у меня желания им сопереживать.

И я не знаю с чем это связано. Возможно, с тем, как и каким языком написан этот роман. Слишком тяжеловесно, слишком ядовито и колко. Слишком язвительно для того, о чем написано. И эта "ядовитость" романа, она была не всегда к месту. Слишком тяжело было читать, много раз хотелось просто бросить, и да, в этот раз я действительно мучила себя чтением. Дочитан роман ишь только потому, что был заявлен по игре, в другом случае, я бы дочитывать не стала. Я крайне редко бросаю не дочитывая, но здесь бросила бы без зазрения совести.

Вот даже не знаю, что сказать. Маленькую жизнь я прочитала уже несколько лет назад и была если не в восторге, то очень и очень довольная. Тогда же поставила себе зарубку на память, что нужно продолжить общение с автором. Наконец, и эта книга дождалась моего внимания. Я ожидала современный роман, наподобие Маленькой жизни, но как же я ошибалась.

Книга написана от лица друга Нортона Перины, который публикует его биографию по письмам. Я долго не могла понять, что это: вымысел, биография, мемуары. Потом я уже посмотрела, что роман основан на реальных событиях, но все равно я не до конца разобралась.

Книга шла тяжело, особенно в начале, до первого путешествия на остров Иву'Иву. Я не понимала половину из прочитанного, приходилось возвращаться, перечитывать. Жизнь на острове была описана намного интереснее.

В начале книги мы уже знаем, что в возрасте 71 года Нортона обвиняют в педофилии. За всю свою жизнь он усыновил 43 детей с микронезийских островов. Волосы на голове шевелятся, когда понимаешь все масштабы катастрофы. Но на протяжении всего романа эта тема практически не поднимается. Есть пару эпизодов, где описывается ритуал на острове. Но в целом - ничего. И вот роман окончен, и его друг в постскриптуме описывает эпизод, который он ранее исключил из книги. По его мнению, он уже ни на что не повлияет, и его можно бы и не читать. Но именно этот эпизод перевернул все мои впечатления о книге, об этом профессоре. Ужасно!

Джонатан Фоер странно на меня влияет: уже второй раз я скачиваю себе его книгу, год играю в ней в прятки, множество раз подряд открывая и закрывая роман в какой-то непонятной панике, будто под обложкой скрывается ужасный монстр, и только потом, придумав тысячу и одну причину, по которой книгу надо прочитать вот-прям-сейчас, начинаю вникать в сюжет. И второй же раз не могу оторваться от истории, странность, некоторая неадекватность и размазанность которой вызывает у меня сумасшедший восторг и непередаваемую словами тоску.

Я не знаю, как рассказать, что такое «Иллюминация» - это разом все и ничего. Это воспаленно-бредовый, несуразный и невозможный рассказ, в котором эпохи и принадлежащие им атрибуты спутались в один огромный ком, из которого во все стороны торчат нитки, но нет ни единого шанса, ни единой возможности добраться до сути истории, понять, что же было на самом деле, а что придумал Фоер, его герои и ты сам во время чтения. Это путевой дневник Фоера, который пишет он сам, его спутники, незнакомые и нереальные люди, и не люди тоже, и непонятно, кто здесь где, и были ли Саша и его семья, и была ли коробка НА СЛУЧАЙ и все остальные тоже, было ли вообще хоть что-нибудь кроме войны, страданий, боли и смерти. Это поток сознания, а может и не одного, вместивший в себя память об ушедшем, не сбывшемся и том, что еще только может произойти, что останется лишь мечтами, и том, что было лишь сном. В какой-то момент мне кажется, что я прочитала книгу книг, объединившую в себе человечество как таковое, со всеми его пороками, ошибками, победами и любовью. В другой – что большей глупости и бредовости мир еще не видывал, и что это вообще было, Джонатан?!

Одно знаю точно – я буду перечитывать «Иллюминацию» снова и снова: Фоер в первую очередь даже не писатель, а визуализатор, художник. А потому в его романах нет и, наверное, никогда не будет чего-то случайного, не имеющего смысла – ни слова, ни цвета, ни звука –, и за каждым кусочком мозаики текста обязательно что-то спрятано, что-то, чего я не смогла или не захотела увидеть в том или ином случае. А ведь есть еще и отрывки, которые увидела, но вот поняла ли?

Спойлер алерт! Например, я убеждена, что Янкель и Колкарь, либо Софьевка и Колкарь – один и тот же человек: свадьбы Брод и Колкаря мы не видим и я убеждена, что ее вообще не было + откуда в те времена на мельнице взяться такого рода пиле + само название «первое изнасилование Брод» (раз первое, значит, было и второе?) + Колкарь стареет и седеет на глазах Брод + эта ее безумная к нему любовь-не-любовь + секс через эту стену, ну чем не намек, что Брод сошла с ума и психологически отстранилась от происходящего с ней?

А ведь еще есть совершенно ненормальный, но при этом идеально выражающий эмоции язык Фоера: и корявый английский, и диалоги в строчку, и диалоги в диалогах, и прерывающиеся рассказы, и рассказы без абзацев, знаков препинания и разделения на предложения. Потрясающе и всегда к месту и по делу применено, но, подозреваю, я и здесь завязла и какие-то важные ниточки упустила, запутавшись или полностью проникнувшись даже не словами, а эмоциями момента.

Восхитительная и ужасная книга, из разряда тех, что надо даже не прочитать, а пережить. Потом еще раз пережить, и еще, и еще, а в итоге переродиться в Джонатана Фоера, чтобы наконец-то понять, что это такое было и чего такого не было, и наконец перестать копаться во всех этих загадках, намеках и полу-намеках, и постараться забыть об «Иллюминации» и снова начать адекватно воспринимать мир.Такие дела (спасибо тебе, Курт, оно теперь никогда от меня не отлиплет, да?!)

Постмодернизм, безжалостный, бессмысленный и беспощадный. Как много негативных отзывов на книги данного жанра. Положительных оценок, к слову, тоже хватает, но на словах мало кто может объяснить, чем же так понравилась эта книга. Такая же беда и у меня. Но все же рискну рассказать о ней с минимальным количеством спойлеров и без лишних слов.

Сама книга разделена на три истории, которые, чередуясь, подаются нам кусочками. Все эти части неразрывно связаны между собой.
Одна из них – история, написанная евреем-неевреем, простым одесским парнем Александром Перчовым (он же Алекс, он же Алексий-не-нервируй-меня!, он же Шапка). Парень он как бы очень крутой: ходит в знаменитые ночные клубы, тратит очень много валюты, у него огромное количество друзей , он постоянно «предается плотским утехам» с подружками, которых у него много, и вообще он очень клевый. А еще он торчит от негров, особенно от Майкла Джексона.
Семейка у Алекса вполне себе обычная: хорошая мама, выпивоха-отец (тоже Алекс), младший брат Неуклюжина-Игорек, слепой-неслепой Дедушка (и он Алекс) и сука Сэмми Дэвис Наимладшая (на протяжении всей книги ее только так и называют).
Так вот история эта основана на реальных событиях из жизни Алекса. Благодаря своим выдающимся знаниям английского языка, он становится переводчиком у приехавшего американца (он же Герой, он же Джонатан Сафран Фоер). Американец этот еврей. И в Украину он приехал, чтобы найти одну женщину, которая помогла его деду спастись от нацистов, а заодно посмотреть на Трахимброд – поселение, где жили его предки.
Сама эта история наполнена кучей казусов и сомнительных шуточек («шутих», как их называет Алекс). Например:

Я доставлю, хотя отелевладелец требует, чтобы никто не получал больше одной миски арахиса. Но вас я сделаю исключением, потому что чувствую себя отвратительно после того, как назвала еврея евреем.

Вторая часть книги – история, написанная уже этим Героем. Это как бы роман (в романе) о его предках. История жизни нескольких поколений от рождения его пра-пра-…-прабабушки (1791 год) до попытки его дедушки спастись от нацистов в 1942 году. Время скачет туда-сюда, порой немного путаешься, о ком сейчас идет речь. История с легкими нотками магического реализма (о, эта невероятная иллюминация во время секса!). История с умышленно-неумышленно перепутанными историческими датами и фактами. История, в которой очень много постельных подробностей, любви, счастья, боли, грязи, нецензурной лексики.

Третья же часть – письма Алекса Джонатану. В этих небольших записочках Саша рассказывает, как дела у него в семье, как он пишет свою историю, что ему нравится – не нравится в романе Героя, что он изменил по его – не его совету…
Не знаю, существовал ли Алекс, но роман частично автобиографичен: у Фоера украинские корни и он действительно в 19 лет летал на историческую родину, после чего и написал "Полную иллюминацию".

