А ведь, казалось бы, трудно представить себе двух менее похожих, родственных писателей. Тончайший стилист и психолог Рэй Брэдбери сумел в…
лёгких, прозрачных, на удивление «неамериканских» новеллах создать целый мир Будущего. Привлекательный, достоверный и настолько самодостаточный, что, по мнению самого автора, этот мир требовал своего, совсем другого летописца.
Томас Вулф. Далеко не такой популярный в нашей стране, как его соотечественник-фантаст. Думаю, не ошибусь, предположив, что многие из нас впервые узнали о существовании этого писателя именно из брэдбериевского «О скитаньях вечных и о Земле». Помните, герой рассказа с помощью машины времени доставляет в будущее того единственного литератора, эпический талант которого способен передать величие Времени и Пространства, отобразить новейшую историю человечества, вышедшего в космос и совершающего открытие за открытием.
Он любил и описывал всё вот в таком роде, величественное и грозное. Просто он родился слишком рано. Ему нужен был материал поистине грандиозный, а на Земле он ничего такого не нашёл.
Впрочем, самому Томасу Вулфу вряд ли пришло бы в голову жаловаться на нехватку материала. Его материалом, которого хватило на четыре громадные книги, каждая из которых может поспорить по объему с «Войной и миром», была сама жизнь. Его собственная, органично вписанная в контекст жизни его страны, Америки. Вот только первая оборвалась чересчур рано для такого исполина. Тогда, шестьдесят пять лет тому назад, ему оставалось две недели до тридцати восьми.
Биографам Томаса Вулфа можно только позавидовать. Согласитесь, одно дело — восстанавливать биографию великого человека по письмам, документам и обрывочным, противоречивым свидетельствам современников, и совсем другое — если он успел написать её сам, настолько подробно и выпукло, насколько это вообще возможно. «Взгляни на дом свой, ангел», «О времени и о реке», «Паутина и скала» и «Домой возврата нет» — это, по сути, не четыре отдельных романа, а одна почти непрерывная автобиография. И пусть главного героя двух первых частей тетралогии зовут Юджин Гант, а двух остальных — Джордж Уэббер, не возникает и тени сомнения в том, что это один и тот же человек, настоящее имя которого — Томас Вулф. Остается лишь восстановить подлинные имена второстепенных персонажей, последовательность событий и места действия, на что американские исследователи давно уже сподвиглись.
…Южный городок Алтамонт (читай — Эшвилл, он же Либия-хилл в «уэбберовском» цикле), где живет семья Оливера и Элизы Гантов, «списанных» с родителей Вулфа, взаимоотношения которых были очень непростыми. Как и герой романа «Взгляни на дом свой, ангел», Томас был младшим ребёнком в большой семье. Болезненным, впечатлительным, одиноким. Отец работал резчиком по камню, держал мастерскую надгробных памятников и при случае мог вдохновенно декламировать Шекспира и прочих классиков. Мать, женщина весьма независимая и предприимчивая, сдавала на лето комнаты отдыхающим, в том числе и чахоточным — подцепленная Томом в детстве палочка Коха ещё даст о себе знать…
Впрочем, к совершеннолетию он вымахал в здорового парня двухметрового роста и весьма внушительной комплекции, с огромными руками чуть ли не до колен (Джордж Уэббер, прозванный Обезьяном, будет отчаянно стесняться их на великосветском приеме — уже в романе «Домой возврата нет»). В семнадцать лет пережил первый серьезный роман с местной девушкой Кларой Пол, опять-таки подробно описанный в книге (там её зовут Лора Паркс). Внушительный, темноволосый и синеглазый Томас Вулф нравился женщинам всегда, но так и не женился, да и вообще мало кого подпускал к себе достаточно близко. А для окружающих был этаким раблезианским персонажем, поглощающим десятифунтовые стейки и неимоверное количество спиртного, любителем грубоватых шуток и обладателем громоподобного хохота.
Томас Вулф окончил университет штата Северная Каролина, затем перебрался в Гарвард, где несколько лет штудировал драматургию. Написал несколько пьес, в одной из которых, поставленной в любительском театре, сыграл главную роль. Начал преподавать, съездил в Европу (об этом периоде жизни Вулфа-Ганта повествует роман «О времени и о реке»). Но уже тогда Вулфу с его эпическим размахом было никак не уложиться в лаконичные драматургические рамки. И с начала 20-х, параллельно с преподавательской работой, он начинает работать над своим первым романом.
