Отзывы о книге Авессалом, Авессалом!

Томас Сатпен внезапно появляется из ниоткуда, чем уже взбудораживает население небольшого поселения. Он строит дом, обзаводится женой, детьми, состоянием. И вроде бы все как у людей, но нет, семейная жизнь у этого мужчины оказалась довольно запутанной. Историю персонажей рассказывают все, кому не лень. Поэтому собирается мешанина из разных мнений, домыслов и догадок. Информацию о героях мы вынуждены добывать буквально по крупицам. Повествование очень тяжелое, тягучее, с постоянными повторениями, отступлениями, излишками метафор, недомолвками. Каким-то чудом нам удается узнать, что у Сатпена есть двое детей: Джудит и Генри, а у Генри есть друг - Бон, который вроде бы и хочет жениться на его сестре, а вроде бы и не торопится. В итоге - вся семья перессорилась и пришла в упадок. Сюжета как…

...Юг поймет: пришла пора расплатиться за то, что он возвел здание своей экономической системы не на твердой скале суровой добродетели, а на зыбучих песках беспринципного приспособления к обстоятельствам и разбойничьей морали.

Жил-был в Израиле царь Давид, мущщина видный и любвеобильный (не тот, который во Флоренции стоит). Не скупясь дарил он своей любовью как евреек, так и язычниц, и рожал детей от них в изобилии (рожали тётеньки, конечно, это я так, для соблюдения стилистики, а не в свете новомодных веяний). И был у Давида сын Авессалом, рождённый от язычницы. "Не было во всем Израиле мужчины, столь красивого, как Авессалом, и столько хвалимого, как он; от подошвы ног до верха головы его не было у него недостатка". Была у Авессалома любимая сестра Фамарь, красотой которой пленился…

Психологические травмы закладывает воспитание, оно определяет дальнейшую жизнь. Кто-то осмеливается её провести ради себя, а кто-то так и влачит ради ЦЕЛЕЙ. Получить богатство и статус для галочки, чтобы доказать, что тоже можешь как те, другие, на которых смотрел в детстве. Сохранить абстрактную честь. Не допустить, чтобы твоя сестра родила ребенка от человека, в чьем генетическом коде есть гены людей с чёрной кожей. Только эти гены есть у всех. И богатство нужно уметь иметь. Статус и богатство принесут тебе счастье и удовлетворение, только если ты привык к ним. Если они тебе нужны для удовлетворения потребностей. А не для закрытия травм.

Это если копать глубоко. А так это, конечно, книга о предрассудках. О юге США давным-давно. О расовом вопросе. Воспитании. Менталитете.

Первая книга…

Совершенно сумасшедшая проза; густая и закольцованная. Немного миф, чистая правда, совсем не магический реализм. Психический ландшафт Йокнапатофа - чудовищная реальность осознающей себя жизни, живая ненависть, непроявившаяся любовь и древнегреческие декорации. Южная готика - лихорадка внутренней жизни, сознания; библейская пляска на костях безумных черномазых мифов. Ни о какой толерантности Фолкнер не слышал и у него настолько своё представление о морали, что эта книга кажется хроникой некой далёкой галактики. Разгребая историю семьи Сатпенов, читатель может вполне почувствовать себя ксенопсихологом - нужно сломать огромное количество барьеров, чтобы понять, что происходит и почему.

В романе рассказчиков больше, чем участников событий. Они меняются местами, жонглируют фактами, дополняют…

Изящный, а порой вязкий слог Фолкнера с первых страниц погружает в историю с головой. В какой-то момент приходит осознание: окунаясь всё глубже в мир романа, уже не хочется выбираться наружу, в реальность. И Фолкнер пишет так,  будто литература до него или после не существует, этот мощный поток сказанного просто сносит все привычные правила повествования.
История, поведаная сразу несколькими рассказчиками, к тому же ненадёжными, погружает в пучину безумия, творящегося в жизнях героев. Со временем ты теряешься в этом клубке разных версий одной истории, не знаешь кому верить, кто способен рассказать правду; но со временем приходит понимание, картинка складывается воедино словно сложный, но красочный пазл.
Перед нами история о Сатпене, отчаянном человеке,  который пытался завоевать…

Эта книга известна как суперклассика, которая сформировала целые пласты современной литературы («поток сознания», «ненадёжный свидетель», «живописание пропащих») и за которую дали нобелевскую премию. Поэтому я долго тащил себя за уши к этой книге, но что-то меня держало. Перед началом чтения был соблазн почитать рецензии и комментарии. Однако, я принципиально пытаюсь заставлять себя сначала прочесть текст и только потом ознакомляться с комментариями, если захочется. Часто даже не хочется. Поэтому я бесстрашно нырнул в прорубь «Авессалома» и честно грёб под её льдом три с половиной главы. Надо сказать, что грести было легко и даже приятно: текст написан гладким потоком сознания на основе чистого точного марктвеновского языка: потоком интересных событий и разумных мыслей с искорками…

Роман Фолкнера сильно перекликается с моим собственным мироощущением того советского прошлого, которое пришло ко мне из рассказов дедушки и нашего 80-летнего руководителя краеведческого музея про то, как наш славный маленький город глубоко в тайге Сибири был построен на волне коммунистических строек, как молодые и красивые люди ехали, чтобы строить поселение с нуля в местах, где настолько холодно, что зимой волосы примерзают к подушке, чтобы открывать первые школы в районе, куда дети будут ходить по несколько километров из соседних деревень, чтобы кинотеатр появился там, где ещё недавно была земляничная поляна. И вся эта эпоха так же романтична и прекрасна, как, на мой взгляд, для Квентина Компсона и самого Фолкнера прекрасен был тот старый Юг, который существовал до Гражданской войны.…

Я не прочла эту книгу - и вы тоже ее не прочтете, потому что проза Фолкнера - это не чтение, а процесс вспоминания, не подчиняющийся законам равномерного движения по линии времени, в котором что-то из будущего приходит к вам раньше, чем его первоисток из прошлого, в котором речь рассказчиков, которые поделились с вами своей памятью, расстворяется в ваших собственных суждениях, так что ваши собеседники начинают рассказывать вам вещи, о которых никогда не могли знать, в котором ваши собственные воспоминания приходят к вам уже не в своей первозданной наготе и объективности, а одетые в попытки рационализации - многоскладчатые и многослойные, будто пеньюар дамы из богатого южного дома; и тем не менее эта проза, казалось бы, не ставящая себе задачу дать какое-либо представление читателю о…

Конечно, если бы не игра, я бы навряд ли добралась до этой книги – что ждать от Фолкнера, уже понятно благодаря прочитанному "Шуму и ярости", в отличие от других, выглядывающих из углов берлоги – кто корешком, кто задней сторонкой, а кто и передней (Мари Кондо взвыла бы от филиала библиотеки в моем жилище), и эти другие абсолютно безликие, чтение каждой из них будто свидание вслепую.

Очередное болезненное свидание с Фолкнером сложно назвать "слепым" – я четко знала, куда я иду, во что мне нужно одеться (в модернизм, Шекспира и Ветхий Завет), я готовилась открыть книгу шесть дней и открыла четко в ночь на седьмое января, все эти дни вспоминая лекции по истории зарубежной литературы, будто я в самом деле иду на свидание со старым профессором, который будет жестоко карать, если вся мощь…