Больше рецензий

28 октября 2015 г. 21:38

1K

5

Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.
Смотрите! Я показываю вам последнего человека.
(с)

Потрясающая вещь. Изящная, тонкая, проникновенная, отвратительная... Очень неоднозначная. Заставляющая под другим углом взглянуть на все ранее читанные книги Достоевского. Пожалуй, эту повесть можно назвать ключом ко всему творчеству великого писателя. Великого - не то слово. Космической величины писатель.

Считается, что именно с Записок начинается экзистенциализм. Да, несомненно. Кафка, Сартр, Камю, даже Горький - они вот отсюда. Из этой "шинели". И даже легко узнаются. Кстати, Достоевский обозначает и свои источники, откуда вырос его экзистенциализм. Гоголь и Лермонтов. Очень откровенные отсылки. Не ошибетесь.
Да, вначале были: Лермонтов и Гоголь. Потом - Достоевский. А уж от него...
Вернусь к Горькому, так как он немного выбивается из ряда экзистенциалистов. А он и не был им никогда. И не любил самокопания героев Достоевского. Только вот пьеса "На дне" очень сильно перекликается с Записками из подполья. Да-да. Там сплошная достоевщина же, в пьесе. Помните, Актер (несколько пафосно, даже с гордостью): "Посторонись. Больные люди идут!" Очень яркий и запоминающийся эпизод. Чем гордиться-то? Почему Горький будто насмешничает над этими убогими? - Так вот же ответ, в самой первой строчке и до последней в том же духе: "Я человек больной... <...> Я думаю, что у меня болит печень." - и будьте любезны принимать героя Достоевского как человека. Как жалкого и ничтожного, но имеющего свою гордость, несчастного маленького человека, над которым грех смеяться. И будьте любезны вглядываться в человека: а что с ним? А почему он таков? болен? несчастен? А может жизнь такая, не он таков? И имеет ли он право на свою гордость? - Имеет или не имеет (на взгляд постороннего), но она (гордость) в нем есть.

И разве только в нем? Поищите у себя. Наверняка найдется. И разве каждому из людей не дороже свои собственные капризы?
Разумеется, под капризами имеется в виду не звезда с неба (хотя, почему нет?), а только то, что тешит человека. В том числе - отказ от выгоды для себя, в том числе - собственные страдания.
Какой ты есть, человек?

Но вот при всей моей любви к экзистенциалистам, "Записки" слишком насыщенная вещь, я не смогла читать их, как говорят: "на одном дыхании". Не хватило этого дыхания. За свежим воздухом пришлось идти на улицу. Там люди. Посторонние. Чужие. Без всякого внутреннего дерьма (простите) напоказ. Их не надо жалеть, им не надо сочувствовать.
Так-так. А ведь это из той же истории: всякого человека прежде всего заботит он сам. Его собственные ощущения. И меня тоже. Не исключение. "Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?".

"Записки из подполья" - слишком сильная вещь и по воздействию на читателя (не думаю, что это только мое восприятие), и по масштабу в целом, то есть настолько огромны затрагиваемые темы, что бесполезно даже пытаться в одной рецензии отразить все впечатления о прочитанном.

Поделюсь еще одной мыслью, вернее - сомнением. А любит ли сам Достоевский своих героев? То есть, жалость, сострадание, понимание - это есть, безусловно. Но ведь проскальзывает и брезгливость. И какая-то насмешка даже. Абсолютное и безжалостное понимание отвратительности своего героя.
Именно эту насмешку и безжалостность потом использует Горький в своих пьесах "На дне" и "Дети солнца" по отношению к персонажам и идеям, позаимствованным из этой повести.

Еще одно открытие, кстати, обыгранное Горьким. Человек - вот основное, что волнует человека. Вернее - собственная персона. Как объект изучения и трепетного отношения.
"Посторонись... видишь — больные идут?.." (с) - можно считать обращением к обществу. Посторонитесь, вот эти: униженные, оскорбленные, больные, ничтожные - у них своя гордость. Они право имеют.

P.S. О моей прогулке среди людей. О том, что мне приятно думать, что не надо вникать в проблемы прохожих, знать их внутренний мир. Мне достаточно внешнего и ненавязчивого. И это здорово. Прохожу мимо церкви. Там группка бомжей. Реальных, обитателей не ночлежки даже, а придорожных кустов. Разговор довольно громкий, не вслушиваюсь, но долетают слова: " "Офице-ер!" Что такое офицер? - звание. Человеком надо быть!". Однако.

Ветка комментариев


Мне в последнее время тяжело даются свидания с Достоевским... На тему сладострастия самобичевания вспомнился первым делом Фердыщенко. А вот с Раскольниковым, мне кажется, не так. Он бы и рад прекратить весь этот поток мучительных мыслей, но - не может. Ну а после топора поток становится еще мучительнее.


Фердыщенко тоже не может — он как бесом одержимый, мне кажется, это уже пограничное расстройство личности. И в отличие от Раскольникова, у Фердыщенко понимание своей одержимости возможно разве вспышками, в силу примитивности натуры.


Фердыщенко не может, конечно, для него это уже роль, выйдя из неё, он перестанет быть Фердыщенко.


Что-нибудь останется, но мало, конечно, его роль поглотила полностью - нет противовеса ни сознания, ни нравственности.


Но ведь не откажетесь от свиданий с ним))
Все-таки перечитайте как-нибудь "Записки") Там огромные цитаты в доказательство, выдернутые из текста они все равно теряют немного смысла.
Многие герои Достоевского находят возможность прекратить поток мучительных мыслей именно так, как Актер у Горького. А Раскольников, он же не выдерживает быть человеком (ну, в значении самодостаточности), слишком это страшно - быть один на один с самим собою. В результате приходит к богу.

Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.

Под подушкой его лежало Евангелие. <...>
Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью.


"Преступление и наказание" уже точно перечитывать не буду, впрочем, его я знаю приблизительно наизусть, плюс-минус. В новое рождение Раскольникова не верю. Верю в то что, как он сам сказал, убив старушку, он и себя убил. "так-таки разом и ухлопал себя, навеки!". Увы.


Да, тяжелая вещь, тоже не хочется к ней возвращаться, но постоянно перечитываю какие-нибудь отрывки.
Не знаю, мне кажется, что такое возможно - через любовь и через веру родиться заново. Возможно, что сам Достоевский рассматривал такую возможность. Во всяком случае, он не отрицал, а искал бога.


"Но тут уж начинается новая история". Слишком новая, и слишком "выведенная за рамки текста". То есть где-то там она будет разворачиваться, а где - мы не видим.


Это здесь и не нужно)

Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен.