Придерживаясь в целом известных исторических фактов, С. П. Бородин сумел не только представить широкую картину народной жизни XIV века, но и придать своему эпическому произведению определённые черты приключенческого и отчасти детективного жанра.
В центре сюжета романа — не только борьба поднимающейся Московской Руси с Золотой Ордой, но и противостояние между великокняжеской властью, олицетворением которой является Дмитрий Иванович, и творческим народным началом, воплотившимся в образе зодчего-бунтаря — расстриги Кирилла. В образе московского князя-полководца, который, вопреки названию книги, вовсе не является её единственным центральным персонажем, а также его клевретов вроде боярина Бренка, воеводы Боброка или Гриши Капустина, автору удалось не только объективно представить объединителей Руси, но и подвергнуть скрытой критике государственный тоталитаризм, не ценящий человеческие жизни и не замечающий народного горя и нищеты. «Терема, а на чьих костях?» — в этом гневном возгласе тяжко раненого на Куликовом поле Кирилла, брошенного в лицо торжествующему Дмитрию, воплотились представления автора об этике деспотической власти.
Будучи по материнской линии выходцем из княжеского рода Ингалычевых, С. П. Бородин смог на страницах своего масштабного произведения объективно вывести яркие образы не только героев Руси, но и её противников — татар. Так, мурза Беги́ч (Беги́ш), погибший в битве с московской ратью на реке Воже в 1378 году, у него — суров, но справедлив, заступается за пленниц и даже пытается «выучить язык русов». Хан Мамай у него — не столько жестокий, коварный завоеватель и амбициозный интриган, сколько неуверенная в себе, противоречивая личность, и, вместе с тем, слабый и грешный человек, одержимый мелкими земными страстями. Будучи несвободен от господствовавших в советской литературе того времени идеологических клише, автор выводит на страницах своего произведения колоритный образ «западного союзника» Орды — лукавого генуэзца Бернабо.
Завершающее произведение масштабное описание Куликовской битвы, основанное как на летописных данных, так и сведениях «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище», не лишено художественного вымысла, источником которого являются как народный фольклор, так и творческая фантазия автора.