Иосиф и его братья (сборник)

Сергей Довлатов. Соло на Ундервуде. Подходит ко мне в Доме творчества Александр Бек: - Я слышал, вы приобрели роман "Иосиф и его братья" Томаса Манна? - Да, - говорю, - однако сам еще не прочел. - Дайте сначала мне. Я скоро уезжаю. Я дал. Затем подходит Горышин: - Дайте Томаса Манна почитать. Я возьму у Бека, ладно? - Ладно. Затем подходит Раевский. Затем Бартен. И так далее. Роман вернулся месяца через три. Я стал читать. Страницы (после 9-й) были не разрезаны. Трудная книга. Но хорошая. Говорят.

Однако не зря говорят. Книга долго и мучительно раскачивается. Изо всех сил старается поглотить нас своими мутными водами генеалогии. Но если пробраться сквозь это все, то получаешь награду достойную трудов. У этой книги были все основания мне совершенно НЕ понравиться: - Религия. Я крайне…

«Есть одна истина, которую многие из нас забывают. Христос учил этому. Церковь учит этому… Хотя, если послушать большинство из нас, нынешних, то так не подумаешь. Никто в доброй вере не может погибнуть. Ни один. Буддисты, магометане, даоисты, самые чёрные из каннибалов, пожиравших когда-либо миссионеров… Если они искренни в своих чувствах, они будут спасены. Это чудесное милосердие Божие. Так почему бы Богу не получить удовольствия от встречи с честным агностиком в Судный день? Бог подмигнул бы ему и сказал: «Видишь, Я здесь, несмотря на всё то, чему тебя учили верить. Входи в Царство, которое ты честно отрицал».» "Ключи от царства" А. Дж. Кронин

Странное чувство. Ты месяц где-то неторопливо читал и перечитывал главы, подчеркивая и помечая цитаты. Где-то стремительно перелистывал…

Урим и туммим*

Если нелегко разобраться в нравственном мире, где солнечное сплошь и рядом отдает преисподней*, то разобраться в тетралогии «Иосиф и его братья» – еще сложнее*. Поначалу мне казалось, что тут будет популярное изложение библейских событий, но читая книгу я постепенно выяснил, что мне это именно «казалось».

Наверное, правильнее было бы назвать эту рецензию «The game» (с явной аллюзией на фильм с Майклом Дугласом в главной роли), потому что на предпоследней странице, в предпоследнем абзаце, все мысли сошлись в одной точке. Игра. The game.

Мы закольцованы во времени, зажаты в его тисках, заперты в его вечном круговороте. Наша отчаянная и прекрасная жизнь, реальность, которой мы дышим, кажется нам новенькой, только что вытканной, подогнанной под нас лёгкой рукой непревзойдённого мастера. Мы считаем себя уникальными и потому не видим, а если и видим, то не узнаём — одни и те же узоры, повторённые и повторяемые раз за разом, круг за кругом. Их не так уж много, этих узоров. И историй — тоже. Потому что то, что вершилось тысячи лет назад, возвращается и вершится здесь и сейчас, и в будущем, и над временем, и внутри него, и вне.

Снова и снова замирает дитя у бездны, и отец его, любящий и потому особенно уязвимый, снова и снова не успевает поймать за рукав, удержать — не успевает, спасти — не может. И уходят малые мира сего из…

Начну с того, что выражу огромную благодарность своим сокомандницам за то, что предупредили о предисловии, что через него надо продраться, а далее будет сюжетно и интересно. Потому что открыв книгу, я чуть не закрыла ее обратно. Предисловие - это невыразимая мука и скука. Ниочемное ни о чем. Правда, когда оно кончилось, мне не полегчало. Не прочитав и трети книги, я поняла, что ничего не поняла, и полезла в интернет пробежать глазами библейский сюжет. Не хотелось оттуда выдрать спойлеры, но хотелось разобраться, кто есть кто и кому приходится, ибо эта витиеватость Манновского слога только запутывала. А уж это называние чуть ли не каждого героя стопицот вариантами его имени и вовсе заводило в тупик, все думалось, тот же это Исаак или это какой-то другой Ицхак. И знаете, помогло!…

Традиция духовного беспокойства, — она была у Иосифа в крови, это она определяла близкую ему жизнь, мир и поступки его отца, и это ее узнавал он, когда бормотал стихи клинописной поэмы: Ты почему вселил в Гильгамеша тревогу, Сына зачем наделил ты душой мятежной?

