ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 1

Гриб смотрел прямо на Анну хитро и немного самодовольно, бархатистая коричневая шляпка матово светилась на солнце. Настоящий белый – плотный, основательный, пышущий здоровьем, как зажиточный алентежанский крестьянин из детской книжки, которую Анна читала по вечерам.

Она присела на корточки и осторожно сняла со шляпки сосновую иголку. Гриб пах остро и свежо, орехами, опавшей листвой и осенью. Запах детства…

– Здравствуй, мужичок-боровичок, – прошептала Анна и зажмурилась.

Вспомнила псковский лес, высокий, мощный. Ей снова десять, и корзина тяжелеет с каждым шагом. «Бери только белые и красноголовики», – велит бабушка, укладывая в корзину нож с истончившимся от времени лезвием и два куска хлеба с толстым ломтем сала между. Воду не давала: «Родники на что, взрослая, сама знаешь».

Грибы собирались на продажу «богатым», что возвращались из Латвии в Москву и тормозили у поворота на забытое богом село лишь для того, чтобы купить ведерко лесных грибов у живописной старухи в низко надвинутом на лоб платке. Старухе не было и шестидесяти…

– Так и знала, что ты найдешь грибы.

Анна вздрогнула.

– Все русские собирают грибы, – в ракурсе снизу Дина, и без того немаленькая, казалась сущим гигантом. – Я читала историю о русских туристах, которые на отдыхе в Швейцарии собрали ванну грибов. Сотрудники отеля долгое время пребывали в шоке. Но я понимаю. Вы ничего не можете с собой поделать. Это страсть.

– У меня нет страсти, – Анна поднялась на ноги и с удовольствием вдохнула влажный аромат леса. – Просто кое-что вспомнила.

Дина промолчала, и Анна в который раз поразилась трогательной бережности, с какой португальцы относятся к чужому прошлому. Захочешь – расскажешь, нет – значит, нет. Молчание следует уважать. Поразительное качество для нации, которая обожает разговаривать едва ли не больше, чем смотреть футбол.

За полгода знакомства с Диной та не допустила ни единой бестактности, не задала ни одного вопроса, который даже теоретически мог бы нарушить, личные границы подруги. От этого могло бы веять холодком, но в глубине души Анна знала: Дина просто ждет. Придет день, и они поговорят обо всем. Что ж, возможно, этот день пришел.

– Сегодня на какое-то время я совсем забыла, что нахожусь в Португалии, – сказала Анна. – Вспомнила только, увидев пальму и акведук. И еще когда ты сказала: «Пора перекусить».

– Я сказала: «Жрать охота», – поправила Дина. – Да, португальцы все время думают о еде. Смирись.

– Это очень нормально, – усмехнулась Анна и поймала себя на неприятной мысли, что ее русский с каждым днем становится более корявым.

Такая мысль в последнее время приходила часто. Дина успокаивала, мол, это «очень нормально» для человека, оказавшегося в чужой языковой среде, но Анна чувствовала себя так, словно у нее под ногами раскололась льдина. Ноги разъезжаются, полоса ледяной воды становится все шире. Короче, и португальский не выучила, и русский забыла.

– Это пройдет, – угадала, о чем она думает, Дина. – Твоему мозгу нужно время, чтобы в нем все уклалось. Склалось.

– Уложилось. И ты сейчас делаешь это нарочно. Прекрасно знаешь, как правильно.

Дина расхохоталась, подхватила плетеную корзину для пикников и зашагала по узкой тропинке. Любой, кто хоть раз бывал в настоящем лесу, вряд ли назвал бы Монсанту лесом – скорее уж, большой парк, ухоженный, благоустроенный, местами замусоренный, по осени засыпанный хвоей и опавшими листьями.

Но имелись в нем и дикие уголки, где город, окружающий Монсанту со всех сторон, затихал и терялся. Там пахло влажной землей и мхом, и тишину нарушал только звук птицы, перелетающей с одной ветки на другую.