Ничего не придумывает — пишет о том, что видел, пережил, прочувствовал. Кстати, абсолютно типично для молодого писателя: сколько из них, в том числе и наших соотечественников-современников, «ловят кайф», выводя на страницы бессмертного произведения своих знакомых, друзей и особенно недругов. Однако существует жёсткая закономерность: обычно таких «автобиографов» хватает на одну тоненькую книжку. Действительно, какой жизненный опыт может быть в двадцать лет? А материал на следующую — если, конечно, не изменить принципу отображения собственной жизни — приходится копить в лучшем случае ещё лет десять…
Но ведь и Томас Вулф в свои двадцать с лишним не мог похвастать остросюжетной биографией! Однако его норма — пять тысяч (!) слов в день. Работает стоя, пишет в гигантских гроссбухах удивительно мелким для такого крупного мужчины почерком — и всё равно огромные ящики не желают закрываться под напором кип исписанной бумаги. При этом действие романа «Взгляни на дом свой, ангел» не выходит за пределы маленького городка в южных штатах. Когда книга выйдет в свет, автора забросают гневными письмами бывшие соседи, личная жизнь которых со всеми «скелетами в шкафу» внезапно стала достоянием всей страны…
Но для того, чтобы книга дошла до читателей, Томасу Вулфу должно было сначала удивительно повезти с издателем. Максвелл Перкинс, редактор издательства «Скрибнерс» (в романе «Домой возврата нет» его зовут Лис Эдвардс), не только взвалил на себя колоссальный труд прочесть неподъёмную рукопись, не только увидел в ней действительно великое произведение, но и сумел уговорить автора как следует переработать книгу: в частности, пойти на значительные сокращения. Стиль Томаса Вулфа, не упускавшего ни малейшей детали, что бы он ни описывал, порой прорастал «перлами», превратившимися потом в литературные легенды. Скажем, сцена прощания друзей на вокзале потянула аж на 120 страниц мелкого вулфовского почерка; но и это меркнет перед эпизодом, когда женщина возвращается в дом за забытой вещью… на 250 страницах!
Но даже за такими вулфовскими «вариантами» — не многословие, а скорее удивительная зоркость, стопроцентное проникновение в ткань жизни, отображение её с точностью, которая была бы фотографической, если бы не проходила сквозь призму мощной личности писателя. Читать Томаса Вулфа безумно интересно и ничуть не тяжело. Что не могли не оценить и читатели, и критика, хотя и после всех редакторских сокращений роман остался порядочным «кирпичом» на восемьсот с лишним страниц.
Это было в 1929, как раз перед началом Великой депрессии. Накануне катастрофы Америка как никогда верила в себя, купалась в собственном величии и самодостаточности. Книга Томаса Вулфа сразу встала в ряд претендентов на звание пресловутого Великого Американского романа, а самого писателя, едва достигшего тридцатилетия, критики включили в «обойму» корифеев американской литературы наряду с Эрнестом Хемингуэем, Джоном Стейнбеком, Джоном Дос Пассосом, Уильямом Фолкнером, Ф. Скоттом Фицджеральдом и Синклером Льюисом. Кстати, последний, сказавший своё доброжелательное слово в деле «раскрутки» молодого автора, тоже выходит на страницы романа «Домой возврата нет» — под именем Ллойда Мак-Харга, вдвоём с которым Уэббер совершает фантасмагорическое ночное путешествие по Европе.
Важную роль в жизни Томаса Вулфа — и писателя, и мужчины — сыграла Алина Бернстайн, известная нью-йоркская театральная художница. Взаимоотношениям Джорджа Уэббера с этой замужней женщиной, миссис Эстер Джек, посвящено большинство страниц романов «Паутина и скала» и «Домой возврата нет». Обаятельная, артистичная, невероятно работоспособная, она всё-таки в какой-то момент оказалась абсолютно чужой герою (и его прототипу-автору). Она принадлежала к другому миру. «Миру, который построил Джек» — так называется одна из частей последней вулфовской книги. Этот-то мир и рухнул с началом Великой депрессии.
В 30-х Томас Вулф много ездил по Европе с лекционными турне, преподавал, в то же время не переставая писать всё в тех же невероятных объемах. «Взгляни на дом свой, ангел», а затем и «О времени и о реке» переводились на многие европейские языки; причём именно заграничные издания, особенно немецкие, приносили автору основной доход. В Германии Томаса Вулфа превозносили. Однако последняя поездка по этой стране в 1936 закончилась полным разрывом писателя с немецкими издателями: Вулф, конечно же, не мог как «не замечать» растущей угрозы нацистского режима всему миру, так и молчать об этом. Путешествие окончилось куда быстрее, чем он планировал.
Вообще, Томас Вулф провёл в «скитаньях вечных», путешествиях немалую часть своей жизни. Писатель, в названиях половины книг которого фигурирует слово «дом», собственным домом так и не обзавёлся. Собственно, во время очередного турне по Америке летом 1938 он и заболел банальным гриппом, вскоре перешедшим в пневмонию. На фоне заболевания активизировалась туберкулёзная инфекция, и в балтиморской больнице Хопкинса Вулфу поставили диагноз «туберкулёзный менингит». Пытались спасти с помощью операции на мозге… Не вышло.
После смерти Томаса Вулфа редактор Эдвард Эсвелл взял на себя грандиозный труд разобраться с оставшимися в нью-йоркской квартире писателя ящиками карандашных рукописей. В 1939 и 1940 увидели свет «отфильтрованные» из этой груды романы «Паутина и скала» и «Домой возврата нет». Полностью же наследием Вулфа издателям удалось распорядиться лишь к 60-м, скомпоновав из разрозненной глыбы образцы малой эпической прозы, дневники, записные книжки… У него было много замыслов. Ему не хватило только жизни.
Что ж, даже фантаст Рэй Брэдбери сумел подарить писателю, талантом которого восхищался, всего два месяца жизни и творчества.
Связь вещей, ход событий, всю систему того, что есть и что было, мы не вправе изменить.
И Томас Вулф возвращается. В 15 сентября 1938.
