Почему женские персонажи с заиканием – такая редкость в литературе?

Вопреки моему стремлению быть непредвзятой при оценки произведений, я признаю — есть книги, которые я не могу не принимать близко к сердцу. Для человека, который заикается, Американская пастораль Филипа Рота — одна из таких книг. Я впервые прочла этот роман, получивший Пулитцеровскую премию, на последнем курсе колледжа, когда писала дипломную работу о персонажах с заиканием. Я составила список из около 40 вымышленных заикающихся героев в американском кинематографе и литературе, когда осознала, что Мерри Лейвоу из «Американской пасторали» — единственная женщина среди них.

Я была рада обнаружить так много персонажей с заиканием (в новелле Билли Бадд, фор-марсовый матрос, в романах Вся королевская рать, Над кукушкиным гнездом и Оно и так далее), но и была удивлена, что Мерри, героиня романа 1997 года и его экранизации 2016-го, по своему полу была аномалией. Эта диспропорция по половой принадлежности не совсем противоречит реальности: значительное большинство людей с заиканием, на самом деле, мужчины. Женщины с этим нарушением тоже встречаются в некоторых произведениях (в частности, в детских книгах «Габриэла» (Gabriela) и «Джеки Ха-Ха» (Jackie Ha-Ha), а также в романе австралийской писательницы «Извините» (Sorry)). Тем не менее, как женский персонаж американской художественной литературы, имеющий заикание, Мерри по-прежнему не сопоставима ни с кем. Она — мое единственное воплощение, мое исключительное отражение. Когда я смотрела на нее — девушку, разделяющую мое неврологически обусловленное, генетическое нарушение — не узнавала ли я в ней себя?

Художественная литература не всегда должна выступать в роли зеркала, да и я не всегда хочу от нее подобного. Однако, уникальность персонажа Мерри повышает вероятность возвращения к ее образу, поскольку за неимением альтернативы этот образ может быть легко обобщен и применен к целому населению. Как метко подмечает транс-актёр Джен Ричард в документальном фильме 2020 года «Разоблачение» (посвящен проблеме изображения Голливудом трансгендерного сообщества и влияния историй их жизни на американскую культуру — прим. пер.), говоря о трансгендерном сообществе, «нам просто нужно больше [отображения в СМИ]. В таком случае редкие неуклюжие попытки показать нас не имели бы такого значения, потому что они не были бы единственными». В отношении людей, чья идентичность получает недостаточную репрезентацию, литература, перегруженная не их, а нашим жизненным опытом, предоставляет бóльшую возможность ошибиться.

Исторически в отношении заикающихся людей было допущено много неточностей. У большинства мужских персонажей с заиканием оно служит признаком задержки развития. Они слабы, инфантильны, глупы, болезненно нервозны или застенчивы, и в этом причина нарушения плавности их речи. Они, как правило, преодолевают свое заикание, совершив смелый, заявляющий об их маскулинности, поступок или радикально изменив свою точку зрения. Образ Мерри Лейвоу у Рота является значительным, хоть и не самым удачным, отступлением от традиционной модели повествования о преимущественно мужском заикании.

В центре повествования «Американской пасторали» находится персонаж Сеймура Лейвоу — бывшей звезды спорта в средней школе — который проводит послевоенные годы в поисках американской мечты. Он женится на бывшей королеве красоты Доун, которая рожает ему дочь Мерри. Он управляет прибыльным бизнесом и приобретает дом в идиллической деревеньке. Мерри — идеальный ребенок, «девочка, одаренная золотистыми волосами и логическим умом, высоким интеллектуальным коэффициентом … длинными стройными ногами и богатой семьей». Однако, у нее есть один серьезный недостаток — она заикается. Заикание Мерри ставит на ней клеймо несовершенства и предвещает неизбежный конец идеальной в остальных отношениях жизни семьи Лейвоу. Сеймур и Доун — а заодно читатель — отчаянно ищут ответ на вопрос, почему Мерри заикается. Литература учит нас, что заикание возникает из-за травм, лишений, личных недостатков; но Мерри имеет «гарантии благополучия, здоровье, любовь, все мыслимые и немыслимые преимущества за вычетом одного: возможности <...> заказать гамбургер (далее цитируемый перевод изменен — прим. пер.), не опозорив себя» (А позорит ли Мерри себя? Или это Сеймур, кому принадлежит эта мысль, испытывает стыд за — или из-за — неё?).