Была бы эта книга простым романом о горестях любви и поисках семьи, если бы не стиль Фоера. Знаете, когда я увидела теги «постмодернизм», «евреи» и «война», я ожидала прочесть нечто похожее на «Бойню номер пять» Воннегута, только место действия перенеслось из Дрездена в Украину. Да, я ошиблась, вы правильно поняли. Во-первых, о войне в "Полной иллюминации" совсем мало (примерно восьмая часть, да) сказано, хоть и больно. Как бы ни пытался Фоер прикрыть все юмором, ужасы войны ужасами и останутся. А во-вторых, вернусь я все же к стилю. Автор – игрок! Наверняка, многие читали его «Жутко громко, запредельно близко». Помните все эти подчеркивания, загадки, подсказки? Да, тут он еще до такого не дописался, но тоже неплохо вышло. Как я уже говорила, наш Алекс прекрасно владеет английским языком. Как жаль, что так думает только он сам. База несомненно есть, но постоянно употребляются неправильные формы слов и в неверном контексте, а уж с идиомами и вовсе беда. Например, «отправиться на покой» - всего лишь лечь спать. Таким языком написаны две части: письма и история Алекса. Сначала тяжело такое читать, потом даже смешно, под конец или привыкаешь, или устаешь и бесишься. В некоторых отрывках совершенно отсутствуют знаки препинания, правда, читая на одном дыхании, даже лучше улавливаешь эмоциональную окраску. Кое-где несколько слов сливаются в одно. Местами книга напоминала мне мультик «Пластилиновая ворона» (вот к чему было цитата в начале рецензии, да): очень уж часто встречаются фразы вида «еврей не еврей», «где пошла или не пошла ко дну повозка», «была или не была она». Стоит отметить восхитительную работу переводчика - Василия Арканова.

Фоер еще очень и очень много внимания уделяет определенным предметам. Коробки, фотографии, мемориальные дощечки, бусинки. Он может забросить сам сюжет (кое-где видны явные несоответствия), зато у каждого предмета будет своя история, своя боль, своя любовь. Лично меня больше всего тронули 613 печалей Брод. Они может и глупые на вид, но разве ж никто таким не страдал? Каждый прошел через нечто похожее.
Фрагментация, временное искажение, историческая метапроза – классические приемы постмодернизма, присущие и «Полной иллюминации». Да и преувеличением автор балуется неплохо так. Чего только стоит эпизод, где мужчина прислоняется ухом к животу беременной женщины, а малыш так пинается, что отбрасывает мужчину на пару метров. Ну и само собой без иронии и черного юмора тут тоже не обошлось.

Что не понравилось лично мне – пустые диалоги в некоторых местах:

-Как ты думаешь, где ты будешь через десять лет?
-Не знаю.
- А я где буду?
-Через десять лет?
-Да.
-Не знаю. Где, ты думаешь, ты будешь?
-Не знаю.
-А я где буду?
- Не знаю.

Собственно только из-за них я и снизила немного оценку. Хотя и к ним можно привыкнуть.

Кому бы я рекомендовала эту книгу? Никому. Серьезно! Боюсь, не угадаю. Но если вы сомневаетесь в собственной адекватности, ваш юмор кажется вам странным, вы не чураетесь смачных постельных сцен и ужасной брани, а ваша религиозность стремится к нулю, то вы можете попробовать эту книгу. Вероятность, что она вам понравится, очень велика.

Наверное, никто, кроме Янагихары, не смог бы меня заставить взять в руки шашки и что-то здесь оставить на память.
Я прекрасно понимаю, что этот роман обречен в лучшем случае на забвение, в худшем - на жесточайшее непонимание. Он не просто о тонкостях, но именно о том, как люди склонны эти тонкости пропускать и игнорировать - поэтому судьба его сообразна его смыслу. Но если есть привычка внимательно слушать - это совершенно переворачивающий опыт. Никакое знакомство со злом в первом лице, никакие набоковские гумберты не воспитывали во мне такую прозрачную ярость, как Нортон Перина. И никакие публицистические работы и выкрики о том, как привилегии убивают общество и в конце концов убьют всю цивилизацию, попутно добив природу, не были столь убедительны и не заходили в меня настолько просто и настолько через нутро. Это как подрыв тайного лаза вместо бесполезной стрелецкой атаки на каменные оборонные стены.
То, как главный герой теряет доверие читателя, то как он врет и пропускает факты, то как он умно и качественно подтасовывает, то как он искажает мир и правду, то как рисует других людей, как брезгует, как он использует для всего человеческого слово "сентиментальный" - это делает путь к истиной картине ситуации целым детективом. И ужас в том, что детектив этот - документальный. Поговорив с Периной, поспорив с ним в своем сердце, я поспорила со всем моим собственным пережиточным говном, доставшимся в наследство от истории, культуры и семьи. Со священным догматом достижений. С ощущением своего превосходства. С пренебрежением ко всему обыденному, ко всему простому, естественному и женственному. С культом эгоцентрики и охоты на ресурс, с отгороженностью интеллектуалов. Я постепенно поняла, что Перина не очень-то умен, что он попросту подслеповатый глупец, он просто сам в верит в идолище своего ума в сжатых границах его мира, и то же самое со всеми этими категориями выше - они лишь кажутся соблазнительными и отточенными, а на самом деле это гора мусора.
Всё это не лежит в книге на тарелочке, всё это пришлось самостоятельно выудить из ладных слов, вычленить, ориентируясь на легкую иррациональную тошноту, которая подступает с самого начала, несмотря на всякие оправдания, типа это честная исповедь, а на исповеди всегда говорят не самое приятное. И вот этот личный труд, эта руда - тот действенный инструмент, которого не было в других подобных опусах о белых мужчинах, которые спят со студентками, хористами, детьми, рабынями и всеми-всеми, всем миром, который принадлежит им, обязан им и не имеет голоса. О нет, это не открытие Америки Европой, как было у Набокова. Это не колониальный роман. Это не любование нездоровой влюбленностью. Это не покаяние, провалившееся в смакование своих преступлений. Это, наконец-то, разоблачение, полное, глубинное - и - что очень важно - тот, кого эта книга разоблачает, не понимает и скорее всего уже никогда не поймет, что он врет через слово и это вранье раскрыто, не осознает своей искривленной, уморительно ограниченной картины мира и ее оголенности перед публикой. Он будет страдать от себя, тайно, по ночам, в снах о уничтоженных джунглях, но не разгадает всей картины своего безумия. Это важная часть паззла, это надо знать, чтобы понять таких людей. Чтобы отделить их от тех, кто даже обладая привилегиями и, разумеется, заблуждениями, теми же, в общем, что и каждый, не становится их пожизненными рабами. И самое главное - холодная ярость, возникающая от этой исповеди, лишена желания карать какую-то группу людей. Она конструктивна, в ней нет кровавого тумана. Она внушает лишь самому жить иначе. Я считаю, это подвиг автора - создать такую конструкцию. Конструкцию, неподкупную для зла. Мне страшно подумать, каких трудов Ханье (женщине из колонии империи) стоило этого добиться, сколько ей приходилось бить себя по рукам.
Ханья не просто глубоко исследует реальный материал, что позволяет точно сказать, что данная история - не просто сказка о красоте и ужасе, не просто экологическая страшилка. Ханья показывает глубочайшую связь власти, душевной недостаточности, поощряемой обществом, и сферы сексуального. Педофилия, как и проституция, как и любое другое сексуальное насилие - это не биологический баг, это в первую очередь социальный п***ец, это неизбежное продолжение одиночества и вседозволенности, власти и внутреннего чувства превосходства. Так было испокон веку и так будет, пока мы будем жить в видовом сообществе, где всё про власть, где ее идол виднеется везде и во всем, где ее воля решает, каким мирам жить, а каким погибнуть, и единственный выход для нормального человека - поступить как Таллент. Уйти, скрыться среди деревьев. Остаться последнем сном совести в голове глупца и безумца.

Эта книга явилась для меня большим разочарованием. И, если честно, то обидней всего было наличие адекватного, интересного начала и серого, сумбурного, шаблонного конца. Автор заманивает читабельным сюжетом, а потом, резко, вываливает на вашу голову то, что всегда является минусом для нормальных произведений.

В книге сюжет начинается с драмы - взрыв газа и четыре трупа, в обгоревшем доме. В один момент Джун лишилась, практически, смысла жизни - погибла ее дочь, Лолли, жених дочери, бывший муж, с которым Джун была в разводе, и бойфренд Джун - молодой, чернокожий Люк. Только недавно она готовилась к свадьбе своей дочери и занималась вопросом рассадки гостей, а теперь у нее ничего нет, внутри зияет большая пустота, и сама Джун, чувствует себя больше мертвой, чем живой. Она уезжает из маленького городка, где случилась трагедия, куда глаза глядят, взяв минимум вещей и одну кредитную карту.

