Давно не писал рецензии. Давно не обращался к перу, чтобы описать какие-то чувства. Но, именно Уве, заставил меня сейчас сесть и написать, то, что произошло со мной больше года назад.
Мое знакомство с Уве началось с просмотра одноименного фильма. Как для истинного любителя книг я поступил стратегически неправильно, но это не сильно меняет суть.
Это случилось тогда, когда я ещё учился в университете и это были последние недели моей студенческой жизни. Однажды вечером мне попался под руку фильм "Вторая жизнь Уве". И я начал его смотреть. Все свои чувства и ощущение не описать, который подарил мне Уве. Я ещё долго после его просмотра не мог уснуть - долго думав о Уве и его жизни.
На утро я как всегда вышел на улицу и зашёл в метро. Я не знаю, что тогда мной руководило, но вместо места остановки последнего вагона, я пошёл к первому. И как вдруг, через несколько секунд под рельсы поезда прыгает молодой парень. Я плохо помню, что тогда происходило, но перед глазами был Уве, который говорил мне: "Давай, Ник, ты сможешь!". И уже через две секунды я был внизу поезда и поднял парня опять на перрон. Помню, что мне подал руку какой-то человек и я тоже оказался на перроне. Через секунду пролетел поезд метро и я забрался в него. Люди кричали мне в след: "Ты настоящий Герой!". Но, нет! Истинным Героем был Уве, который подарил мне сили спасти этого парня. Мы сделали это вместе.
Ловите Момент!
Читайте, смотрите, вдохновляйтесь! Уве Вам в этом поможет!
Ищешь, бывало, что бы его почитать... выбираешь... думаешь... и вроде ничего не подходит, пока в один прекрасный момент где-то в магазине, или библиотеке тебе не падает тяжеленький томик на ногу и ты с мыслями "в детстве и книги тяжелее были" берешь в руки это издание и... начинаешь читать...
Сначала название, потом аннотацию, оглавление, первая страница, вторая... И не замечаешь, что уже нашел "что-то"...
Так было у меня.
Я прочитала эту книгу за неделю. И знаете, нет, она не слишком сложная и не слишком "женская", она как раз "то, что нужно". Закрыв последнюю страницу, я задумалась, что ведь действительно, как мало мы делаем хорошего для наших же близких. Как мало мы им уделяем внимания, как мало мы добры. Вспомните, когда вы в последний раз улыбались? Когда помогали? Куда девалась доброта? Вспомните, как часто нам хотелось сбежать от всех! Бросить всё ради нас самих! А где же самопожертвование?
Как часто мы теперь создаем границы! Этот глуп! Этот не подходит! А это - нищенка! Мы, в 21 веке, привыкли жить окруженные собственными предрассудками! Мы привыкли находиться в коконах, созданных нами! Теперь мы редко выходим из дому - разве только на работу, но и там наши круги общения ограничиваются в лучшем случае 2-3 людьми! Ох уж эти границы... Мы отгораживаемся от мира стенамисобственной квартиры, интернета, телевидения.
Даже книги теперь - СТЕНА. Мы сидим и читаем, но мы не обсуждаем... Мы отвыкли...
Границы у нас в головах...
Эту книгу я видела в букстаграме у многих книжных блогеров ещё год назад, если не больше. Загорелась покупкой, убила в себе жмота и купила за 500 рублей (что-то очень ближкое к этой цене). Книга все лежала на столе и ждала своего часа, в марте уже 2018, рядом с ней появилась ваза с объемным букетом тюльпанов.
Теперь сочетание ваз и книг, что конечно же теряют свой вид из-за воды, мне кажется опасной авантюрой. Да-да ваза все-таки упала и пострадало две книги, но не сильно. Уве даже с минимальным ущербом, а потянуло к книге меня ещё позже, в ноябре. И так сложилось, что история Уве, который никак не бирюк, а человек в раковине, скрывший от мира со своей невыносимой болью внутри, стала для меня одной из частичек к дальнейшему пути и поднятию духа. Это один из пазлов, что даёт мне сейчас надежду и веру, что я смогу.
Когда слова обретают фактуру.
