Пассажир

Но даже захоти он проникнуть в бордоское общество, это ему не удалось бы. Он страдал непростительным недостатком – не пил вина. В Аквитании это равнозначно тому, как если бы он был слепым, глухим или паралитиком. Никто ни в чём его не упрекал, но всеобщее молчание было красноречивее любых слов. Нет вина – нет друзей. В…

Он вернулся к сообщениям, отправленным и полученным Ноно. Читать их было нелегко. Тексты изобиловали грубыми орфографическими ошибками и сокращениями, смысл которых доходил до него не сразу: «рстр» — вместо «расстроена», «рнм» — «ржу не могу» и так далее. Сбивали с толку понатыканные где ни попадя смайлики.

— Я стараюсь избегать знакомства с художниками, чьи картины покупаю. Такое у меня правило. Что бы кто ни говорил, но художественное восприятие должно оставаться объективным, нейтральным и бесстрастным.

Окошко было разбито. Пол усеивали многочисленные осколки. Она бросила себе под ноги полотенце, чтобы не порезаться. Приблизилась к умывальнику. К ней вернулся автоматизм полузабытых движений. Она включила холодную воду и подставила под струи изрезанные руки. Залепила раны туалетной бумагой — лучшее средство остановить…

Подойдя поближе, он понял, что скромные размеры здания, его местоположение и показная непритязательность были признаками еще большей роскоши, чем шик знаменитых отелей вроде «Георга V» или «Плаза Атеней».

Он догадывался, как Софи управляла своими подопечными. С помощью материнской ласки, скреплявшей их надежней, чем любые угрозы. Насилие, холод, жестокость исходили от окружающего мира. А она была рядом и защищала своих девочек.

... И опять принялся играть с кольцом. Анаис вспомнила статью из женского журнала. В ней говорилось, что этот жест выдает в мужчине стремление бежать подальше от домашнего очага.

Подсознание обманывает его. Он живет в плену иллюзий, во власти лжи, и эта ложь разъедает его разум и лишает его жизненной опоры.

Намочил полотенце холодной водой, приложил к переносице и вернулся в постель. От прикосновения влажной ткани боль оживилась. Он прикрыл веки и стал ждать. Волны боли отступили, а затем и вовсе стихли, как волнение на поверхности озера, перешедшее в легкую рябь.

— Почему вы стали психиатром? — По призванию. — Неужели вам нравится копаться в чужих мозгах? — Я не копаюсь в чужих мозгах. Я лечу людей. Стараюсь облегчить их страдания. Если честно, мне кажется, что ничего интереснее в мире нет.