А в городке все уже определили виновного - это ж Люк, сожитель Джун. Во-первых, он чернокожий, во-вторых, сидел за наркотики, аж целый год, в тюрьме. Все тут же вспомнили его гуляющую мать - Лидию. Мол, что может родиться от матери-шалавы?! И никого не смущало, что муж Лидии, с которым она маялась до рождения внебрачного сына, частенько ее избивал, играл в семейного тирана. Это в маленьком, американском городке сходило за "нормальную, семейную жизнь". Но кроме Лидии осуждали и саму Джун. Куда она полезла на молодого любовника, в свои пятьдесят лет? Ясно, что парню нужны были ее деньги и все. И не смотрит местный люд, что у Люка свое прибыльное дело было еще и до Джун. Что он даже местным оболтусам давал хорошую подработку.

Взрывной волной сносит не только стенки домика, но и маски со всего окружения погибших и пострадавшей Джун. Автор вводит довольно большое количество второстепенных персонажей, и каждый из них рассказывает свою историю, и каждая их история связана со взрывом. До середины книги это реально было интересно читать, даже лесбийская парочка, которая держала мотель "Лунный свет", где надолго осела главная героиня, не раздражала и выглядела довольно адекватно.

Но затем что-то странное происходит с конвой сюжета - нам рассказывают о причине пожара и ...она блекло прописана. Словно автор нагнетал, выписывал круги в тексте, но не смог придумать, чем бы поразить читателя. Вместо взрывного эффекта от тайны, которая заложена в произведении, мы получаем тихий щелчок, и вопрос "ради этого стоило так все растягивать?!".

Меня попытались еще раз удивить, и вот Лидия рассказывает правду о том, как ее сын попал в тюрьму. И это вызывает только раздражение, да недоверие. Если Люк такой умный и разумный был, то он мог не ждать помощи от своей не совсем адекватной, на тот момент, мамаши, он мог обратиться, хотя бы к дежурному адвокату, если видел, что ему какую-то чушь втирают. Ведь взрослым парнем был, не совсем прям подростком. Если его так все любили, то почему не нашлось человека, который бы подсказал ему куда и к кому обратиться.

Да и остальные персонажи стали вести себя странно, словно, начала их историй были о других людях. Создавалось впечатление, что автор пытается привести их к определенному шаблону. Из интересных и живых они превратились в скучных, предсказуемых. Плюс, под конец, все хором герои заныли, занудели и ничего нового мне уже не смогли рассказать.

Вывод: тайна сюжета, смысл были плохо продуманы, на скорую руку. Персонажи не были расписаны нормально, до конца. ЛГБТ и цвет кожи героев не помогли вытащить книгу на более высокую оценку. Ну, и марихуану не надо курить с пятнадцати лет, да проверку газовой печи чаще делать, особенно, если ей около ста лет.

Если пару лет назад все книгофилы обсуждали роман «Щегол» Донны Тартт, то на смену ему пришел «Маленькая жизнь» американской писательницы гавайского происхождения Ханьи Янагихары. Так получилось, что я никак не доберусь до него. Но! зато я прочитала её дебютный роман, а именно «Люди среди деревьев» (The People in the Trees). И он меня очень впечатлил!

Сюжет начинается с развязки. В первой главе читатель узнает, что известному ученому 71-летнему Нортону Перине предъявлены обвинения в сексуальных домогательствах. Он же почетный доктор наук, лауреат Нобелевской премии и всё отрицает. Во второй — что его приговорили к заключению.

А вот потом начинается повествование про жизнь этого ученого: от его детства до заключения. Он же сам и записывает свои воспоминания во время отсидки (смешное слово;))
Так читатель погружается в его биографию. Так как он ученый, то он долго (иногда и нудно) описывает свою работу, свои опыты. Он один из первых, кто попадает в неизвестное племя в Микронезии. Там Нортон обнаруживает, что его жители живут больше 150 лет, хотя их разум в сравнении с телом быстрее угасает. Проводя опыты, он осознает, что это из-за редкого вида черепах, которых едят местные. Это открытие делает его знаменитым. Но из-за навала бизнесменов, ученых, туристов племя разоряется. И Нортон начинает усыновлять детей из этого острова, чтобы спасти их от голода. Так у него оказывается 43 ребенка! Один из которых и обвинил его в сексуальных домогательствах.

Самое страшное в этой книге, что прототипом Нортона стал реальный ученый Даниел Карлтон Гайдузек. Он вирусолог (как и наш герой), который в 50-ых «раскрыл инфекционную природу нейрологического заболевания куру, распространённого среди жителей Новой Гвинеи племени фору». Он также усыновил 56 детей, и один из них подал на него в суд за растление и изнасилование. В 1996 году ему дали 1 год тюрьмы. После освобождения BBC снял документальный фильм про него, где он признается в содеянном. (Интересный факт, что на Википедии на русском языке об этом несказанно ни слова, в отличии от англоязычной)

Первую мысль, которую хочется выделить — это влияние цивилизации. Было себе закрытое, никому неведомое племя со своими устоями, традициями и привычками. Но только мир узнает, что у них есть черепахи способные продлить возраст (хоть ты и будешь овощем) все фармацевтические компании бросаются на штурм! И через пару лет нет ни черепах, ни лесов, ни самого племя. Одна разруха, алкоголизм и нищета. А также мусор, бутылки и обертки от сигарет и фастфуда.

И снова поднимается дилемма: можно ли простить гениям их ошибки или слабости. Очень часто талантливые люди не вписываются в рамки общественных норм. И я говорю не только про их эксцентричное поведение, а про этичные нормы. Ладно, если гений ведет себя как дерьмо (Поль Гоген или же Стив Джобс). Но другое дело, если из-за них страдают другие люди (тот же самый Вернер фон Браун, который на крови огромного количества заключенных привел человечество в космос или же Харви Вайнштейн, благодаря которому снято столько шедевральных фильмов, но он заставлял актрис спать с ним).
Так и в «Люди среди деревьев» можно ли простить великому нобелевскому лауреату его поведение? Ведь он искренне любил этих детей (прастигоспаде!) Вот его ассистент и друг, от лица которого мы все узнаем смог:

я хочу ни больше ни меньше восстановить репутацию Нортона, напомнить миру, что двум последним годам предшествовало нечто гораздо более важное, чем то, что произошло или не произошло за несколько быстротечных месяцев. Может быть, это наивно с моей стороны. Но попытаться нужно: не совершить подобное усилие ради человека, так много сделавшего для науки и медицины, было бы как минимум непростительно.

Меня поразил финал книги, вот этот «P.S.» после эпилога. Не буду спойлерить, но я ожидала другого объяснения (если вообще что-то ожидала). Вот эта маленькая главка и раскрывает писательское мастерство Ханьи Янагихару! И дарит веру и надежду в её литературное будущее!

Роман довольно объемный (450 страниц), написан непростым языком. Здесь очень много научных терминов, долгие описания исследований, куча слов из обихода племени с непроизносимыми названиями. Но в тоже время красивый слог, обилие фраз, заставляющие задуматься, отлично воссоздана атмосфера в джунглях и сам увлекательный сюжет.

Итог: это книга не для всех. Она для любителей поразмышлять над морально-этичными вопросами. И она действительно стоящая.

Вот причём тут "Интеллектуальный бестселлер"? Где тут "Живописная история о чудесах", которая "наполнит восхищением и разобъёт ваши сердца"??

Уж слишком много моментов "ниже пояса", похоти и откровненного бл.дства. Как Вишневский помешался на бёдрах в узких коротких юбках, сиськах и менструациях, так и Фоера на протяжении всей книги тянет на порнуху, да ещё и с элементами хардкора (может, под этим и подразумевалась живоПисность романа?). Периодически складывалось такое впечатление, что книгу (или отдельные её главы) пишет крайне озабоченный юнец, насмотревшийся "видео для взрослых". Там даже собака, - и та с гендерными девиациями!

В остальном, книга делится на две части. Одна часть пишется от имени самого Фоера (что весьма скромно для дебюта), в которой Герой пытается раскопать свои корни в воспоминаниях, записях и хрониках, но его история очень грустная, пронзённая болью и страданиями.
Вторую часть пишет Алекс, побывавший проводником Героя в Украинских просторах и его переводчиком во время его поисков зацепок. Как раз про поиски и рассказывает эта самая вторая часть, написанная ужастнейшим языком, поскольку переводчик из Алекса никудышный, а писать он умеет не лучше, чем переводить.

Обе части повествования чередуются, прерывая друг друга. Поначалу кажется, что они мало связаны, но постепенно, между ними появлется что-то общее, они идут на сближение и...
Кульминации не происходит... Хэппи-энда не будет... Занавес...

«Я только теперь ухватился
За осознания нить -
Мы клятву давали “Помнить”,
А в мыслях держали “Забыть”...»
(Сайго Хоши).

Даже и не объяснив себе до конца, зачем мне это читать, я как-то спонтанно погрузилась в далекие от меня, да еще военные реалии полувековой давности. Книга для дебюта оказалась неплохо написанной – со своей внутренней философией, с саркастичным юмором, глубинными течениями сложных эмоций и по-европейски отточенным языком. Думаю, мое общее впечатление от нее было достигнуто не только благодаря авторскому писательскому дарованию, но и благодаря интеллигентному переводу Владимира Бабкова. И даже аннотация к книге была адекватна, что сегодня уже почти редкость.

