Рецензии на книги — Марта Шарлай

Итак, «История Сванте Свантесона, рассказанная Кристель Зонг».

Если судить по названию и аннотации – перед нами очередной постмодернистский роман, опирающийся на сказку Астрид Линдгрен. Желающих взять детскую сказку и "перечитать" ее для взрослых сейчас достаточно. Но если вчитаться повнимательнее, мы видим, что, хоть "речь идет о Малыше и Карлсоне", это ни в коем случае не продолжение Астрид Линдгрен. И хотя в какой-то момент сама Линдгрен появляется в тексте, Карлсон здесь – только метафора. Пусть и "самая лучшая метафора на свете", как наверняка сказал бы человечек с пропеллером.

Книга эта многослойная, темы здесь перекликаются и переплетаются друг с другом, так же, как и судьбы героев. Они именно сплетены вместе, а не просто дополняют друг друга. Прежде всего Карлсон – это…

Книга российской писательницы Марты Шарлай раскрывает всем известную сказку Астрид Линдгрен "Малыш и Карлсон" совсем с другой стороны - Сванте (Малыш) в трактовке Шарлай душевнобольной ребёнок, а потом и мужчина, а Карлсон - лишь продукт его болезни. Кристель Зонг - подруга детства Сванте, которая несла все тяготы спутницы больного человека. "История..." - абсолютный постмодернизм. Роман очень депрессивный, но при этом уютный, автору хорошо удалось передать атмосферу стокгольмского района Вазастан, где жили Малыш и Карлсон, аромат миндального печенья, булочек с корицей, кофе и какао. Книга не удивляет, но и не разочаровывает - оправдывает все ожидания, обложка также соответствует содержимому. Это идеальное осенне-зимнее чтение. Меланхоличное и пропитанное атмосферой небольшого…

Что может быть аппетитнее свежих плюшек и малинового варенья? Подобный аромат всегда окутывал историю Малыша Сванте. Уютным домашним облаком. А как иначе, ведь вечный спутник этого ребенка, «лучший мужчина в самом расцвете сил» – известный обжора! Но, не смотрите на название, роман Марты Шарлай – это отнюдь не о Сванте. Книга о Кристель. А её история пахнет дождем, терракотовой крышей и одиночеством. ⠀ Она живёт в послевоенной Германии и трудится редактором во второсортном беззубом издательстве. Подобно принцессе из сказки, заперта в башне, охраняемой добрым, но немногословным мужем-великаном Йоргом. Ибо Кристель скорее не живёт, а существует. Потому что жизни нет. Жизнь осталась там, в далеком детстве. В Стокгольме, с милым принцем, чьи небесные глаза так дороги, а его больная фантазия…

Трилогию о Карлсоне люблю страстно с самого детства. Сейчас, конечно, понимаю, что он тот еще засранец, эгоист и пакостник, но какой обаятельный! Любовь не рассуждает (с). Поэтому, увидев книгу, как-то связанную с моим любимым Карлсоном, я в нее сразу вцепилась. Я не ожидала сказки, когда люди вырастают, сказки заканчиваются, начинается быль... но это... я очень расстроилась: такого депрессивного потока сознания я давно не читала... И чем заслужил такое отношение Йорг? Она просто удобно к нему прислонилась, чтобы пережить трудные времена, а теперь его можно просто выбросить? Как будто Кристель одна живет в этом мире. Так ли уж Кристель отличается от Карлсона- только тем, что один из них - выдумка? Конечно, она не обязана быть сугубо положительной, но и сочувствовать ей не получается.…

В книге нет никакого внятного сюжета, есть герои, которые выстроились в довольно скучную вертикаль отношений. Карлсон приручил "Малыша" Сванте, Сванте приручил девочку Кристель, ну а Кристель, уже взрослой, приручила мальчика Удо, который так похож на Сванте и так же по ночам лунатиком ходит по крышам. Карлсон исчез, оставив Сванте в вечном ожидании и заменив ему весь мир, Кристель смогла соединиться с Сванте, только признав, что есть Карлсон, и он - цель всей их совместной жизни, и есть любовь не друг к другу, а к Нему, к Карлсону. И самое жестокое, квинтэссенция "мы не в ответе ..." , Кристель, alter ego автора, убивает Удо его падением с крыши. Ему не место в её жизни, у неё Сванте. Ему не нашлось место и в сказке, которую пишет Кристель и которую она читает Удо. В сказке есть…

"Что делать? Что делать мне здесь, на Лилиенгассе, лишенном лилий; в здешних стенах, с грузом, который я ощущаю, словно ослица собственным хребтом, но не имею сил и воли сбросить его? И что, если это не груз? Что, если это часть меня самой, думаю я. Некий орган, лишившись которого я, например, перестану испытывать потребность ожидать? Еще бы немного мыслей, думаю...совсем немного, чтобы ощутить: пустоты нет, ее нет ни в сердце, ни в голове. Пока я занята сколько-нибудь дельными мыслями, мыслями, доставляющими хотя бы тревогу, я все-таки понимаю каким-то (шестым ли?) чувством: мое существование ненапрасно - всё оно целиком есть только ожидание. А иначе и не могло быть. Мой отец жил ожиданием, пока оно не оказалось загнанным в тесный угол и не задохнулось там без выхода" (с)

Книга​ мне…