Эмма Донохью о своем новом романе «Притяжение звезд»

Автор: Томас Гебрехдин (Thomas Gebremedhin)
старший редактор журнала «The Atlantic»

Чтобы отметить публикацию в «The Atlantic», Эмма и Томас Гебремедхин, старший редактор журнала поговорили о романе по электронной почте. Беседа слегка сокращена для большей ясности.

Томас Гебремедхин: «Налог на кровь» взят из вашего нового романа «The Pull of the Stars» , действие которого разворачивается во время пандемии испанского гриппа в 1918 году. Вы написали его задолго до того, как новости о COVID-19 начали преобладать в заголовках по всему миру, и с тех пор история получила неожиданное сходство с нашими днями. Каково вам было вернуться к книге в последние несколько недель? Были ли какие-то сцены, которые зазвучали по-новому?

Эмма Донохью : Да, было довольно жутко перечитывать текст, особенно потому, что мне посчастливилось быть знакомой и с акушеркой (сейчас на карантине) — она проверяла сцены в родильном отделении, и с врачом скорой помощи (работает неполный рабочий день во время этой пандемии), который редактировал роман; обсуждение вымышленных медицинских вопросов с двумя медиками с «передовой», когда борьба с вирусом реальнее некуда, наполнило меня чувством настоятельной необходимости описать всё точно. Не только симптомы и процедуры, но и психологию медсестер и врачей в отчаянные времена. Несмотря на ужас происходящего сейчас, я поймала себя на мысли, насколько хуже обстояли дела в 1918 году, когда врачи действительно понятия не имели, с чем борются — микроскопы ещё не были достаточно мощными, чтобы выявить и идентифицировать вирус гриппа. Высокие дозы аспирина и хинина оказались токсичными, поэтому многие врачи прописывали пациентам виски — настолько примитивным было лечение.

Гебремедхин: Действие вашего романа 2014 года «Frog Music» происходит в 1876 году в Сан-Франциско, охваченном эпидемией оспы. Почему вы решили построить «Притяжение звезд» вокруг очередной эпидемии?

Донохью: Это может прозвучать довольно бессердечно, но эпидемия — золотая жила для рассказчика: она повышает ставки самых обыденных взаимодействий персонажей — каждый поцелуй несёт в себе риск. Это создает мощную атмосферу ползучего, нелокализованного страха. Кто я — источник инфекции или потенциальная жертва? В том, что со мной происходит, виноват я или кто-то другой, или никто, или все? Политики собираются нас спасать или же пользуются моментом, чтобы шпионить, сделать нас козлами отпущения, преследовать или списать как сопутствующий ущерб? Кроме того, все мы задаемся в такие дни эмоциональными и этическими вопросами: с кем я хочу быть и чем я готов рискнуть ради этих людей?

Гебремедхин: Я был поражен обилием исторических подробностей в «Притяжении звезд». Как вы собираете материал для романов? Как много заимствуете из реальной жизни?

Донохью: Я очень тщательно собираю материал, отчасти потому, что моя память не настолько хороша, чтобы писать «из головы». Даже когда я сделала главным персонажем стюардессу, мне пришлось читать десятки блогов о том, как на самом деле они проводят долгие часы в воздухе. Для исторических романов исследование, я думаю, всегда более объёмное, но мое правило состоит в том, что, если что-то в тексте звучит как сноска — вставленная для пояснения или потому, что это интересная деталь, — это следует убрать. Что касается «Притяжения звезд», то я могла опереться на замечательные источники, начиная от газетных статей, в которых имелись необычные детали (например, газета, которую напечатали с пустыми страницами из-за отключения электричества), до дневников измученных врачей, предсмертных слов медсестры-добровольца, которая сказала, что это была лучшая неделя в её жизни. «Испанка» была первой фотографически задокументированной пандемией и я собрала огромную коллекцию фотографий. Конечно, мне нужны достоверные сенсорные детали (военный хлеб со всеми его подозрительными добавками), но прежде всего психология, она — ключ ко всему; я старалась уловить этот особый «сохраняй спокойствие и продолжай» тон.