Начав читать, я спросила себя, а что я, собственно, знаю о Вьетнаме? Практически ничего, вероятно, даже меньше среднестатистического человека. Конечно, я смотрела «Индокитай» с Катрин Денёв и наблюдала за вьетнамцами в студенческих аудиториях, а пару лет назад коллеги, побывавшие во Вьетнаме туристами, захлебываясь от восторга, уговаривали меня поехать туда вместе в следующий отпуск. Я умею готовить традиционный вьетнамский суп фо. Пару раз я пробовала весьма своеобразные вьетнамские сладости, внутри которых прятался вареный яичный желток. Ещё мне приходилось бывать в легендарном, тогда ещё ленинградском, кафе «Сайгон», правда, уже на самом закате его существования. Мне известны симптомы вьетнамского синдрома. Я знаю про напалм. Где-то в недрах родительской квартиры прячутся лампа из огромной конической раковины с профилем Хо Ши Мина и изящная картина-маркетри из ракушек и древесины, а на даче у нас долго жила подаренная кем-то отцу коническая шляпа из пальмовых листьев. Вот, собственно, и все, чем представлен в моем сознании Вьетнам. Не густо. Наверное, поэтому «Сочувствующий» поначалу взорвал мое благостное незнание, болезненно и неоднозначно продвинув меня к осознанию некоторых реалий.

Своеобразная книга-исповедь, книга-рефлексия, «Сочувствующий» написан американцем вьетнамского происхождения от имени вьетнамца-маргинала, в равной степени чужого среди своих (вьетнамцев) и среди чужих (американцев и даже проамерикански настроенных вьетнамцев), так и не нашедшего своей собственной позиции в событийной реальности вьетнамской войны. Будучи плодом связи вьетнамки-прислуги и католического священника, военным и двойным агентом, сочувствуя коммунистическому движению, принимая ценности американского мира, подчеркивая свою образованность и рефлексивность, он, как тростник на ветру, всю жизнь оказывался во власти противоречивых внутренних интенций, заставляющих его совершать как мелкие уклонения от социальных правил обеих культур, так и откровенные преступления (убийства журналиста и майора, пассивное участие в издевательствах над «шпионкой»), не оправдываемые ни в одной из них. Наличие как бы двух сознаний, конфликтующих друг с другом, попытки усидеть на стульях двух культур и разных политических идеологий оборачиваются для него в конце концов личной трагедией, преодолеть которую он с большим трудом пытается лишь на последних страницах (и не очень понятно, зачем).

Маргинальность сквозит во всем тексте: герой сочувствует коммунистам, но интендантствует в проамериканской властной военной верхушке; успевает со своим генералом сбежать в Америку, но оттуда шлет шифровки с доносами на их реваншистские намерения; ссорится с Творцом по поводу культурного образа вьетнамца, но занимает пассивную позицию на съёмках его фильма «Деревушка» на Филиппинах. Более того, как всякий маргинал, он в чужой культуре пытается стать американистей американца, а в своей – подчеркнуть свои вьетнамские корни (последнее все же не очень удается, если отследить высказывания героя о жителях своей страны).

Книга весьма физиологична, она буквально напитана жарой, потом, телесными запахами, зловонием разлагающейся идеологии, алкоголем, испарениями нищеты и разрухи. Кроме того, в ней ощущается какая-то жалкая маскулинность, не вызывающая ничего, кроме брезгливого сочувствия. И даже мушкетерская дружба трех мужчин, ностальгия по матери, почти эдипальная ненависть к так и не признавшему его официально отцу и любовные истории героя принимают извращенную форму, вызывая чувство гадливости. По сути, герой ни в чем не находит средства для упорядочивания и успокоения своего хаотичного внутреннего мира, над которым стабильно возвышается только островок его больного Эго. Конец романа, посвященный почти мазохистскому и одновременно метафизическому многостраничному описанию пыток, совершаемых другом героя и апеллирующих к метафоре возрождения через смерть и боль, смазал мое начальное позитивное впечатление напрочь. Так что начав читать с энтузиазмом, к концу я пришла к выводу, что лучше бы я этого не читала.

Эту книгу трудно оценить однозначно. А может, я не ее целевая аудитория, и потому у меня нет внутреннего механизма ее оценки. Могу выразить только эмоциональное отношение к тексту, но и его не получается собрать в единое целое - выходит что-то на грани ужаса, отторжения и жалости. На всем протяжении чтения меня не оставляло впечатление, что эта покаянная и окаянная история адресована не мне, да и вообще не миллионам читателей по всему миру, а, скорее, послевоенному поколению этнических вьетнамцев, является своеобразным приношением-оправданием автора стране, где он родился, но на чье благо не служит. Но уж им-то она точно ни к чему.

Итак, дебютный роман молодого индийского писателя Аравинда Адиги – «Белый тигр».

Описывается современная Индия. Точнее, мы, скорее, знаем об этом, нежели это осознаём. Здесь есть все реалии современного мира: сотовые телефоны, ноутбуки, бизнесмены, автомобили и др. Но одновременно с этим мы и несколько дезориентированы во времени, так как в эту современность напористо врывается совершенно другая Индия. Эта Индия традиционная, где-то страшная, грязная, нищая – тёмное Средневековье.
Конечно, сама по себе Индия – страна вне времени, страна больших контрастов. Это поражает, но и безумно завораживает.

История бедного юноши Балрама не отделена от Индии, а, напротив, проистекает из всех этих злополучных контрастов. Он – дитя своей страны, который выбрал для себя путь не смирения, а бунта.

Вообще с самого начала книги меня не покидала мысль о том, что сюжет «Белого тигра» родствен знаменитому рассказу Акутагавы «Ворота Расёмон». И у Акутагавы, и у Адиги герои – слуги. И если в «Воротах Расёмон» показано, как слуга РЕШАЕТСЯ на преступление, то в этом романе изображена уже готовая, созревшая решимость Балрама на преступление, а также жизнь после совершённого злодеяния.
Могу ошибиться, но всё же думаю, что подобное произведение (я имею в виду «Белого тигра») могло родиться только в наше время. Совершённое преступление слуги Балрама помогло ему выбраться из вечного рабства, на которое он был обречён по своему социальному положению. То есть вот она – конкретная польза от того зла, что вершит герой. Мы не увидим у Аравинда Адиги нравственных метаний в духе Достоевского, даже искупления вины здесь нет. Она, конечно, маячит, эта вина, да и расплата, возможно, впереди. Но сейчас-то всё хорошо. Пока хорошо… А дальше видно будет.

То, над чем билась русская литература в лице Пушкина, Достоевского здесь как бы преодолено. Так как душа уже давно продана дьяволу. Осталось только организовать свою жизнь хоть и без души, зато комфортно. Вот именно по этой причине это очень современный текст. Этим и оправдана премия, которой наградили книгу.

Плюс ко всему это очень безнравственный роман. Я таким образом не оцениваю это произведение, а пытаюсь уделить ему место в современном литературном процессе. И оно очень хорошо, кстати говоря, туда встраивается, особенно если учесть постмодернистскую картину мира, в которой мы и находимся.
Тот бунт против Мрака, на который идёт герой, по его мнению, ведёт к Свету. И он действительно вырвался навсегда из Клетки, он – Белый Тигр, избранный и отмеченный. Но только вот Свет (свобода, богатство, женщины, вседозволенность) – это оборотная сторона Мрака. И герой пока об этом не знает. Вернее, он догадывается. И понимает, что идолы, которые существуют в этом мире Света требуют постоянной жертвенной крови. И самое печальное, что герой на неё готов…

Один мой хороший знакомый, прочитавший роман «Сочувствующий» раньше меня (а точнее, прослушавший его в аудиоформате), сказал, что ему «не хватило сюжета» (что, очевидно, было вежливым эквивалентом «не понравилось»). Поэтому стоит предупредить: если вы ищете динамичный сюжет или что-то захватывающее в духе шпионских триллеров, то эта книга не для вас. Также смело проходите мимо, если в вашем представлении Вьетнам — это «плевок на карте» где-то в Юго-Восточной Азии, а о войне в регионе вы помните по фильмам про Рэмбо или впервые узнали из южнокорейских дорам (да, корейцы там тоже отметились, как и французы, американцы, японцы, советские граждане и многие-многие другие). Как сказал один очень уважаемый мной книжный блогер, «не моя история, не моя беда». В моём же случае — самая что ни на есть моя: и история, и форма подачи.