Сеймур и Доун — и, полагаю, Филип Рот — вкладывают неоправданно большое значение в заикание Мерри. Они понимают его не как нейтральную характеристику, но как «путы», сдерживающие развитие ее интеллекта; как «неисправимый изъян», который «травмировал» ее дух. Как нечто, с чем она ведёт борьбу, нежели живет. Конечно, есть очевидный ответ на вопрос, почему Мерри заикается и почему заикаюсь я — из-за неправильной передачи сигнала в мозге. Генетический сбой, обычно передающийся по наследству и не имеющий отношение к психологии. Заикание — не выбор или стратегия; и это не потому, что я хочу поиметь отца, как в конце подразумевается в романе. Однако, такое объяснение не столь удовлетворительно; нам нужна метафора.

Здесь возникает соблазн попасть в ловушку того, что Сьюзан Зонтаг называет «метафорическим мышлением»; понятие, которое она критикует в своей книге Болезнь как метафора (1978). Как пишет Зонтаг, «болезнь» и аналогичным образом нарушение «не метафора». Тем не менее, нам нравится представлять ее как метафору, чтобы сделать болезнь более понятной, а повествование о ней более убедительным. Однако, Сеймур ошибочно говорит о заикании, как о метафоре своей собственной жизни:

<…> нормальной речи не было нигде, везде — одно заикание. По ночам в постели он рисовал себе всю свою жизнь как кривящийся рот и гримасничающее лицо — нигде ни смысла, ни причины, ни логики. Он утратил всякое представление о том, что такое порядок. Никакого порядка не было. Ни малейшего. Собственная жизнь виделась ему как скачки заикающейся мысли, диким образом ускользающие из-под его контроля.

В попытке добраться до смысла Лейвоу отправляют Мерри к психиатру, который навешивает на ее заикание фрейдистские смыслы. Сеймур настаивает на том, что хочет просто знать «физиологическую основу», что психиатр считает дурацкой затеей. «Я могу, если хотите, предложить и клиническое толкование, — отвечает он. — Но с его помощью мы далеко не уйдем — не тот случай». Он считает, что заикание Мерри — стратегическое решение, принятое под напором того, что у неё столь красивые и успешные родители. Он ощущает, что за этим также стоит что-то от Эдипова комплекса: чтобы «уклониться от соревнования с матерью» и «отбить отца у красавицы матери», Мерри выбирает «для себя знак страдания и, став заикой, успешно <…> [манипулирует] всеми с позиции слабости». На сеансах психиатр задает Мерри вопросы а-ля «Как, по-твоему, относился бы к тебе отец, если бы ты не заикалась?» и «А не приносит ли заикание какой-нибудь выгоды?» Заикание, по его заключению, «модель крайне выгодна[я], “модель мести”, если угодно», которую Мерри использует, чтобы добиться определенной выгоды, как то недовольство ее матери (Доун «убивает» слушать заикание дочери, признается Сеймур), внимание ее отца или возможность прикрытия, которое отвлекает внимание от ее «настоящих тайн». Н-да!

Сеймур в бешенстве от этого этиологического объяснения, но Рот намекает, что герой, и правда, протестует как-то слишком резко: более ранние сцены раскрывают истину. В одной из них Сеймур и одиннадцатилетняя Мерри вместе проводят лето в коттедже на морском побережье. В этой поездке присутствует безошибочный сексуальный подтекст. Юная Мерри несколько раз застает своего отца принимающим ванну, не может «[слезть] с его колен, <…> [придумывает] для него все новые ласкательные прозвища» и «ей просто не удержаться» от того, чтобы нежно провести пальцем по его ушам. Возвращаясь с пляжа домой, Мерри, уронив с плеча бретельку и выставив на показ «краснеющую, как пчелиный укус, твердь — ее сосок», поворачивается к Сеймуру и просит: «Папочка, поцелуй меня так, как ты ц-ц-целуешь м-м-маму». Потешаясь над ее заиканием, Сеймур отвечает: «Еще ч-ч-чего». Он незамедлительно просит у неё прощения. Мерри, сдерживая слезы, соглашается с тем, что она заслужила его насмешку — ее занесло. Филип Рот отражает произнесенное ей «занесло» («з-з-з-а-з-з-за-з-з-за») как 18 слогов (в оригинале слово состоит из 2 слогов и произносится самой Мерри 4 раза, а 5 раз прокручивается в голове ее отца — прим. пер.) — секундный приступ, который длится «дольше, чем <…> [Сеймур] мог в тот день вынести» (эту строчку до сих пор больно читать; тяжело думать, что моя манера речи невыносима для собеседника). Он сдаётся и «<…> [целует] этот борющийся с заиканием рот».