Гебремедхин: Вам более комфортно писать исторические романы, чем истории о современности? Какие задачи перед вами ставит исторический роман?

Донохью: Мне нравится писать и то, и другое; смешной легче быть в историях, происходящих в наши дни (полагаю, потому, что юмор основан на общих культурных предпосылках), но высокую драму легче создавать, если действие происходит в прошлом (потому что до образования современного социального государства одна ошибка могла буквально отправить человека в сточную канаву). Да, необходимость уточнять каждую мелочь для исторического романа может быть изнуряющей. В некоторые дни бывает, что я не могу найти ни одного предложения, в котором нет вопросов в скобках: [правда?] [проверить цену] [это уже было изобретено?] С другой стороны, перенос действия романа в прошлое — сказочный способ диффамилизации (диффамилизация, или остранение — художественный прием, заставляющий зрителя видеть общие вещи незнакомым или странным образом, чтобы усилить восприятие знакомого — прим. пер.): он позволяет сочетать вневременные вещи, с которыми читатель легко согласится, и конкретные детали эпохи и отношения, которые могут заставить его вздрогнуть. Так что это держит и писателя, и читателя в напряжении.

Гебремедхин: В «Налоге на кровь» фокус плавно перемещается между внутренним монологом Джулии— рассказчицы — и её разговорами с семьей и друзьями. Тем не менее, вам удается избегать использования кавычек. Почему потребовалась такая структура?

Донохью: Как ни странно, это первый роман, который я написала без кавычек прямой речи (это пример того, над чем писатели потеют; читатели, кажется, думают, что мы всегда беспокоимся о судьбе наших персонажей, в то время как в действительности мы просыпаемся ночью, думая: «Прошедшее время или настоящее? Не стоит ли сделать персонажа менее всеведующим?»). Я знаю, что стиль «без кавычек» Кормака Маккарти — хотя до него так писал Джойс, или кто-то ещё раньше — вполне способен свести с ума некоторых читателей. Но для романа о безумно влюбленной в свою работу медсестре мне показалось крайне важным, чтобы диалоги плавали в море мыслей, создавая почти галлюцинирующий эффект. Обходясь без кавычек, нужно выделять речь по стилю. Читателю приходится быть более внимательным, чтобы не терять ориентир, но я старалась не оставлять его в недоумении, не вынуждать возвращаться на страницу назад, чтобы понять, кто говорит — не разрушать фантазию.

Гебремедхин: Джулия заботится о других. Она окружена людьми, обремененными своим прошлым. Её брат не сказал ни слова с тех пор, как вернулся с войны; её подруга Бриди не имеет никаких связей с семьёй; а ещё есть женщины в родильном отделении, о которых она заботится. Как постоянная забота о других влияет на неё? Это основополагающий аспект её натуры или то, что ожидает от неё общество, в котором она живет?

Донохью: Хороший вопрос. Да, можно сказать, что Джулия Пауэр не случайно стала медсестрой; у незамужней ирландки, которой в 1918 году исполнилось 30 лет, мало вариантов, и уход за больными — один из немногих приличных. Но она не жертва; она высокомотивированная медсестра, специализирующаяся на акушерстве, и помощь пациентам (как женщинам, так и новорожденным) в самый опасный день их жизни — её истинное призвание. Это мой второй (после «Чуда») роман о медсестре, и ещё два я написала о проститутках ( «Падшая женщина» и «Frog music»); Я полагаю, что для женщин до Нового времени это было приемлемой работой, дихотомия мадонны-шлюхи. Работая над окончательной редакцией «Притяжения звезд» во время эпидемии коронавируса, должна признаться, я рада, что роман об одной из негламурных, низкооплачиваемых, но чрезвычайно требовательных работ, благодаря которой спасли столько жизней во время глобальной пандемии. В частности, в 1918 году лечение, которое врачи могли предложить, было настолько мало и в целом бесполезно, что только «нежная забота» (фраза, известная с времен Шекспира) рисковавших своей жизнью медсестер была единственным средством, которое могло помочь больным гриппом пройти через это.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