Первое, на что обращаешь внимание, — это удивительно живой, образный и саркастичный язык, которым книга написана (неслучайно даже комендант лагеря для военнопленных, прочитав «исповедь-признание» главного героя, ставит тому в вину слишком изысканный, слишком «западный» стиль, а настоящие коммунисты, мол, должны писать просто и без затей, в духе «Как закалялась сталь»). Эта образность не имеет ничего общего с витиеватостью. Напротив, каждое слово выверено и, как снайперская пуля, бьёт точно в цель, рождая незабываемо яркие образы в сознании читателя. Вот, например: оторванная нога лейтенанта, подорвавшегося на мине, «нашлась сразу, сервированная на листьях папоротника»; или: собеседник направил в лицо главному герою «фонарик своей улыбки» — и т.д. (отдельное спасибо — переводчику В.Бабкову). Уже одно это выгодно отличает «Сочувствующего» от обласканной премиями литературы, написанной до безобразия простым, если не сказать примитивным, языком.

С другой стороны, именно эта насыщенная проза и тонкий юмор рассказчика помогают принять и «переварить» огромный пласт информации, метких наблюдений и философских рассуждений — иными словами, горькую правду жизни, открывающуюся читателю. Готовьтесь к тому, что чтение романа отнимет у вас много времени и сил (с учётом не только смысловой плотности текста, но и мелкого шрифта — 400 страниц читаются как все 800, если не больше).

Если говорить о событийной стороне, то того самого «сюжета» здесь хватает с лихвой, причём повествование проходит через несколько кульминаций (такая «ломаная» структура вместо традиционной трёхактной в последнее время часто встречается в произведениях американских романистов, взять хотя бы «Всё, чего я не сказала» Селесты Инг): вот во время эвакуации герои под пулями — то ли врагов, то ли бывших союзников — пытаются выбраться из подбитого самолёта; вот они же участвуют в «ликвидации», а по сути — самом настоящем убийстве пары персонажей; вот они, наконец, пробираются с военным отрядом из Тайланда во Вьетнам через Лаос; а главы про съёмки военного фильма на Филиппинах вполне могли бы лечь в основу самостоятельного произведения.

Но всё это не просто воспоминания о событиях в жизни главного героя, рассказанные с обескураживающей честностью, это история о стране и эпохе, о противостоянии и единении Востока и Запада. Естественно, автор не обошёл стороной ужасы и самые тёмные стороны происходящего как по одну, так и по другую сторону океана. «Просто чтобы ты знал. Я их этому не учил...» — как много сказано одной фразой американского инструктора, вместе с главным героем наблюдавшего за групповым изнасилованием пленной шпионки коммунистов (всю эту сцену можно воспринимать как метафору происходящего с Вьетнамом: раньше этим занимались иностранцы, а пришло время — и теперь сами вьетнамцы терзают свою несчастную страну). К чести автора стоит заметить, что в книге, как и в жизни, нет «плохих» и «хороших», главный герой — а вместе с ним и читатель — учится принимать разные точки зрения и в той или иной степени сочувствовать каждой стороне (не зря роман называется «Сочувствующий»).

Не мог автор не коснуться и такого вопроса, как положение «цветных» граждан США (в этой части роман во многом автобиографичен: Вьет Тхань Нгуен, как и рассказчик, работает в Университете Южной Калифорнии). Знакомая главного героя — родившаяся в Америке дочь японских иммигрантов — с горечью замечает, что ему, беженцу из Вьетнама, хотя бы есть куда вернуться, в то время как её родина — США, но ей постоянно напоминают об азиатском происхождении, будто это как-то отличает её от остальных американцев.

Затрагивает автор и т.н. «проблему представления»: то, как та или иная нация представлена в массовой литературе, кино и т.п., во многом определяет отношение к ней в мире. По-моему, очень актуально для таких стран, как Вьетнам (вспомните об упомянутых ранее фильмах про Рэмбо). В современном Вьетнаме, к слову, снимают потрясающей красоты историческое кино (если не владеете вьетнамским, то английские субтитры вам в помощь), записывают очень качественную, очень мелодичную музыку (тональный вьетнамский язык будто создан для пения, тут даже никакой перевод не нужен), но много ли вы читали книг о Вьетнаме, написанных самими вьетнамцами? «Сочувствующий» — чуть ли не единственная книга, добравшаяся до русскоязычных читателей (причём с оговоркой, что автор всё-таки американец, пусть и вьетнамских кровей; кстати, заметьте, что фамилия Việt — то самое слово, которое обозначает титульную нацию вьетов и входит в название страны).

В общем, роман по большей части читала с наслаждением (в конце, правда, было ощущение, что пытают уже не столько рассказчика, сколько меня как читателя), после финала сразу захотелось вернуться в начало. Литературные премии, на мой взгляд, получены заслуженно, и тем не менее «Сочувствующий» точно не та книга, которую можно смело рекомендовать к прочтению. Готовы ли вы пройти через это тяжёлое испытание и насколько вы открыты для разных точек зрения, решайте сами.

Кстати, всегда приятно помимо прочего вынести из книги какие-то практические знания. Любопытная деталь: теперь мне известен самый простой, быстрый, а главное, безотказный способ проверить, действительно ли человек умер или только притворяется мёртвым. Очень надеюсь, что применять данный «лайфхак» на практике мне не придётся НИКОГДА.

Беда в том, что люди, свято убежденные в своей невинности, считают все свои поступки справедливыми.

Хорошо, определенно хорошо.

Сайгон, год 1975. В разгаре гражданская война в Сайгоне, и молодой капитан, служащий адъютантом у генерала вместе с ним должен покинуть страну на последнем самолете. Казалось бы, впереди новая жизнь. Земля обетованная, Америка, ждет своих новых сыновей. Но такая идилия не до конца соответствует реальности. Наш герой по совместительству строчит секретные донесения Вьетконгу, и планирует продолжать свою деятельность в Лос-Анджелесе. Сын вьетнамской крестьянки и европейского миссионера, свой среди чужих и чужой среди своих, Сочувствующий искренне предан... Кому? Это, пожалуй главный вопрос романа.

Роман понравился мне по двум причинам. Первая - это герой, который не может выбрать для себя окончательно, по какой он стороне. Да, мир не делится на черное и белое, он полон полутонов, и мы постоянно забываем об этом, бросаясь из крайности в крайность в политических спорах и в оценках своих людей. Наш же безымянный шпион побывал по обе стороны баррикад. Он хорошо знает и то, что отличает его земляков, и не менее хорошо знаком с западной культурой. И там, и там, он находит как плюсы, так и недостатки. И да, невозможно определиться, что лучше. У каждого человека своя правда, и чем больше у него знаний и опыта, тем сложнее стать ему по какой-то стороне без всяких сомнений, если, конечно он не революционный фанатик. Можно называть это двуличностью, но лично для меня - это единственная правильная позиция. Ведь нельзя судить людей, не побывав в их шкуре. И точно также нельзя называть что-то черным или белым, не прочуствовав это всей глубиной своего собственного сердца.

Ну и второй неоспоримый плюс книги - малоизвестный мне Вьетнам. Признаюсь честно, об этой стране в моей голове есть какие-то обрывочные сведения из школьной программы, истории нового времени в институте и туристических блогов, поэтому читала с двойным интересом. Всегда любопытно знакомиться со страной через книги ее авторов, тем более что Вьет Тхань Нгуен превзошел все мои ожидания. Роман получился действительно захватывающим и глубоким.

Заслуженный Пулитцер, автор пиши еще.

Скажу честно - Букеровская премия, ничего мне не говорит. Вот как-то привыкла к тому, что не всегда авторы получающие премию, действительно заслуживают их. Поэтому и не строила каких-либо надежд на "Белого тигра", и открыла самую "обычную" книгу. К большому удивлению не могла оторваться. Давно книги целиком и полностью не захватывали меня. Ну перейдем непосредственно к содержанию.

первое, что бросается в глаза - стилистика текста! Простой, понятный, без завуалированности. Откровенный рассказ жизни главного героя, который не стыдится того, что сделал. Странно, но я никому не сочувствовала. Вообще симпатий не было. Аравинд сделал невозможное - в откровенной саркастической форме, со всеми изъянами, рассказал жизнь Индиии, чем и зацепил меня. Обычно же не люблю такие книги, а тут прям прониклась.

ГГ противоречив. С одной стороны он мог бы добиться хоть чего-то в жизни, если бы его не забрали из школы, дабы приносить деньги в семью. Кто знает, может Белый тигр, сделал бы невозможное и добился бы успеха, без отягощающих последствий. Хотя наблюдая за его развитием, сразу видно, что порция "говница", уж простите за жаргон, в нем изначально имелась. Мы не видим его подъема, здесь уместен только спад. Он считает себя особенным, революционер, но, увы, он всего лишь очередной Аист. Касты может и разные, но подтекст остался один.

Странно, Балрам мне не нравился, но согласитесь, то чего добился, хоть и через убийство, все же заслуживает какого-то уважения. Нет, убийство само по себе дело мерзкое и не правильное, но давайте посмотрим трезво - Индия, где люди родившиеся в определенной касте, не имеют права прыгать выше головы, Балрам среди них - нечто уникальное. Но это не оправдывает его.

Странно, очень странно... Противоречивый герой, но как же классно написано и жизнеподобно!!! "Белый тигр" действительно заслуживает всех положительных отзывов и наград!

5 из 5

Я боюсь показаться занудой, который в свободное время от Фейхтвангера перечитывает уже третий раз один и тот же роман, однако..
Не думаю что меня кто-то упрекнет, ибо я решил прочитать дебютный роман Джонатана Сафрана Фоера в оригинале. В итоге прочитал другую книгу. Это не плевок в сторону переводчиков, на русском книга очень гармонична.Но на английском она всё равно другая. И да, она гораздо лучше..
Кое-что кое-где я не понял, кое-где подсмотрел в
словаре, но в целом написана она более чем доступно. Вообще, удовольствие удваивается вдвое, потому что приходиться некоторые моменты перечитывать, пытаясь понять, в чем цимус очередного фоеровского эвфемизма. А вообще.. Джонатан Сафран Фоер пишет так хорошо, что его кособокий язык наивного Sashi Perchova (на английском) не просто очень просто понимается как язык, он именно что Просто Понимается с больших букв. Да, я специально сказал так криво, потому что это пример того как написана книга, возможно просто не очень удачный. Но я понял, что вы поняли, что я сказал.
Тем более, i's very difficult Foer explanation =)
А любимая фраза, вот она, весь Джонатан Фоер:

-Did I ask you to invent a new kind of wheel?
-No. I would not have been very good at that (c)

Не хотела ничего писать, но концовка меня добила. На протяжении всей книги в голове только и крутилось "неужели это книга того же автора, что написал Маленькая жизнь". От первой книги я несколько месяцев отходила, даже сейчас, как вспомню, к горлу подкатывает. Вот и от этого произведения ждала чего-то выворачивающего наизнанку. Слушаю... Начало интересное, потом нудновато, короче все что касалось жизни племени, с удовольствием вникала и главу, где началось усыновление детей. Про черепах же, легенды всякие, медицинские(исследовательский) моменты, ну сил моих не хватало. И вот подходим к эпилогу. Ничего не понятно, как докатились до такого, каковы причины? Думала, как так слить книгу, просто никакущая концовка. И тут доходит дело до вырезанного куска, который ставит все на места и бьет меня по башке. Снова чувства отвращения, жалости, бешенства. Все отношения к героям, сложившиеся в процессе чтения, перевернулись с ног на голову. Я снова поражена.

Наверное, стоит начать с того, что я редко читаю аннотации – предпочитаю выбирать книги по отзывам/рецензиям, обзорам, просто цитатам, увиденным в ленте вк, ну, и обложкам, куда же без них. Эту книгу выбрала лишь потому, что уже слышала об авторе и мне приглянулось название, поэтому не была готова к сюжету. Вот совсем не готова, если быть честной, поэтому первые две части было тяжело воспринимать.

История представлена в качестве дневника, с дополнениями от редактора и не могу сказать, что такое мне приятно. Не люблю дневники ни в каком виде – чаще все они кажутся неприятными, бессмысленными и через текст приходится «пробираться», и в этот раз всё так же, но впечатление после прочтения иное.

Знакомясь с книгой, возникало чувство бросить, хорошенько отмыться от всей той грязи, которую на меня вылили, даже не подготовив, и забыть, что такое вообще существовало. Но вот она я, закончившая всё целиком, не перелистывающая и внимательно следящая за каждым витком сюжета, а что самое необычное – довольная и слегка радостная, что понравилось.

Можно, конечно, сказать, что книга об ужасном педофиле, который в попытке урвать кусок славы, изничтожил всё вокруг себя, но это не будет правдивым до конца. Эта книга о человеке – умном, но эгоистичном, желающим хоть чего-то достичь и не так уж важно, чем/кем придётся пожертвовать.

История о том, как жестока наука, когда учёный забывает о моральных и этнических принципах, следуя правилу "без жертв не будет и открытий".

Испытывала ли я отвращение ко всему происходящему? Да, первую и вторую часть читать было трудно, и она вызывала недовольство, рвотные позывы и злобу. Помешало ли это мне оценивать книгу в целом? Нисколько. Начиная третью часть уже до того абстрагировалась, что даже к герою не испытывала негативных чувств, как прежде.

Забавно, что последние месяца я жаловалась на во всём положительных главных персонажей и просила ниспослать хоть одного отличающегося от круговорота одинаковых лиц. Хотелось, чтобы персонажи перестали быть излишне идеалистичными и романтизированными, ведь сил читать о них не находилось. Хотелось чего-то нового – не полного антагониста: мерзкого и жалкого, а обычного человека, скрывающим в себе многогранность характера, а не набор прошедших одобрения норм. Как говорится – получи, распишись.

Я не редактор (ученик/друг героя) и не буду, как он оправдывать его поступки просто потому, что он совершил открытие. У меня нет к нему никакого уважения и это самое открытие не вызывает во мне большого отклика. Как и говорила ранее, поначалу Перина был просто омерзительным человеком. Жалкий, завистливый, шовинист до мозга костей и к нему невозможно не относиться без предубеждения, этого не отнять. Вот только «продвигаясь» по мере прочтения дальше по его жизни, мнение меняется. Недостаточно сильно, чтобы проникнуться героем или, не дай боже, пожалеть, но омерзение исчезает полностью. Он всё ещё ставит себя выше других, не видит собственных проступков и ужасающего поведения, но теперь я, хотя бы, понимая, почему Перина такой.

Этот текст стоит воспринимать через призму терпимости или отстранённости, потому что тяжело наблюдать за тем, как герой рушит не только свою жизнь, но и остальные, даже не понимая, что творит. А ещё через призму не белых и образованных людей, а тех людей, которых он встретил и с которыми столько времени провёл.

Как известно, человек рано или поздно привыкает к тем порядкам, которые устанавливает кто-то другой для места, где он находится и больше не видит в этом ничего зазорного. Вот и Нортон Перина не видит. Он выражает любовь (мне этого никогда не принять) тем способом, который ему известен и да, я вполне поверила, что он действительно считает это настоящим чувством. И не мне его осуждать.

Жалко ли детей? Да. Поменялось бы что-нибудь, не взяв Перина их к себе домой? Нет. Сочувствую ли доктору? Нет. Обидно за пострадавших из-за него и науки? Не сказала бы. Их жизнь для меня нечто неправильное, запредельное, но, опять же, мы по разные стороны и лезть со своим законом в чужую семью, ни в коем случае нельзя.

Любимый момент – сразу после эпилога. Ещё раз доказывает, что исключив небольшой кусок чьей-то жизни, можно превратить его в кого угодно. Педофила в невинного, мальчишку в животное. И от того знание, которое известно уже всем, больно бьёт по сердцу. Казалось бы, почему, ведь это давно не секрет.

Книга тяжёлая и к ней сложно привыкнуть, но интересная. Дальнейшему знакомству с автором точно быть. Кажется, нам по пути.

Люблю, когда книги ошарашивают. Это одна из таких. Книга о зле. О порождении зла - чудовищной несправедливости, которая совершенно от тебя не зависит. И последствиях - не менее чудовищного зла. Читать было очень интересно, я с детства зачарована Индией, хотя мифы индийских фильмов давно развенчаны современной информацией. Но, тем не менее, правда о ней, не прикрашенная ничем, потрясает. Кажется, что наступивший 21 век шагает в Индии мимо бедных. Жаль их безмерно. Хотя сейчас Индия стремительно движется вперед и я очень надеюсь, даже мечтаю, чтобы цивилизация изменила эту страну, жизнь простых людей, ибо знать, что происходит там сейчас невыносимо.
История в книге о мальчике по прозвищу Белый Тигр из типичной бедной семьи, каждый из членов которой трудится не покладая рук, получая гроши. В какой-то момент ему очень везет и он попадает в услужение в богатую индийскую семью. Трагические последствия жизни в ней и описываются в книге. Что меня поражало, с каким спокойствием и цинизмом Балрам описывал и жестокость по отношению к себе и жестокость по отношению к другим. Казалось, что зло стало для него таким привычным и рядовым, как для другого чашка чая на завтрак. Он все понимает, он прекрасно оценивает свои действия, но ни секунды не жалеет о сделанном. И это только усугубляет весь кошмар. Мне кажется, автор специально выбрал такой прием и он сработал. После последней страницы ты сидишь и пытаешь все это переварить и принять. Как только смогу выдохнуть, пойду смотреть что еще написал Аравинд Адига.

Кем в детстве я только не мечтала быть: журналистом, астрономом, космонавтом, пилотом, тысячи вариаций - стала врачом. Полюбить людей достаточно так и не смогла, и из старого студенческого научного общества микробиологии и вирусологии так и не выросла, оставшись там уже не студентом, стала писать там же диссертацию, преподавать - полюбить людей не смогла и потом, осталась в научной лаборатории в компании пипеток и инфекции.
Наука в России, Штатах, Европе, Индии, Китае или Австралии абсолютно одинакова для людей, которые хотят заниматься именно ей, а не фикцией.Не одинаковы возможности, финансирование и оборудование, но люди - люди абсолютно одинаковые.

