У Дины Рубиной вышла уже 22-я по счету книга, а о ее творчестве по-прежнему написано немного. Достаточно подробно обсуждался, пожалуй, только чудом не попавший в букеровскую шестерку роман “Вот идет Мессия!”. Отчасти виной тому необычная биография писателя: дебют в “Юности” в 15-летнем возрасте и популярность в качестве автора молодежной прозы в 80-е, стремительный отъезд за рубеж и затем слава прозаика “русскоязычного Израиля”. Неудивительно, что количество интервью, взятых у автора, превышает количество критических статей. К тому же мир художественной прозы Дины Рубиной необыкновенно причудлив, и распознать, а тем более объяснить его непросто.
Обманчивая легкость письма подчас позволяла определить автора в “несерьезные писатели”. Глеб Шульпяков, не разделяющий этой точки зрения, написал однажды, что у Рубиной “почти нет описаний, ее синтаксическая усидчивость сводится к лаконизму “пошел-вышел-сел”, а семьдесят процентов составляют диалоги, почти как в детективах”. В открывающей книгу повести “Высокая вода венецианцев” все наоборот: здесь язык предопределен сюжетом — каждая минута действия растянута, а детали выписаны неторопливой кистью живописца, но, в то же время, пейзаж этот удивительным образом сохраняет внутреннюю динамику: “Небо, словно выдутое из венецианского стекла, еще горячее внизу, у искристой кромки канала, вверху уже загустевало холодной сизой дымкой. Крыши еще были залиты солнцем, стены домов с облетевшей штукатуркой, с островками обнаженной красно-кирпичной кладки — все это ежесекундно менялось, таяло, дрожало в стеклянной воде канала”.
Неспроста Венецию, город Байрона и Гете, Томаса Манна и Хемингуэя, называют городом любви и смерти. Героиня повести “Высокая вода венецианцев”, застигнутая правдой о своей смертельной болезни, отправляется в одинокое странствие в бледный и усталый город каналов, поселяется в маленькой гостинице “Аль Анжело” с видом на воду; маленький срок жизни меняет привычную картину мира: прошлые успехи и неурядицы начинают казаться игрушечными, а зыбкая карнавальная Венеция неожиданно предстает городом подлинным. Изящно сконструированная повесть была бы слишком проста, если бы ее проблематика ограничивалась анализом мироощущения современного Ивана Ильича (этим именем мы условно обозначим человека, узнающего о своей скорой смерти). Однако основной идейно-философский аспект лежит, видимо, в иной плоскости — это проблема сохранения и нарушения табу. В юности героиня испытывала болезненную страсть к своему брату. Во время последней встречи она отдает ему, уже безнадежно отравленному наркотиками человеку, свое обручальное кольцо. Любовь и боль уходят вовнутрь, но вдруг возвращаются в Венеции, где ее ждет призрак — мальчик-художник Антонио, поразительно похожий на брата... Что это: награда за сохранение табу или неотвратимость его нарушения, новое испытание или завершение жизненного цикла — вот они, вопросы “несерьезного писателя”.
<...>
Дмитриев Д. "Высокая вода венецианцев, критика" // Знамя №3, 2002