Тропинка вывела их на гравийную дорогу, та упиралась в лужайку – деревянные столы и лавки, вкопанные под старыми дубами, подсказали Анне слова merenda – пикник, и merendeira – согласно словарю, «коробка для ланча».

– Фу, – скривилась Дина. – Как-то убого звучит – коробка, ланч… У вас есть шикарное слово… – Она защелкала пальцами, очевидно, тоже возвращаясь мыслями в прошлое, поскольку именно оттуда, из студенческой юности в Москве, черпала свои невероятные для португалки познания в русском языке. – Ссобойка, во! – с триумфом выдала Дина.

Анна в который раз мысленно взвыла от зависти. Ей, зубрящей спряжения неправильных португальских глаголов и путающейся в предлогах, такой уровень владения языком даже и не снился.

– Зато ты знаешь английский, – Дина смахнула со стола сухие листья и принялась разбирать корзину с едой. – Почему не сорвала гриб?

– Пусть живет.

Дина глянула внимательно и тепло, и обеим стало ясно: вот теперь можно и поболтать о том, о чем под летним солнцем откровенничать не хотелось.

– Скучаешь по родине?

На стол с глухим стуком упал желудь – крупный, тяжелый, такой гладкий, что Анна не удержалась и провела им по щеке.

– Ты удивишься, но нет, – задумчиво произнесла она. – Хотя, смотря что считать родиной. По Москве точно не скучаю. Да и некогда мне скучать, сама знаешь.

Дина кивнула: ей ли не знать. Все лето, все долгое, ослепительно-прекрасное португальское лето, которое длится с мая по конец октября, они провели вместе. После того, как Анна решила переехать в Лиссабон, решение, впрочем, не совсем верное слово, когда ты просто отдаешься на волю обстоятельств, Дина помогала ей обжиться на новом месте. Она называла это «организовать жизнь», и, черт возьми, впервые Анна чувствовала, что действительно живет.

Дни летели один за другим, полные солнца, моря и открытий. Анна плыла по этим дням, как португальские путешественники, и, как они, подспудно ждала, что налетит шторм. Не всегда же будет попутный ветер, не может небо постоянно быть таким безмятежным, так просто не бывает.

Но один прекрасный день сменял другой. Под португальским небом легко забывалось обо всем, даже о закрытых границах и проклятом вирусе, тем более, что, напуганные пережитым карантином, португальцы решили выжать из лета все удовольствия сразу.

Береговая линия с пляжами все не заканчивалась, поэтому Анна без труда гнала от себя смутное беспокойство, растворяла его в путешествиях, обновках и обманчиво легком vinho a pressao, один евро за большой стакан, если знать правильные места. Места она уже знала.

– Но что-то, все же, не так, – пробормотала Дина. – Тебя что-то… угнетает. Или кто-то.

Анна сосредоточенно жевала вяленую ветчину.

– Кто-то, – решительно тряхнула головой Дина. – Тебя угнетает Леандру.

– С ума сошла? Я его не видела с тех пор, как… как я тут.

«На самом деле видела, – возразила про себя Анна, – и встреча особой радости не принесла. Кому приятно видеть своего бывшего, который позвал приехать в Лиссабон и замуж, а потом кинул, веселым, красивым и с другой бабой? Но Дине знать об этом необязательно. Тем более, проблема не в Леандру».

– В год, когда мир сошел с ума… Звучит как название пост-апокалиптического кино. Короче, у всех все плохо. А я переехала в другую страну. Получила наследство. Живу в центре. Деньги есть, пахать на износ не приходится. Можно сказать, начала новую жизнь. На ровном месте, понимаешь? Когда уже и не надеялась. Вот даже сейчас, когда в Москве холодно и темно, я сижу под синим небом, лопаю хамон, пардон, presunto, и на мне даже куртки нет, потому что тепло. Но, блин…

– Но, блин, чо-то как-то фу, – изрекла Дина.

Анна невольно рассмеялась.

Самое главное «не так» заключалось именно в том, что она не вполне понимала: что именно «не так»? После многих лет унылой, серой, однообразной жизни, сначала в деревне, потом в чужой Москве, ей повезло оказаться здесь.

