Почему всегда трудно писать о сектах и последователях деструктивных культов

Автор: Кортни Саммерс
Перевод: Юлия В.

Вы помните образ мужчины с экрана старенького телевизора в доме бабушки. Вы еще слишком малы, чтобы знать, кто он и что за история кроется за ним, но это фото прочно врезается в вашу память: он улыбается, пряча глаза за стеклами темных очков, тогда как мир позади полыхает огнем.

Большинство из нас убеждены, что никогда не станут членами секты.

Секты проникают в общественное сознание незадолго или в период их распада, и поскольку знакомство с ними случается на этом заключительном этапе, особенно наряду с упоминанием числа жертв, для обычных людей становится невозможным представить себя на месте их приверженцев. Знание трагических последствий, да и сама незамысловатость происходящего добавляет излишнюю агрессию: эти люди отдают себя чему-то Очевидно Очень Плохому.

Они соображали, что делали.

Они должны были соображать, что делали.

Вы хотите написать свою следующую книгу о секте.

Вы обнаруживаете, что в художественной литературе о сектах осуждения определенного типа удается избежать при помощи усиления симпатических характеристик: персонажей, рожденных в сектантской среде, обстоятельств вне их контроля, отсутствие свободы действия, за которые их трудно винить. Иногда мы наблюдаем за героями после распада секты, когда они размышляют о ситуациях, столь болезненно отдаленных от нашей реальности, что у читателей все больше крепнет уверенность в себе по мере прочтения романа.

Это один способ написания книги.

Ну а как же быть с теми протагонистами, которые выбрали Очевидно Очень Плохое? Теми, которые должны были соображать, что делали. Как заставить читателей по-другому посмотреть на то, что они считают врожденной слабостью, легкомыслием, которые привели сектантов к такому выбору? Трудно понять — не значит невозможно, и эта увлекательная задача для вас.

Проблема, как вы ее видите — это отсутствие сочувствия. Как ее решить? Заполнить пространство словами и наблюдать, как она исчезает.

Легко.

Вы же писатель. Вот то, что нужно сделать.

Вы собираете информацию. Нексиам (NXIM). «Семья» Мэнсона. Ветвь Давидова. Секта «Небесные врата». Почему-то они все лишены хоть какого-то налета притягательности. Как можно убедительно создать вымышленную секту на основе тех, членом которых вы себя даже представить не можете?

Вы собираете информацию. Вы оказываетесь в затруднении и случайно натыкаетесь на старую, плохого качества любительскую съемку. Вы внезапно ощущаете колючий бабушкин ковер под ногами и фото, такое живое, на весь экран старенького телевизора, на котором мужчина улыбается прямо в камеру, но его глаз не видно.

42 года назад, 18 ноября 1978 года в джунглях Южной Америки тысяча человек покончили с собой, объединенные в порыве возвеличивания своего революционного лидера. Они покорно выстроились в очередь и один за другим выпили яд в его честь.

(Не так ли?)

Что-то в облике Джима Джонса убеждает вас, что именно в нем кроется откровение. Вы хотите побольше о нем узнать. Священник с копной волос цвета вороньего крыла, рожденный в захолустной Индиане, мальчишкой гонявший по окрестности с дикими собаками, читающий проповеди соседним ребятишкам, так никогда и не избавившийся от своих странностей, но тем не менее умудрившийся возвыситься и устрашить больше, чем кто-нибудь когда-то мог — или хотел себе представить. Они называли его «Отцом».

Тысячи последователей у его ног.

Это вас окрыляет. Ведь именно этим можно определить потенциальную подверженность людей к вступлению в религиозную секту, не правда ли? Харизматичностью их лидеров? Перед вами человек, перед которым трудно устоять.

Если ответ в Джиме Джонсе, то вы можете вплести это в повествование.

Это будет откровением.

Вы собираете информацию. Вы полностью погружаетесь в изучение биографий, документов, проповедей, интервью, лекций, съемок и пленок, и если закрыть глаза, то можно почти вообразить себе это, величие, ЕГО. . . Но потом перед глазами встает распухший, вонючий труп, гниющий под жарким солнцем Гайаны. Смерти Джонса предшествовало столько абсурдных поступков, что не сосчитать; человек, считавший себя реинкарнацией Иисуса и Ленина, проповедовал о своей жизнесохраняющей сексуальной силе.

Тысяча последователей у его ног?

Проблема с книгой о секте в том, что читатели знают, о чем она, даже если персонажи об этом не подозревают, и в силу этого неоспоримого знания, рассказы о сектах могут начинаться лишь с конца.

Вы и есть проблема, как вы ее видите.

Вы соображаете, что делаете.

Вы всегда будете соображать, что делаете.

Но вы отбрасываете эту мысль и все равно пишете свою книгу, а редактор возвращает ваш первый 400-страничный никудышный черновик, весь исчерканный пометками и вопросами о нем.

Вы решаете отложить книгу, но даже когда вы принимаете это решение, какая-то часть в вас все еще находится в Джонстауне. Несмотря на все, что вы думаете, вы все знаете, вы наверняка что-то упускаете.

Вы собираете информацию. Вы полностью погружаетесь в изучение биографий, документов, проповедей, интервью, лекций, съемок и пленок, и если закрыть глаза, то можно почти вообразить себе это, величие, ЕГО, но потом на смену ему приходят лица

тысячи последователей у его ног —

Вы понимаете —

Вы знаете многих из них по именам.