Случилось как-то раз мне работать с группой слабовидящих или совсем невидящих детей. Я не была готова к встрече с ними, меня не предупреждали заранее о специфике работы с такими ребятами. Да и о том, что их приведут ко мне на экскурсию тоже не предупредили, чтобы хоть подготовиться морально можно было. Эти дети познают мир иначе, им нужно все трогать, нюхать, а в музее как-то это не разрешено. Даже в такой ситуации. И вот началось наше совместное мучение. Первые пятнадцать минут я выжимала из себя все, что могла. Но все равно, я говорила и делала ровно то, что я делаю для людей без отклонений. И я видела, что меня понимают, но не могут понять, что вокруг нас и каково это. И тут что-то со мной случилось: я перестала говорить обычными словами. Вместо белого мрамора появился мокрый снег, который выгладили тысячи рук, паркет стал похож на ириски и шоколад, а кое-где и на свеклу, которую настругали тонкими ломтями. В картинах появился запах, а у скульптур вкус.
У каждого слова есть форма, вес (не в смысле, весомое слово, а конкретные граммы, а то и тонны), слова бывают шершавые и склизкие, и от них может идти пар.
С тех пор я не боюсь встречи с непонятным, так как понять легко, нужно только постараться.
Книга Зусака началась для меня с фильма, который я посмотрела случайно. Я не люблю иностранные фильмы о войне из-за того, что они часто фальшивые. Слишком много мелодрамы, слишком героические герои, а добро – оно там всегда в ореоле солнечного сияния. Я редко смотрю такое кино, и пожалуй, из того, что я видела, «Книжный вор» не самый худший фильм. Не гениален, нет. Но пропитан какой-то искренней добротой и печалью. Книгу я сразу же нашла и скачала, но не пошло. Теперь я понимаю – почему. Эта книга не создана для электронного формата. Она должна быть бумажной, а бумага должна быть не лучшего качества, а желтоватой и шероховатой. Она должна пахнуть типографией, должна шелестеть. А еще, ее нужно читать вслух в тишине. Тогда она становится живой. И каждое слово обретает свою форму, свою фактуру, свой запах.
Книга хорошая, очень. И впервые за многие годы книга вызвала желание заплакать.
Да, позор не Дорру, пусть пишет.
Позор нам, оценившим среднюю пустышку так высоко.
Судьба – это для меня такое эфемерное понятие, но порой она реально бьет под дых. Да так, что начинаешь верить и в нее самую, и во множество неподтверждённых теорий мироздания. До пересмотрения устройства Вселенной дело в марафоне дружественной группы не дошло, но Ксюша, разыграв в первый день марафона задание, запустила невидимый механизм.
Я уже написала целое банальное сочинение под задание. Что-то типа «Как я провел лето». И тут же вечером открыла «Непростой читатель» Алана Беннетта и все - сочинение было безжалостно удалено.
О сюжете в двух словах: королева Англии Елизавета II никогда не являлась фанатом чтения, если и читала, то только «обязательное». Ее больше интересовали личности, и не обязательно литературного круга. Но своенравные и любимые корги, где-то на 50 году правления свели монарха с передвижной библиотекой. И тут статус поборолся с нежеланием читать. Но ничего не вышло. Как это произошло и к чему это привело можно прочесть за час.
Лежу с чувством выполненного долга о выполнении задания, открываю и буквально на первых 10 страницах тот самый удар под дых! Да это же про меня! Да это же про 80% книгозапойных людей! И давай скриншоты творить, думы думать, головой кивать, да удивляться. Был третий час ночи, а то бы ещё делиться со всеми в радиусе досягаемости стала.
Я, конечно, не отождествляю себя со статусом Ее Величества. Но именно ее особенный статус в обществе помог разглядеть мне то, как на мое увлечение смотрят другие, как относятся.
Итак, все детство и всю юность я читала по принуждению. Нет, меня не садили насильно читать по будильнику, шантажируя чем либо. Я была ответственная и до 8 класса включительно оценка 4 для меня была непозволительной. Поэтому программное чтение и летнее вместе с ним были прочитаны, но механически. Спроси что сейчас – могу даже и сюжет не вспомнить.
