24 ноября 2020 г., 13:14
6K
Как одна писательница втянулась в расследование загадочного гарвардского убийства многолетней давности
Убийство в Гарварде и полвека молчания
Автор: Бекки Купер (Becky Cooper)
Начало
Я попросила Айву и Джеймса рассказать мне всё, что им известно. Они явно чувствовали себя неловко и понижали голос до шепота, хотя рядом не было никого, кроме баристы.
История, которую слышал Джеймс, сильно напоминала ту, что рассказывал мне Морган. Они сказали, что профессор по имени Карл Ламберг-Карловски – штатный профессор Гарварда, который по-прежнему преподает, – завел роман со своей студенткой и убил её, когда она отказалась прекратить связь и пригрозила рассказать обо всём то ли его жене, то ли руководству университета, точнее никто вспомнить не мог. Версия Джеймса также упоминала красную охру, но умалчивала об окурках. Красная охра, как мне объяснили, использовалась во многих древних погребальных обрядах – либо для консервации тел умерших, либо для чествования их на пути к загробной жизни. Её использование определенно сужает круг подозреваемых до тех, кто обладает глубокими познаниями в антропологии. Они сказали, что каждый на их факультете в Гарварде знает эту историю. Они сами слышали, что один гарвардский профессор археологии перебрал на недавнем факультетском приеме и выложил эту грязную историю своим студентам. В действительности, они бы не удивились, узнав, что любой, кто занимается здесь археологией, хоть раз что-то слышал или шепотом рассказывал другому об этом конкретном профессоре.
Я не могла понять, как такой грандиозный скандал, будь в нём хоть доля правды, мог так и не выплыть наружу.
Айва и Джеймс объяснили, что археология – это чрезвычайно замкнутый и продажный мирок. Все знают о делах каждого, но слухи не выходят за пределы узкого круга. Чтобы понять это убийство, намекнули они, мне придется разобраться в мире академической археологии.
Той же ночью, сидя в своей комнате в общежитии, я забила в поисковую строку слова «красная охра Гарвард» и нагуглила всё, что могла, об этом деле, потому что на тот момент даже не знала имени жертвы. Хотя кое-какие из самых непристойных деталей первоначальной версии Моргана оказались преувеличением, многие сведения совпали: охра, раскопки в Иране и доклады о «больших проблемах» во время экспедиции. Нашлось даже упоминание сигаретного окурка, обнаруженного на месте преступления. Не подтвердились данные о драгоценностях на шее жертвы и ритуальных ожогах, но то, что мне удалось узнать, было даже более странным. На момент смерти Джейн её отец занимал должность вице-президента в Рэдклифф-колледже. Если у кого-то и было достаточно власти и влияния, чтобы провести расследование, так это у него. Однако он этого, похоже, так и не сделал: в статьях есть только одно упоминание о слушании большого жюри и ничего о его результатах. Смерть девушки плавно перетекла в область слухов. Отсутствие ответов как будто никого не волновало.
Карлу Ламбергу-Карловски на момент знакомства с Бекки Купер было 74 года
Профессор Ламберг-Карловски – тот самый, что по-прежнему преподавал на факультете, – в день обнаружения тела побывал в полицейском участке Кембриджа. «Я приехал сюда, чтобы оказать любую возможную помощь полиции, – заявил он корреспонденту газеты «Бостон глоуб». – Я знал Джейн и как студентку, и как аспирантку. Она была необычайно способной и талантливой девушкой […] Её смерть кажется совершенно невероятной. Я видел её всего три дня назад».