Каждое утро, просыпаясь в Лиссабоне, Анна думала: «Я нашла его, или, может, он нашел меня! Как бы там ни было, это мой город».

И дело не в солнечных лучах, что пробивались сквозь вытертый бархат неплотно сдвинутых портьер. И не в том, что с балкона, опоясывающего маленькую квартирку на верхнем этаже двухсотлетнего дома, открывался вид на половину Лиссабона. «Лучшую половину», – уточняла Дина.

Дело вообще не в красоте, которая поначалу сбивает с ног, но, в конце концов, становится привычной, как любой шедевр или любое уродство, если видишь их каждый день. Просто здесь, в Португалии, оказался дом, которого у Анны никогда раньше не было.

Здесь у нее появились друзья – двое. А если считать Жирного Жо и сеньора Паулу, то, пожалуй, четверо.

В грязной закусочной Жирного Жо Анна обедала дважды в неделю, а сеньор Паулу был известен как респектабельный владелец похоронной конторы, на услуги которого она не могла бы рассчитывать в любом случае. Потому что, и он сказал это с глубочайшим сожалением, хоронить человека, даже даму, даже столь уважаемую и привлекательную, однако неместную и не католичку, он просто не возьмется: «Это, дорогая сеньора, находится за пределами моей компетенции».

Присутствующая при разговоре сеньора Мафалда, девяностолетняя хозяйка двух канареек и невообразимо жирного кота, чьей мечтой было сожрать заполошных птиц, обругала похоронщика невежливым мальчишкой. И то верно, ему всего-то шестьдесят пять.

– Ты хотела жить в Морарии? – хохотала Дина. – Ну, так ты и живешь в Морарии.

Старинный район на склоне Замкового Холма, сохранивший в своем названии мавританское прошлое города, стал Анне родным домом. С той самой ночи, когда ее, насмерть перепуганную, замерзшую и голодную, подобрала у церкви Носса Сеньора да Сауде высокая светлоглазая женщина. Дина, португалка, говорящая по-русски, бывшая студентка МГУ, алфасинья и лучший в мире друг.

И вот теперь Анна собиралась вывалить на лучшего друга то, в чем не могла разобраться сама. Будто у Дины нет своих проблем. Будто она мало сделала, чтобы Анна чувствовала себя счастливой.

– Мне просто немного грустно, вот и все. Наверное, оттого, что ноябрь, и новости ужасные, и у нас опять «чрезвычайное положение»… Печально жить в мире, который задолбался, понимаешь? Дело совсем не во мне. Сейчас у всех так.

Отчасти она сказала правду, но Дина помотала головой.

– Думаю, тебе нужна работа.

– Чего? – растерялась Анна.

Дина отвинтила крышку термоса и разлила по бумажным стаканчикам крепкий черный чай – превосходный крупнолистовой «цейлон», который покупала в специальном магазине на площади Россио. Магазин считался «историческим»: каких-то десять лет назад на нем висела нетолерантная вывеска «Колониальные товары». Хозяин, похоже, до сих пор не понял, почему ее пришлось убрать: «Как же люди поймут, что здесь кофе из Бразилии, а чай из Индии?»

– Работа, говорю. Нормальный человек не может жить в вечных каникулах. Вот ты просыпаешься каждый день и что делаешь?

– Иду с тобой завтракать, – пробормотала Анна. – Я же за углом живу.

– А потом?

– Потом иду на рынок, или в магазин, или гуляю по городу. По вторникам и субботам на «блошку»…

Дина закатила глаза. С тех пор, как Анна открыла для себя знаменитую Feira da Ladra, барахолку, существующую, кажется, сколько и сам Лиссабон, в прелестной Дининой квартире стали появляться очень странные вещи. На прошлой неделе Анна, пыхтя и отдуваясь, втащила на третий этаж старый деревянный сундук, приведший Дину в ужас.

– Да ладно, красиво же, – пропыхтела Анна. – Водички дай.