Янагихара "Маленькой жизнью" в свое время меня вскрыла: ассоциациями ли, отдельными словами, связями с людьми, значением, которое мы с этими людьми ей придали. "Маленькая жизнь" не была великой книгой, большой книгой, даже моей книгой она не была, но осталась многими занозами: такое случается с историями, которые не любимые и не то что бы когда-нибудь их хотелось перечитать, но они все равно остаются, и что-то в них помнишь долго, что, кажется, останется навсегда. "Люди среди деревьев" уже заранее для меня - грешу этим часто, возлагая какие-то непомерные надежды на то, что совершенно не зависит от моего желания - должна была стать чем-то подобным. Я уже точно знала, что она не будет любимой, что я точно к ней больше не вернусь, но остаться - остаться-то уж должна была.

История "Людей среди деревьев" еще до того как я получила эту книгу в руки меня заворожила прямой связью с Гайдушеком. Читая аннотацию и еще не зная, что книга действительно перекликается и построена по образу и подобию жизни этого человека, я сразу это поняла. Гайдушек занимался прионами - и с этим я работаю сейчас тоже, поэтому история его знакома мне хорошо. О Гайдушеке я узнала на последних курсах университета, хотя о прионах говорили много - и на микробиологии, и на неврологии, но везде мелькала фамилия Прузинера, который в свою очередь получил Нобелевскую премию, по силе и важности своей сравнимой с Нобелевской за расшифровку структуры ДНК. Лирическим отступлением: прионы - первая инфекционная единица, которая не имеет нуклеиновой кислоты - главного слова жизни, и представляет собой исключительно белки, которые - что и было взрывом на научной арене - могут быть контагиозными, попросту говоря - заразными. Так вот имя Гайдушека, большого ученого на самом деле, оказалось под плотным пластом одного из самых страшных обвинений в любой точке земного шара. Гайдушек во многом перекликается с книгой: он в свое время долгое время провел в Новой Гвинее в одном из маленьких неизвестных раньше племен, где, проследив четкую связь с ритуальным каннибализмом, выявил новую инфекционную единицу, - не бактериальную, не вирусную, не грибковую - которая тогда и названия еще не получила. Конечно, взял Нобелевскую премию, потом усыновил большое количество детей этого племени и перевез их в Штаты, где через некоторое время и был обвинен в педофилии.

"Люди среди деревьев" - книга в книге, изначально от лица лучшего друга и горячего поклонника Нортона Перины, Рональда Кубодеры, который после краткого предисловия и введения в суть дела печатает его отредактированные мемуары. Начало "Людей среди деревьев" обещает увлекательную историю: газетные вырезки, громкие обвинения, горячие оправдания. Сразу же все снаружи: Нортон Перина, Нобелевский лауреат, первооткрыватель "бессмертия" одного из микронезийских племен, усыновленные дети, надругательство над одним из них, и вот он теперь под домашним арестом в ожидании суда, пока Кубодера редактирует его мемуары - очень богато оснащенные его же огромными сносками, а остальные тем временем обвиняют его в преступлениях против детей и против человечности вообще. И это все узнается на первых десяти страницах немаленького в целом романа. И дальше...

Дальше хочется поговорить сначала о том, что, наверное, было хорошо для меня. "Люди среди деревьев" действительно не стала мной любима, и я правда больше к ней не подойду, но она, к сожалению или счастью, не оставила и заноз, но кое-что в ней было прям хорошо, потому что, как ни крути, а думать над вопросами, которые вы бы сами себе никогда не задали - заставляет, и иногда вы отвечаете сами себе так, что от себя тошнит, а это немало стоит. Книги, которые вскрывают в нас самые потаенные неприятные пузырьки, это большая редкость, особенно когда они в этом действительно хороши.
Во-первых, это все же - еще раз - книга в книге. Я не могу себе представить, как звучала бы эта история, если бы я знала, что прямо сейчас мне рассказывает о ней Нортон Перина собственной персоной. В таком случае она была бы абсолютна лишена критики - впрочем, в редакции Кубодеры она и так ее лишена, но, постепенно узнавая Нортона Перину, создается ощущение, что он ни на секунду не может предположить, что когда-либо в чем-то был виноват.

Возвращаясь к доктору Кубодере, на мое собственное ощущение это был потрясающий ход: он его поклонник, возносит его на самую вершину цепочки ученых, он очень предвзят и поэтому все - абсолютно все, что вы читаете - подается вам с оглушающим одобрением и в флере абсолютного оправдывания всего, что ни сделал бы доктор Перина, и это - лично для меня, например - было очень хорошо, потому что при общем отуманивании моего впечатления красивыми словами и почти агрессивным желанием рассказчика оправдать все, что происходит, самое важное было не потерять свой голос в голове - или потерять, полностью подстраиваясь под ритм.

Янагихара не поскупилась на опасные повороты решений и мыслей, иногда они граничат с общепринятой нормой, иногда яростно вторгаются за ее пределы, и, как и в "Маленькой жизни", эти повороты ведут в самые грязные и темные тупики, но все это очень тонко: то балансируя, то разрушающе снося все, что вам казалось правильным.

Язык Янагихары по-прежнему удивительный, тут сложно спорить. Яркий и приглушенный, обличающий и пугливый, восхищенный и презирающий, восхищающийся окружающим и ужасающийся им же.
На фоне истории о мясе черепах, дарящем бессмертие открывается десяток вопросов и сотня ситуаций, которые требуют какого-то отношения к ним лично от вас.
Это с одной стороны подноготная науки - любой лаборатории мира, где все работает абсолютно одинаково по одним и тем же жизненным законам, и даже иерархия в этих лабораториях полностью совпадает с реальностью даже нашей страны: это люди горячие, с вечным голодом в глазах, работающие на чистейшем энтузиазме и не видящих никаких моральных границ, это тщеславные, мечтающие о славе и победе ученые, которым абсолютно все равно, какими путями они будут достигнуты. Это сам Нортон Перина, оправдывающий себя в каждом слове, прикрывающийся стремлением к прогрессу, а на деле - стремящийся к самоутверждению и жадно отрывающий куски от тела только-только подернувшейся дымкой Нобелевской, это и Таллент, человек, который совершенно случайно привел Нортона к успеху, будто бы его антагонист, но на деле - тот же с горящими глазами, такой же голодный, но сумевший остановиться - или же просто не успевший выхватить у Нортона венок победителя, и, осознавая это, сдавшийся. Это и вопрос отношений в семье: братья, дети, родители, как будто для каждого осталось место.

С другой стороны это страшная реальность прогресса, сметающая на своем пути все, что она видит, жертвуя людьми и девственной не ведающей ужаса больших городов природой, прогресс, уничтожающий памятники культуры, разрушающий фантастический скрытый от глаз мир вместо того, чтобы позволить наблюдать за ним за стеклом, не врываясь в чужие традиции и ритуалы, оставив свои пробирки в своих стеклянных мирах научных лабораторий.

Но самое важное: это вопрос, является ли мораль зависимой от культуры закрытых обществ, и можно ли преступление на больших материках назвать преступлением на заброшенном острове в Микронезии, или мораль - понятие нерушимое, исключительно одинаковое в любой точке земного шара, не зависящее от традиций, зародившихся много раньше той самой морали в обществах, которые ничего не знают о том, что это вообще такое, и можно ли позволить людям жить по правилам животного мира, если они к этому привыкли. И вместе с этим вопросом появляется загадочный парадокс: едва отличающиеся две сцены, происходящие в разных точках земного шара, умещающиеся на двух страницах этой огромной книги вызывают два совершенно разных ощущения, и от этого от самой себя мне стало противно, потому что, задавая себе вопрос о связи морали с культурой, мне бы хотелось ответить, что такого быть не должно, что преступление есть преступление, и оно одинаково в любых точках, но внутреннее ощущение говорит мне, что я себе в этом вру.

Катастрофическая книга, которая не позволяет себя обмануть в самых тонких и неприятных вопросах, но это все равно - будто бы мимо.
Потому что даже оправданно для того, чтобы подвести читателя к черте, соблазняя общим романтизмом ситуации, покрывать флером невинности и ощущения мягких тюлевых занавесок текста преступление, наверное, ужасно.

"Люди среди деревьев" в чем-то потрясающе хороши, но - мимо, потому что вопросов много, но заданы они будто бы неправильно, их слишком много для такой книги, она должна была бы быть в два раза толще, чтобы позволить на них ответить честнее.