42 года назад конгрессмен Лео Райан вылетел в Гайану расследовать заявления о том, что американских граждан насильно удерживают в джунглях. Они были членами Сельскохозяйственного проекта Народного храма, известного как Джонстаун. Джонстаун должен был стать Землей Обетованной; местом, где люди всех рас и народностей могли бы жить на равных, где бы никто ни в чем не нуждался. Но пошел слушок о пристрастившемся к наркотикам проповеднике, впадающем в паранойю, который принуждает своих последователей к каторжному труду, лишает их полноценного сна, применяет суровые телесные наказания и проводит суицидные тренировки. Он держал их паспорта у себя, в запертом кабинете.

Они не могли уйти.

Они не покорно выстроились в очередь.

Им было некуда идти.

Из тени Джима Джонса на свет появляются их истории, отстаивающие право на жизнь на фоне омерзительного освещения смертей и то, что они говорят и есть откровение: ни одна история не похожа на другую, но все они правда.

Каждый мог прийти в Народный храм, и каждый считался достойным в жизни Божьей любви, света и признания. Члены секты работали сообща, выполняя заветы в согласии с Евангелием от Матфея 25:35-40, предоставляя еду, кров и заботу всем, кто в этом нуждался. Они протестовали против несправедливости, боролись за гражданские права, жили и дышали во имя высшего блага. Джонс отвечал потребностям каждого члена именно так, как им было нужно, а когда он постепенно занял место Бога вне их досягаемости, медленно отвращая их от цели, многие из его детей стали протягивать руку помощи друг другу.

Иногда вы узнаете себя в ироническом скептицизме одной из жертв, или же в непоколебимой вере кого-то еще, или же в других людях, застрявших где-то посередине. Иногда вы совсем себя не узнаете, и тогда-то и приходит осознание поразительной глубины и невообразимой беспредельности того, с чем вы столкнулись.

Это могло случиться со мной, это могло случиться с вами —

Это могло случиться со мной, потому что я не вы.

Вы сталкиваетесь с коварством двуличия, противоречием и многогранностью сообщества, которое наносит меньший вред, чем внешний мир, и проявляет заботу о тебе внутри той боли, которую же сама и причиняет.

Кто же это не выдержит?

Они думали, что они построят рай на земле.

В 2003 году, 25 лет спустя на канале NPR транслируется интервью с Лорой Джонстон-Кол, пережившей трагедию Джонстауна. Ведущая Мелисса Блок поначалу показывает свидетельства давно умерших жертв, провозглашающих свою готовность умереть за Джима Джонса.

Она просит Лору объяснить эту позицию.

Мне так нравилось жить в Гайане. . . Действительно нравилось, плачет Лора.

Я должна сказать вам, отвечает ей Блок, что нам сложно примирить эти две вещи: вашу любовь к этому месту и времени со знанием того, что там в результате случилось, а именно самоубийство и убийство одновременно.

Лоре не удается найти убедительный ответ на этот вопрос.

В конце она делает кажущееся почти дежурным заявление о том, как важно не отдаваться целиком кому-то другому.

Этого недостаточно.

Думаю, говорит Блок, люди, слыша это заявление сейчас, могли бы сказать, что к этому выводу можно было бы прийти задолго до 18 ноября 1978 года. Ведь было же кристально ясно, чем все кончится.

Визит Райана в Джонстаун стал последней каплей. Несколько членов Храма договорились с ним о том, что тот возьмет их с собой обратно, и не в состоянии даже представить себе, что кто-нибудь из его учеников может его оставить, Джонс приказал кучке своих фанатиков атаковать летную полосу, что привело к смерти конгрессмена, трех журналистов и одного перебежчика.

Затем Джонс объявил своим последователям, что пришло время уйти из этого мира.

Некоторые застрелились. Большинство людей были вынуждены выпить «настойку», — смесь цианистого калия и ароматного напитка — как на своих многократных репетициях до этого. Сумасшедший проповедник обманул и убил их, однако, когда вы спрашиваете окружающих, что они знают о Джонстауне, последователей описывают как дурачков, слушающих своего предводителя, вылупив глаза и развесив уши, тысячи жизней обесцениваются до минут, за которые можно рассказать шутку о Кул-эйд (ароматном напитке, входящим в состав ядовитой настойки, которую выпили в Джонстауне — прим. пер.).

Но ведь они же думали, что они построят рай на земле.

Немногие хотят, чтобы их недостатки становились всеобщим достоянием на страницах книги, если только автор не представил их как нечто достаточно привлекательное и особое. Вам никогда еще не приходилось такого делать. Но вы все равно продолжаете писать самую человечную историю, какую возможно, о секте, предвидя, что уязвимость героев будет понята как слабость, тупость, когда все предостережения были такими ясными, хотя ваша подготовительная работа подтверждает все факты. В какой-то мере, образе или форме все, о чем написано в книге, произошло на самом деле.

Вы обещаете своим читателям откровение, что-то, что может заставить их пересмотреть свои взгляды на самих себя, но секрет заключается в том, что они должны сами хотеть получить это знание.

Быть достаточно смелым, чтобы проигнорировать конец истории и поставить в нее себя с самого начала.

Большинство людей отказываются верить в то, что они могли бы примкнуть к секте.

Вы часто задумываетесь о выживших последователях Народного храма и о том, что они надеются остаться в памяти современников не только за то, как все закончилось. Им хочется, чтобы их считали не сектантами, а полноценными личностями с собственными надеждами и планами.

Вы часто задумываетесь о том, как они появляются в прессе год за годом, каждую годовщину, повторно травмируя себя, торгуясь за человеческое отношение, в котором им и давно умершим так долго отказывали из-за страха выбора, на пороге которого стоим все мы.

Вы задумываетесь о все расширяющейся пропасти, о том, что это означает для остальных, и как мало мы знаем.

А там, вдалеке, мужчина улыбается, когда мир позади полыхает огнем, наше отражение в его темных очках, за которыми прячутся его глаза.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