Упокоение Кромвеля: The Millions берет интервью у Хилари Мантел

Автор: Джон Махер

С выходом книги «Волчий зал» в 2009 году – первой книги того, что должно было стать трилогией, повествующей о жизни Томаса Кромвеля, простолюдина, ставшего одним из ближайших советников Генриха VIII, романистка Хилари Мантел стала мировой суперзвездой. Три года спустя ее продолжение «Внесите тела» закрепило успех. Теперь Мантел завершает наиболее признанную критиками и широко читаемую историческую художественную сагу 21-го века «Зеркалом и светом» , которая начинается со смерти Анны Болейн и заканчивается смертью самого Кромвеля. Накануне выхода книги мы расспросили Мантел о трудностях написания исторической художественной литературы, о том, что она нашла настолько увлекательным в Кромвеле, и на какие профессиональные уловки она полагалась.

The Millions: Недавно вы сказали газете The New York Times, что теперь, когда вы закончили рассказывать историю Томаса Кромвеля, вы покончили с исторической прозой и перейдете к написанию пьес. Что же такого было в Кромвеле, что сделало его историю притягательной, в то время как другие не были таковыми?

Хилари Мантел: Я имела Кромвеля в виду в течение всей своей писательской карьеры. Казалось, что это история с бесконечной двусмысленностью, которая и питает писателя. Нельзя полностью объяснить Кромвеля, как и нельзя просто суммировать все факты о нем. Есть так много вещей, которых мы никогда не узнаем, и то, что привлекает меня как романиста, – это сочетание задокументированного факта – густо исписанной бумаги, – и того, что отсутствует и неизвестно – пустого пространства.

TM: Какие персонажи при дворе короля Генриха VIII, к вашему удивлению, привлекли вас, помимо Кромвеля, во время ваших исследований?

ХМ: Я стараюсь смотреть на своих героев глазами Кромвеля — в этом суть замысла. Поэтому я считаю Томаса бесконечно интригующим. Среди менее известных личностей меня привлекает Рэйф (или Ральф) Садлер, ученик Кромвеля, который вырос в его доме. Рэйф пережил Кромвеля и Генриха и все еще работал на династию Тюдоров, когда ему было более 80 лет.

TM: Как вы думаете, что говорит о вашей читательской аудитории в США то, что почти 1800-страничная трилогия, повествующая об английской политике 16-го века, привлекла так много людей?

ХМ: Возможно, это показывает, что речь идет больше чем о политике 16-го века, – что в ней рассматривается определенная непреходящая истина о власти, сексе и любви, общественном имидже и личных мечтах.

TM: Если оставить в стороне работу Мэри Робертсон, которую вы часто цитировали как оказавшую основное влияние, то какие работы вас привлекали: первичные или вторичные источники? Повествование или научная история? Историографии? Почему?

ХМ: Я обнаружила, что меня тянет к первоисточникам. Мне нравится быть как можно ближе к 1530-м годам. Одна из моих задач состояла в том, чтобы заново оценить Кромвеля, которого до самого последнего времени не слишком хорошо преподносили и биографы, и популярные историки. Сейчас к нему появился новый интерес, возвращение к истокам, и конец, как я надеюсь, некоторым старым ошибкам и заблуждениям.

TM: Какой навык вы развили в процессе написания серии, который является специфичным для адаптации исторической саги в художественное произведение?

ХМ: Я думаю, что развила свои навыки обращения с информацией, когда написала свой первый большой исторический роман «Место большей безопасности» (ориг. A Place of Greater Safety), действие которого происходит во время Французской революции. Я старомодна и верю в картотеку, или в целую их серию, если это необходимо. Их создание – это то, что помещает данные в вашу голову. Но только время и воображение делают эти данные личными и полезными.

TM: Какие произведения исторической художественной литературы вы находите экстраординарными, которые оказались незамеченными и которые, как вы надеетесь, читатели вашей серии найдут и прочтут?

ХМ: Барри Ансуорт обладал сильным историческим воображением и получил Букеровскую премию за «Священный голод» (Sacred Hunger), но менее известен его роман «Проигрывающий Нельсон» (Losing Nelson), где современный наблюдатель подвергает сомнению легенду об адмирале 18-го века и вынужден переосмыслить свое поклонение герою. Именно это вопросительное отношение обращается ко мне.

TM: Изначально эта книга должна была выйти в 2018 году и британская пресса не давала вам забыть об этом. Не потому ли, что журналисты не понимают, как и в каком темпе работают романисты и историки?

ХМ: В прессе есть всевозможные фантазии о датах, когда книги должны быть готовы. (Я даже видела анонсы о книгах, которые не начинала и, возможно, никогда не начну.) Но, как вы и предполагаете, романы требуют своего времени, и мои издатели в каждой стране были готовы предоставить мне необходимое время. Но это слегка раздражает, когда вам говорят, что у вас кризис, в то время как вы пишете каждый день недели.

TM: Что сложнее для вас: найти правильный факт или подобрать правильную фразу?

ХМ: Первое нуждается в некоторой удаче, а второе – в большом количестве практики.

TM: Какой один фундаментальный аспект вы бы хотели донести до читателей и культуры в целом, из тех, что вы узнали после многолетнего периода исследований?

ХМ: Прошлое нужно уважать и ценить ради него самого. Это не репетиция настоящего, и его люди – не мы в первобытной форме.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