Такие книги, как эта, я готова читать всегда и всегда готова над ними думать. История чьей-то жизни, в чем-то схожей, но по большей части отличной от твоей, сплетенная с подробностями хронотопа, деталями профессиональной сферы деятельности, нюансами этнической атмосферы и многочисленными вопросами этики человеческого общежития всегда создают увлекательный герметичный нарратив, который не хочется покидать, и даже наоборот – разглядывать его под увеличительным стеклом, трогать руками, пытаться опознать, категоризировать, сохранять гербарием в альбоме. А мягкая стилистика, изрядная доля фантазии и внутренняя сосредоточенность на ключевых точках повествования создают волнующий читательский драйв, которому хочется полностью отдаться, пожить в нем, на время подменив им свою привычную реальность, в которой давно стерты акценты и оттенки, а потом снова вернуться в собственную жизнь, но в чем-то уже неуловимо изменившимся. Хорошие книги по определению должны менять если не лицо и одежду, то хотя бы мысли!

Будучи надолго завороженной аурой «Маленькой жизни», я хотела читать и эту книгу медленно и включенно, проживая изнутри и мучительно осмысляя изломы линии жизни ее своеобразного героя. Но получилось нервно, напряженно, а временами и зло. Книга казалась чем-то вроде танца дервиша, чье монотонное кружение нагнетало ожидание беды, срыва, стресса, которые и незамедлили проявиться в основном нравственном конфликте, непременно заинтересовавшего бы Лоуренса Колберга: какую цену человек готов заплатить за свою славу? совместимы ли стремление облагодетельствовать человечество и отсутствие нравственного закона внутри благодетеля? можно ли скрывать часть истины во имя чего-то, кажущегося более важным, чем она? в состоянии ли человек вообще предвидеть масштабы последствий собственных поступков? всегда ли он готов нести ответственность за свои действия, совершая их во имя чего бы то ни было? за разрушения каких масштабов должна следовать какая мера наказания? есть ли вообще возможность искупления некоторых поступков? Книга не дает однозначных ответов, да и сами вопросы неоднозначны. Ну, подумаешь, некто «не корысти окаянныя ради, а токмо пользы для» погубил одну маленькую неизвестную культуру! И что с того? - Она так и так не выдержала бы натиска современной цивилизации и сама бы исчезла с лица земли... Да и имя таким погибшим – легион… так «стоит ли рыдать по пустякам?».

В основе сюжета – комментированные доктором Рональдом Кубодерой квазимемуары его друга и учителя Нортона Перины, отправившегося в 50-х гг. XX в. вместе с культурантропологом Полом Таллентом на микронезийский остров Иву-Иву на поиски племени, чьи ритуалы и традиции не тронуты цивилизацией. По ходу исследования хозяйственного уклада и повседневных бытовых привычек этого племени, что само по себе интересно, хотя временами и шокирующе, обнаруживается, что племя владеет секретом долголетия. Если съесть мясо местной черепахи опа’иву’экэ, то можно прожить в два, а то и в три раза дольше, но при физиологической сохранности постепенно начать страдать серьезными когнитивными нарушениями. Нортон вывозит с острова части черепахи, чтобы начать свои эксперименты с бессмертием и тем самым встает на свой отныне обманный жизненный путь и никогда (слышите, никогда!) не раскаивается в этом.

Если бы мне не нравилась культурная антропология (которую герой и за науку-то не считает!), меня бы, наверное, оставили равнодушной словечки из языка у’иву, описания первозданных картин природы, диковатых ритуалов, повседневного быта и непривычных отношений между соплеменниками, взрослыми и детьми, но – я люблю всю эту адресованную не мне этносемантику, поэтому в первых частях книги для меня в буквальном смысле слова оживали многочисленные описательные исследования школы «Культура и личность» (как раз процветавшей в описываемые годы). Х. Янагихара вполне со знанием дела погружает читателя в атмосферу первобытной культуры, заставляя слегка ностальгировать по ее противоречивой чистоте, нетронутости и первозданности. И тем более сожалеть о том, что всякий рай создан для того, чтобы когда-то стать потерянным.

Поскольку сюжет закольцован, и мы изначально знаем, что Нортон окажется в тюрьме, история его отношений с Виктором и «предательства» его брата-близнеца Оуэна должна была бы восприниматься как некое, пусть символическое, наказание или хотя бы как информация к размышлению. Но не воспринимается, а наоборот, усиливает впечатление виновности и какой-то почти врожденной, первобытно-«чистой» безнравственности героя, его наивного или защитного непонимания всего с ним случившегося и им содеянного. И вот тут-то возникает поток жарких злых эмоций, заставляющих осознать, что все события этой книги – кризис: цивилизационный, нравственный, личностный… В какие-то моменты чувствуешь себя почти как приведенный на расстрел… И в конце, когда читаешь эпизод, сначала страховочно вырезанный Кубодерой из воспоминаний Нортона, а потом возвращенный ради истины, получаешь что-то вроде контрольного выстрела в голову. Чтоб не подумал, что можно простить.

Об этой книге просто невозможно написать без суровых спойлеров. Попробую.

Книга встречает нас очень актуальным заголовком:

Известному ученому предъявлены обвинения в сексуальных домогательствах

Сразу вспоминается Харви Вайнштейн и прочие невинно пострадавшие. Вроде бы учёных среди них нет, что странно. Ещё не вечер. Будут.

К счастью, книга не про это. Почти не про это. Она про науку и одного специфического учёного.
Главный герой -- желчный, а порой и злобный Нортон Перина, в лёгкой степени аутист и гомосексуал в тяжёлой, который не может проявить любовь к взрослому партнёру и поэтому вынужден иметь дело с детьми. Не удивительно, что у него 43 ребёнка. Приёмных, разумеется.
Характер у Нортона, конечно, не дай бог. Жизнь в обществе ему категорически противопоказана. Этот характер и рассматривает со всех сторон Ханья Янагихара.

Мне же больше было интересно не про странного профессора, а про науку, конкуренцию научных направлений, гонку публикаций и патентов и т.п.
Отдельная история -- экологические и социальные результаты научных исследований. Иногда они приводят к настоящим катастрофам. Одну такую и описывает Янагихара. А вслед за ней и личную катастрофу главного героя. Впрочем, это смотря с какой стороны подойти. Личная катастрофа одновременно является и хэппи-эндом. Да, так бывает. Так будет лучше и Нортону, и Рональду Кубодере, и обществу -- американскому и островному.
Антропологическое описание придуманных людей острова Иву'иву получилось довольно достоверным. Давно хотел прочитать "Придуманных людей с острова Минданао" Льва Минца . Теперь момент явно настал.

Автору удалось блестяще подделаться под занудный научный стиль Нортона Перины с многочисленными проблесками литературного дара. Такое сочетание случается у научных работников. Вышло естественно. Интересно, что стиль Нортона до мелочей совпадает со стилем его комментатора Рональда Кубодеры. Это неспроста. Оба они учёные, и один является для другого во всех смыслах кумиром. Поэтому естественно, что они говорят и пишут одинаково.
Хорошо подшутила Ханья Янагихара над читателем фонетикой языка жителей вымышленного королевства У'иву. Малое количество согласных в их языке отлично соответствует многим тихоокеанским островным языкам. Имеется специальное примечание: "гласные в у’иву произносятся примерно так же, как в японском или испанском". Про согласные не сказано ничего. А вот этот странный апостроф, присутствующий почти во всех словах, означает некий "гортанный звук". Нигде не сказано, на что же похож этот звук, поэтому у'ивские и иву'ивские слова никак не получается озвучить. Это задача для возможных экранизаций и аудиоверсий.

В общем, книга во многих смыслах занятная. Прочитал её с удовольствием, несмотря на то, что всё время кто-то мешал. То надо было гулять в парке, то котов кормить, потому что хозяева разъехались, то смотреть самолёты, разлетающиеся с парада, то ещё что-то.
Но совсем сбить меня с толку не удалось никому. Текст двигался вперёд своим чередом. Часто вспоминались ринограденции от Гордона...

Есть и минусы у этой книги.

Стандартные рвотные подробности, характерные для современной европейский и американской литературы, представлены в ассортименте.
Я давно задавал себе вопрос, зачем писателям это нужно? Пришёл к выводу, что это своеобразная компенсация стерильного образа жизни, который ведут сегодня люди в западных странах. Им требуется пощекотать нервы, а что может быть для этого лучше, чем почитать в уютном кресле про испражнения, гнойные язвы и тропические болезни?

Как обычно, автор допускает грубую ошибку в использовании красивых слов:

ткани черепахи инактивируют теломеразу, естественный фермент, укорачивающий теломеры

Что бы ей не почитать хотя бы Википедию? И невозможно списать дефект на переводчика: примечание #72 не оставляет сомнений, что ляп есть и в оригинале.
И в целом перевод мне не нравится:
-- сырая плоть: видимо, в оригинале было 'raw flesh', во всех случаях в контексте книги надо было использовать что-то типа "открытая рана";
-- языковой спорт: 'sport' следует переводить здесь как "развлечение";
-- он лениво высовывал язык и проводил им вокруг рта и носа: такое можно представить себе в исполнении хамелеона или жирафа, но никак не человека;
-- и так далее, претензий к переводу ещё целая куча, нет смысла перечислять.

Если не обращать внимание на эти, в принципе мелкие, огрехи, книга оставляет очень благоприятное впечатление.