И вот мы встречаем его снова, теперь уже в «Нью-Йорк таймс»: профессор Ламберг-Карловски расхаживает по кабинету Стивена Уильямса, директора музея Пибоди и главы факультета антропологии. «Оба мужчины чувствуют себя задетыми той сенсационной рекламой, что получил их факультет», – написал Роберт Рейнхолд, бостонский корреспондент «Таймс». Газеты описывали Джейн как яркую, талантливую, привлекательную девушку, которая хорошо владела несколькими языками, великолепно рисовала, любила Баха и была превосходной наездницей. Она выросла в Нидхэме, штат Массачусетс, тихом пригороде на окраине Бостона, и её детство, как говорилось в одной статье, было «таким же американским, как Плимутский камень» (скала, к которой, по преданию, причалили в 1620 году высадившиеся с корабля «Мэйфлауэр» отцы-пилигримы; эта высадка служит отправной точкой истории США – прим. перев.). Она была гёрлскаутом, регулярно молилась в епископальной церкви и преуспела в Дана-холле, престижной школе-интернате для девочек в Уэллсли, где она училась до Рэдклиффа. Ей нравился Сирен Титана : «Я жертва цепи несчастных случайностей, как и все мы».
, и она часто его цитировала. «Предложение неожиданных путешествий есть урок танцев, преподанный богом», – говорила она, возможно, с мыслью о раскопках в дальних странах. Впрочем, её любимая цитата была изВ её истории тоже можно обнаружить мрачные моменты. У Джейн была репутация потрясающе остроумной девушки, и стоило ей утратить осторожность, как её замечания превращались из просто умных в откровенно злые. По словам Ингрид Кирш, её подруги по Рэдклиффу, Джейн «обладала весьма своеобразным пониманием людей, которое приводило в замешательство. Она могла положить конец разговору, произнеся всего одну фразу». Одним из любимых высказываний Джейн было: «Если справедливость жестока, а нечестность добра, то я предпочитаю быть жестокой».
Несмотря на такую прямолинейную откровенность, Джейн также было принято изображать как «ранимую личность». Её бывший друг по колледжу высказал сомнения в способности Джейн нормально общаться с «прихлебателями и наркошами, которых полно среди гарвардских и рэдклиффских обитателей». Среди студентов поговаривали о тайном аборте и романе по крайней мере с одним профессором.
Во времена общения с Джейн профессор Ламберг-Карловски был моложе
Так или иначе, главной отличительной чертой Джейн является невозможность четкого её описания. Как сказала репортеру «Таймс» её соседка по комнате Дон Митчелл: «Трудно охарактеризовать её образ жизни, потому что она слишком часто его меняла. Не сказала бы, что её особо интересовало искусство, но она прошла период увлечения росписью стен, а когда она бросила этим заниматься, на смену пришла музыка, а потом что-то еще».
Подобная смесь энтузиазма и неуверенности в себе мне знакома, я вижу её в себе самой. Точно тот же драйв, такой же пыл и такая же уязвимость. Я понимала – или, по крайней мере, верила, что понимаю, – что в глубине этой яркой, жизнерадостной девушки скрывалось одиночество, а основу её личности составляла фундаментальная потребность найти собственное место в мире – та самая, о которой мне также было хорошо известно. Я ощущала связь с ней, и эта уверенность была скорее мистической, чем рациональной.
Мне хотелось увидеть её лицо.
Ни в одной из интернет-версий публикаций не было фотографий, поэтому я продолжала искать – различные сочетания её имени, имени профессора, раскопок, которые они проводили, названия её родного города – пока, наконец, в одной из монографий, посвященных иранской экспедиции, я не наткнулась на черно-белое изображение, датированное 1968 годом. Это была фотография группы из восьми человек, отправившихся в то лето на раскопки, – плюс жена Карла, представитель правительства по делам древностей, повар и несколько местных жителей – на фоне использовавшегося в экспедиции «Лендровера» и гор. Очень похоже на список подозреваемых в романе
(прим. ред.: Карл Ламберг-Карловски позднее был оправдан по подозрению в убийстве Джейн Бриттон.)