Пока она жадно хлебала воду, Дина опасливо заглянула в сундук.

– Тут несколько старых книг и какие-то свертки.

– Разверни.

С видом человека, который не ждет от жизни ничего хорошего, Дина зашуршала старыми газетами и выложила на стол кучу металлических деталей.

– Собери.

– Что из этого можно собрать? Трактор? Давай уж сама.

Через минуту на столе появился металлический цветок со съемными металлическими же лепестками.

– Я не буду спрашивать, что это такое, – покачала головой Дина. – Потому что, кажется, ты и сама не знаешь. Я не буду спрашивать, сколько ты за это заплатила…

– Пятерку, всего пятерку. И двадцатку за сундук! Даром, считай!

– …я только спрошу: ты что, одна перла все это десять кварталов?

Анна гордо кивнула.

– А почему ко мне?

– Потому что это тебе! Это подарки!

Дина тихо застонала.

Она бы предложила подарить сундук Жезушу, бродяге, живущему на площади Мартин Мониш – он как раз уместился бы туда вместе с собакой и всеми своими пожитками. Но если подарок… Пришлось задвинуть в угол и сделать вид, что его не существует.

– Хорошо. А кроме скупки старого барахла?

Анна почесала голову и почувствовала себя макакой, которую заставляют перемножать трехзначные числа.

«Чем-то же я занимаюсь целыми днями, кроме зубрежки, готовки и уборки квартиры?»

– О. По воскресеньям хожу в церковь.

– Чего? – вытаращилась Дина. – Зачем?

– Для языковой практики. Слушаю воскресную проповедь. Падре там очень милый, говорит громко и простым языком. А если кто переспрашивает, то повторяет.

– Специально для тебя?

– Нет, там просто публика такая… глуховатая.

– Еще бы, им же лет по сто. Хорошая компания, да. В общем, ты окончательно убедила меня в том, что тебе нужна работа. Иначе у тебя… как вы говорите… кукушка протечет.

– Кукуха, – поправила Анна. – Кукуха уедет. Протекает крыша обычно. Хотя тут можно поспорить: крыша, в принципе, тоже может отъехать…

– О, господи. Мы просто должны найти тебе работу. – Дина сложила в корзину остатки пиршества и взглянула на часы. – Пошли. Через час встречаемся с ЭТИМ, а до центра еще доехать надо.

«Этим» Дина называла человека, которого Анна считала своим вторым португальским другом. Строго говоря, Джон не был ни португальцем, ни, возможно, даже, Джоном. Его настоящего имени Анна не знала. Но он помог ей найти родителей, имя и дом. Не бесплатно, конечно. За все рано или поздно приходится платить.

Джон улетел в Штаты сразу после весеннего карантина. Время от времени писал короткие электронные письма – ничего не сообщал и ни о чем не спрашивал. Последнее не удивляло: Джон и не скрывал, что будет за ней «присматривать». А вот то, что он ничего не сообщал о делах, имеющих прямое отношение к ним обоим, злило. И чем дальше, тем больше.

– Раз он вернулся, значит, есть новости?

– Наверное, – буркнула Дина. – Этот лис никогда ничего не делает просто так.

«Похоже, пришло время платить», – подумала Анна. И эта мысль отчего-то привела ее в радостное возбуждение.

* * *

Экран телефона тускло светился в темноте, однако он не был уверен, что стоит ответить на вызов. За полгода, что прошли со времени последнего разговора, мир изменился.

Плевать на мир. Главное, изменился он сам, его желания и цель. Игра оказалась слишком серьезной, чтобы оставаться в ней пешкой. Будучи неплохим шахматистом, он знал, что пешки идут в расход первыми.

Разговора не боялся, стратегию продумал давно и тщательно. Ему недоставало лишь нескольких кусочков мозаики. И, судя по тому, что ожил давно молчавший телефон, он получит их очень скоро. Застопорившаяся было машина снова пришла в движение. Теперь, главное, не ошибиться и не дать ей себя раздавить.