Сеймур возвращается к этому моменту как к возможному объяснению того, почему Мерри впоследствии совершает роковой акт политического терроризма. Ее склонность к насилию и заикание, возможно, связаны. Брат Сеймура, например, настаивает на том, что террористическая атака Мерри — способ «расквитаться сразу со всеми за свое заикание <…> [поэтому она] взорвала бомбу». Доун соглашается. «Это все от заикания, так? — говорит она про бунтарское поведение дочери. — Она приходит в ярость, потому что заикается». Рот мыслит слишком тонко, чтобы выдвигать идею о том, что Мерри жестока только из-за своего заикания. Однако, он не исключает вероятность того, что Мерри, как утверждает Доун, приходит в ярость, потому что заикается. Эта гендерная характеристика заикания относится преимущественно к женщинам: в исследовании «Приходит в ярость, потому что заикается» (2012) литературовед Крис Игл выдвигает мысль, что для мужских персонажей плавная речь «равнозначна акту мускулинного самоутверждения» (поэтому они изображаются отсталыми и незрелыми), а для женских заикание — способ противостоять общественным ожиданиям женского совершенства. Когда Мерри продолжает заикаться в подростковом возрасте, это больше не вызывает симпатию. Мерри-подросток избавляется от всех атрибутов классической женственности и становится «исчадием хаоса» — толстой, прыщавой, неухоженной, злобной и политически активной; она использует свое заикание как «мачете <…> [чтобы] рубить всех лжецов и подонков». Среди прочих политиков она кроет и выступающего по телевидению Хьюберта Хамфри (38-й вице-президент США, выступавший против усиления военных действий на территории Вьетнама — прим. пер.): «Ты, м-м-мерзавец! З-за-аткни свою лживую па-пасть! Трус, г-г-грязный к-коллаборационист». Жизнь Сеймура и Доун оказывается охвачена ужасом — «заикающаяся Мерри держала их в постоянном страхе». Не успели они опомниться, как их дочь разрабатывает план взрыва в местном почтовом отделении, жертвой которого стал один гражданский. Она скрывается. Когда Сеймур в конечном итоге находит ее, спустя 5 лет и еще 3 террористических акта, Мерри — нищая и набожная джайна (от «джайнизм»; индийское учение, в том числе проповедующее непричинение вреда любым живым организмам — прим. пер.), приверженка ненасилия с совершенно плавной речью. Кажется, Сеймур глубоко тоскует по ее нарушенной речи: чего «было не различить в ее плавной речи <…>, [так это] самой жизни».

Как и надлежит большинству вымышленных персонажей с заиканием, Мерри, в конце концов, его «вылечивает» (хотя в реальности те, кто заикается после пубертата, скорее всего будут заикаться всю жизнь) благодаря небольшому изменению своего отношения к миру. «Всего, чему не помог речевой дневник и другие ухищрения логопеда и психиатра, она блестяще достигла, сойдя с ума, — приходит в голову Сеймуру, — <…> она получила ментальную и физическую власть над каждым произносимым звуком». Эта заново обретенная плавность речи, по словам Сеймура, была его самой заветной мечтой о том, «что его замечательная, талантливая дочь в один прекрасный день перестанет заикаться». Я хочу достучаться до него сквозь толщу текста, чтобы сказать, что самые удивительные и талантливые люди, которых я знаю — это те, кто заикается.