Солнце - раскаленный огненный шар в небе. Аж глазам больно. До самого горизонта пустыня - рай для скорпионов и гибельное место для человека. В жарком воздухе дрожат миражи. Картины прошлого поднимаются из пыли и в пыль же возвращаются, вечный круговорот, вечное повторение и вечное возвращение.

Иаков бредет по пустыне. Или ему только снится это? Как понять, где сон, а где явь в этом странном мире? Остается только довериться богу, уж он то не подведет. Итак, Иаков упорно бредет вперед, переставляет ноги одну за одной, одну за одной.…

Прошлое — это колодец глубины несказанной (с)

И чтение тетралогии Томаса Манна «Иосиф и его братья» для меня стало погружением в этот колодец, долгим и трудным путешествием в прошлое. В давнее прошлое, безмерно далёкое от меня по времени и столь же далёкое по тематике, никогда особо не привлекавшей моего внимания. Однако, я никак не могу сказать, что осталась разочарованной. Приобщиться к чему-либо новому (пусть даже относительно новому, ведь когда-то давно я всё же начинала читать библейские тексты) всегда приятно. И вдвойне, если не больше, приятно сделать это под руководством такого писателя-мастера как Томас Манн. Несмотря на то, что ветхозаветные истории, поведанные на страницах тетралогии, не лежат в области моих интересов, я оценила по достоинству проделанную автором работу. И…

«Иосиф и его братья» - роман-миф. Сюжет общеизвестный, ветхозаветный, но раскрашенный множеством подробностей, придающих книге не только художественность, но и достоверность, иллюзию, что всё так и было в истории. Это интеллектуальная игра, в которой слились философия, мифология и литература. Главный герой Иосиф – это и благословенный Богом праведник, и плут; красавец и хитрец, наивный юноша и мудрый муж. Он меняется на протяжении своей жизни, утрачивая самовлюбленность и приобретая чуткость. Единственное, что остается всегда неизменным для героя, – вера в избранность, особый путь. Он не обманывается в этом, хотя и осознаёт со временем, что он не центр мира и что люди не обязаны его любить.

Главная метафора книги – колодец: это и реальное место заточения героя, и «яма»-тюрьма, и история,…

Традиция духовного беспокойства, — она была у Иосифа в крови, это она определяла близкую ему жизнь, мир и поступки его отца, и это ее узнавал он, когда бормотал стихи клинописной поэмы: Ты почему вселил в Гильгамеша тревогу, Сына зачем наделил ты душой мятежной?

Солнце - раскаленный огненный шар в небе. Аж глазам больно. До самого горизонта пустыня - рай для скорпионов и гибельное место для человека. В жарком воздухе дрожат миражи. Картины прошлого поднимаются из пыли и в пыль же возвращаются, вечный круговорот, вечное повторение и вечное возвращение.

Иаков бредет по пустыне. Или ему только снится это? Как понять, где сон, а где явь в этом странном мире? Остается только довериться богу, уж он то не подведет. Итак, Иаков упорно бредет вперед, переставляет ноги одну за одной, одну за одной.…

Есть в мире песочные реки? Не знаю, да и узнавать сейчас не хочется. Но песочная река ярко представилась мне, когда я начала читать историю Иосифа и прочих родоначальников колен израильских.

Впрочем, история начинается не с них и в частности поэтому моя река – река из песка: она гораздо теплее, весомее и медлительнее воды. Медлительный – именно таков рассказ Манна, особенно вначале, такой же завораживающий как искрящийся на солнце поток песчинок: можно рассмотреть, неторопливо, с возможностью вернуться к привлекшей «волне», счастливо утонуть в прекрасной этой реке, чудесном повествовании.

Кто еще не написал о колодцах, которых так много в книге? О колодцах как символах перерождения? А сама книга – разве не колодец? Разве не в колодезную глубь опустил нас дотошный немец? В глубь, из…