То самое фото из экспедиции
Загадки
В ту ночь, прочитав все статьи о Джейн, которые мне удалось найти, я лежала, не в силах уснуть. Отчасти мною овладело возбуждение. В гораздо большей степени – страх. В конце концов, история выглядела так, словно её удачно замолчали, как будто у Гарварда были средства и способы, гарантировавшие ему контроль над повествованием. Неужели они вскоре вышвырнут меня из школы? Исчезну ли я к утру? Не может ли кто-то прокрасться в мою комнату, чтобы проломить мне голову? Со временем мои предположения всё больше отдалялись от реальности. И всё же я не была уверена, на что готов пойти Гарвард, чтобы эта история не выплыла наружу.
Однако больше всего меня мучило недоверие, граничащее с гневом. Увидев имя Карла в статьях, я поняла, что слухи о нем выглядят вполне правдоподобными. Но если эта история правдива, почему тогда никто не прислушается к тому, что говорят, и не начнет её расследовать? Я не могла смириться с мыслью, что этот лежащий на поверхности секрет следует оставить в покое и двигаться дальше. Мне казалось, что тут только два варианта: либо Гарвард участвовал в сокрытии преступления, позволив реальному убийце остаться на факультете, либо мы своими историями возводим поклеп на невинного человека. Я задумалась, смогу ли я стать той, кто воспримет эти слухи всерьез.
В желании раскрыть дело Джейн для меня не было ничего нового. В детстве я была одержима преступлениями, тайнами и загадками. Одно из моих самых ранних воспоминаний – как я зациклилась на каком-то граффити на детской площадке, где было написано: «Здесь был Джесси Джеймс». В итоге я обнаружила, что некто по имени Джесси Джеймс, несомненно, скрывающийся от властей, оставил целую сеть улик на всех игровых площадках в Квинсе. Каждый раз, когда я приходила на детскую площадку, то сразу начинала искать его надписи под горками и грязными деревянными планками. Комок жвачки превращался для меня в послание его подружке-бандитке – что он был там и, хотя он по-прежнему в бегах, но всё у него в порядке. Надпись, сделанная похожими чернилами, но другим почерком, означала, что кто-то сидит у него на хвосте.
Автор Бекки Купер (слева) и убитая гарвардская студентка Джейн Бриттон
В средней школе моя страсть к расследованиям подпитывала мою склонность к наблюдениям за людьми, и я стала наблюдателем, хамелеоном, копирующим социальные привычки. Тот факт, что почти всегда и везде я ощущала себя чужаком, я старалась скрыть, внимательно наблюдая за тем, как люди разговаривают, как едят, а затем перенимая привычки окружающих.
Позднее я мечтала стать судебным аналитиком, криптографом, нейробиологом с акцентом на психологии аномалий – короче, заняться любым делом, которое позволило бы мне решать загадки. В конечном итоге я выбрала писательство, потому что поняла, что посредством повествования могу проникнуть в сознание своего персонажа более реальным, хотя и менее объективным способом, чем посредством тщательного изучения кальциевых и калиевых каналов.
На протяжении многих лет я ни на секунду не теряла ощущения того, что за моим желанием погрузиться во тьму и исследовать тайные детали, скрыто нечто большее. Однако лежа в своей комнате в ту ночь, я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что моя вера в то, что я могу самостоятельно раскрыть убийство, которое ставило в тупик копов в течение более сорока лет, может оказаться столь же наивной, как и мысль о том, что я сумею найти Джесси Джеймса.
Отрывок из книги Бекки Купер «Мы приглядываем за мертвецами: Убийство в Гарварде и полвека молчания» ( We Keep the Dead Close: A Murder at Harvard and a Half Century of Silence )
Бекки Купер – бывший штатный сотрудник редакции журнала «Нью йоркер» и старший научный сотрудник Института журналистских расследований Шустера Брандейса. Её дипломная работа, беллетризованная биография
, получила Гарвардскую премию Хупса, высшую студенческую награду за научные исследования и литературные достижения. Работа над этой книгой велась при поддержке Фонда журналистских расследований и Международного фонда Говарда Г. Баффета для женщин-журналистов.Перевод и подбор иллюстраций для статьи: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ
О, загадка очередного преступления!