В «Американской пасторали» есть ряд аспектов, которые достоверно отражают опыт заикания. Когда Мерри встречается с логопедом, ее заставляют вести «речевой дневник» — она записывает «его проявления на протяжении дня, того, в каких ситуациях опасность его появления наименьшая, в каких, с кем — наибольшая»; достойное признание изменчивой природы заикания. «Даже когда я говорю нормально, — пишет Мерри в своём дневнике, — я все время думаю: “Как скоро он узнает, что я заика? Как скоро я начну заикаться и все испорчу?”» (Меня посещали те же самые мысли.) Персонаж Мерри убедителен и в другом отношении: ее раздражает получать похвалы, если она говорит без запинки (часто сдерживаемая мной эмоция), и она не заикается, когда поёт (это тоже верно). Как и все люди с заиканием, Мерри прилежно следует техникам, предписанным ей логопедом, чтобы преодолеть приступы.

Сеймур заботится о том, чтобы в его присутствии Мерри чувствовала, что она может «заика[ться] без всякого смущения» — популярная в сообществе людей с заиканием фраза. Тем не менее, временами он «едва сдерживался, чтобы не завопить: “Господи боже, да почему ты не можешь заговорить нормально, чего ты такого боишься?!”» Огорченный новостями о взрыве, он опускается до фразы «Чертова заика, брызжущая слюной!» в адрес дочери. Сеймур вспоминает, как «все уже было прекрасно и оставалось прекрасным, пока она не начала заикаться». Ох. Справедливости ради, он, кажется, осознал, наконец, несуществующую связь между заиканием и террористической деятельностью: «Что же случилось с этой чудесной девочкой? Она заикалась. И что? Что в этом такого ужасного? — задается вопросом Сеймур. — Тысячи тысяч детей заикаются — но не все же, вырастая, хватаются за бомбы! Что было неладно с Мерри?» (Вообще, более 3 миллионов взрослых имеют заикание, но мысль ему пришла в голову верная.)

Чтение «Американской пасторали» требует определённого рода разграничения — я могу восхищаться мастерством прозы романа и одновременно признавать, что испытываю боль от написанного. Я могу одобрять идею о том, что художественная литература не обязана служить отражением действительности, но я также верю, что она должна относится к изображаемому с уважением. В персонаже Мерри Лейвоу я заметила фрагменты собственной жизни, но еще я была в ужасе от символизма и диагноза, якобы ставшего причиной ее заикания. Мерри сообразительная, твердая в своих принципах, увлекающаяся; она преодолевает свое заикание с убедительной решимостью и самообладанием. Но также она непредсказуема, неадекватна и склонна к убийствам.

Во многих отношениях Мерри — антагонист романа. Ее внезапное желание убивать и погружение в нищету призваны предостеречь нас: не будь как Мерри. Однако, я, в самом прямом смысле слова, хочу быть, как она. Несмотря на то, что Мерри символизирует — социальная дезинтеграция нации, непокорность поколения, крах американской мечты Сеймура — она порой представляет собой достойный пример для подражания среди женщин с заиканием (хотя я сомневаюсь, что в этом заключалась задумка Рота). Где-то в середине «Американской пасторали» — до того, как Мерри впадет в безумие и впоследствии обретает плавную речь — есть одно из немногочисленных на моем опыте описаний заикающегося человека, который, действительно, обрел внутреннюю силу. Это — отрывок, благодаря которому я обретаю кристальную ясность понимания и к которому я часто возвращаюсь:

Она совершенно переборола муки заикания, но не так, как надеялись родители и логопед. Нет, Мерри заключила, что жизнь ей портило не само заикание, а пустопорожняя борьба с ним. Нелепейшая борьба. Она была просто дурой, придавая в угоду мнениям <…> родителей, учителей, друзей <…> непомерно большое значение такой второстепенной по сути вещи, как произношение. Им было важно не что она говорила, а как говорила. И чтобы стать свободной, надо было всего лишь отмахнуться от их реакции. Делать им больше нечего, как только напрягаться, когда ей предстоит выговорить звук «б». Она сумела отбросить все мысли о бездне, что разверзается под ногами у собеседника, как только она начинает заикаться; заикание перестало быть центром ее жизни — и она твердо уверовала, что уж для остальных оно и подавно не может быть таким архиважным.

София Стюарт (Sophia Stewart)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