Впервые: Земля, 1908, сб. первый, с посвящением И. А. Бунину. Над повестью Куприн работал осенью 1907 г.
В январе 1908 г. Куприн сказал: «Вот на днях появится мой рассказ «Суламифь», который я с радостью выпускаю в свет» (Биржевые ведомости.— № 10313.—22 янв.). А в июне 1909 г. он пишет о характере проделанной работы: «...Без хвастовства и излишней скромности считаю «Суламифь» одним из лучших своих произведений, его очень люблю, и я надеюсь в будущем снова переработать эту вещь более согласно с библейским текстом (...). Я прежде всего познакомился через переводчика — «гебраиста» с древнееврейским текстом «Песни Песней» Соломона, а затем много раз перечитывал синодский перевод и славянский текст. Огромную услугу мне оказал Батюшков, предоставивший в мое распоряжение некоторые английские источники по вопросу о толковании этого замечательного памятника. Я очень жалею, что не познакомился с некоторыми апокрифическими толкованиями «Песни Песней», но, в общем, работал порядочно и порой испытывал радость от этого труда» (Киевские вести.— № 156.— 14 июня). В основе повести, следовательно, библейский текст, но значительно расширенный и обобщенный творческой фантазией писателя. Собирание материала проходило более всего по отбору деталей, красок, выразительных средств поэтики «Песни Песней». Насколько повесть насыщена купринской фантазией, свидетельствует сожаление об отсутствии вольных апокрифических источников.
В статье «О Кнуте Гамсуне» (1908) воплощены многие мысли, поясняющие отношение к «Песни Песней». В знаменитых в то время произведениях норвежского писателя «Виктории», «Пане» Куприн находит то, что воссоздал в «Суламифи»—«прекрасную, трагическую, пронзившую всю жизнь любовь» человека, «которого бог поразил любовью» (IX, 103, курсив Куприна). Но у Гамсуна Куприн видит разделенными по разным произведениям «могучий призыв тела» и нежные, возвышенные чувства, у главных героев «Суламифи» начала эти проступают слитно. Здесь, видимо, нужно усматривать отступление от древнего текста, осуществление авторского идеала гармонической личности. Поэтому вряд ли справедливы суждения А. Измайлова о «стихийной и всеобъемлющей страсти» как главном содержании «Суламифи» (Литературный Олимп.— М„ 1911.— С. 348—349) и критика «Одесских новостей» (1908.— № 7449.—22 февр.)—о мертвой красоте в этой «восточной поэме».
Куприн видел в «Песни Песней» поэтическое творение, ведущее «к освобождению любви» (IX, 109), в его повести это понятие восходит к силе самоотвержения Соломона и Суламифи и к высшему их единению, которое намного превосходит известные на земле союзы. На предложение Соломона взойти на трон царицей Суламифь отвечает: «Я хочу быть только твоей рабой»— и становится «царицей души Соломона».
В 1908 г. Куприн назвал «два самых верных отпечатка гения— вечности и всечеловечества» (IX, III). В седом мифе он обрел пример ничем незамутненной любви и красоты, преодолев свое прежнее подозрение, что «только утро любви хорошо!». Обращение к легенде продиктовано все-таки вполне современным запросом—найти принятый человечеством идеал отношений, противостоящий скудости реальных устоев, представлений.