Научилась читать я рано, помню обучающую методику по кубикам Зайцева. Кстати, мой преподаватель до сих про преподает и скоро сын пойдет познавать азы. Уметь читать все, что на заборе написано в 4 года – бесценно! Более я не пользовалась приобретенным навыком до школы. Мне читала мама на ночь, а чаще бабушка рассказывала мне свои экстравагантные сны. Из этого периода особенно помню свадьбу бабули с соседом-подростком (на которого я заглядывалась). А из литературы – «Волшебник Изумрудного города», обожаемые Зоки с Бадой и сказку о драконе, который живёт в старом комоде (а комод-то прямо напротив кровати и ныне там стоит). Четко помню и первое ни с чем не сравнимое удовольствие от сочетания «книга и читаю сама с ярым удовольствием» - «Домовенок Кузя». Потом только учебная программа из которой хорошо помню лишь «Мастера и Маргариту», да «Гранатовый браслет».
А в 16 пришел книгозапой. Исключительно в бумажной версии. Это были Дарья Донцова и Ник Перумов. В мир электронных книг меня привел Дэн Браун. Тому, что происходит в моей книжной стороне жизни говорить «спасибо» нужно только им. Безусловно, мои вкусы сейчас изменились. Кстати, вот прямо сейчас я переживаю новый виток этих изменений. Да и количество со скоростью чтения кардинально отличается.
Сейчас я с уверенностью и удовольствием могу сказать, что такая страсть к чтению обеспечивает меня духовно и материально. И когда ты занят любимым делом – весь мир подождёт. А ещё безумно приятно, что вся-вся семья постепенно пришла в чтение. Оно разное – но оно уже неотъемлемая часть нас.
Пы.Сы. Электронная версия книги кочевала из старого в новый телефон несколько раз уже, она ждала своего часа лет 5-7 и вот я ее открыла. И как не поверить в судьбу? На 120 электронных страницах описано все, что я проходила на пути к тому, что сейчас можно назвать «я и чтение». Вам описала только результат, а процесс, весь смак – в этой книге.
Под чтение Книжного вора мне не раз вспоминался мой дедушка. Очень часто собираясь в семейном кругу он вспоминает и рассказывает нам свои детские и юношеские истории. Общая атмосфера повествования и сюжет из раздела вражеских тылов и человечных фашистов напомнили мне одну его историю.
Мой дед считает себя ребенком-войны и не напрасно. Именно в далеком 41 году он осчастливил свою мать своим появлением на свет. Недалеко от его дома были пригнаны пленные немцы для развала той разрухи, что учинили их собратья в нашей местности. Период голода и послевоенного террора, когда хлеб дома - это не ежедневная роскошь. Мальчишки-малолетки из любопытства бегали смотреть на пленных, расчищающих завалы парка. И они так примелькались среди этого сборища, что немцы не раз угощали их теми крохами еды, что выдавались им в виде пайка. Не раз я слушала историю о том, как они вместе с немцами ели из одного котелка водяную похлебку и делились кусочком хлеба, принесенным из дома.
В моём детстве был удивительный красоты дворик: в нём снимал фильм Андрей Тарковский.
Ну, мог бы снимать. В нём было всё для этого: крупные планы бездомной собаки, как-то по-мхатовски слоняющейся то там то тут, живописно замирая на месте и оглядываясь на тебя, словно бы в чём-то укоряя.
Частые утренние туманы и скрип качелей в тумане, и пение синичек на заре, так нежно имитирующее скрип качелей, словно бы раскачивающихся сами собой, от тоски или мечты о детях.
Ну и конечно, крупные планы дождя на окнах: я любил в детстве смотреть на дождь, отражённый в доверчивых сумерках окна.
Бывало, стою недалеко от окна, а там свет зажжётся, и кто-то ходит в ночнушке, чайник поставит. Хорошо, уютно, и словно бы там внутри тоже идёт дождь, но какой-то призрачный, нежный и прозрачный как память о первой любви.
Бездомный дождик. Дождь-домушник, пробравшийся в квартиру погреться. Раненый дождь..
Я ему завидовал.
Женщина с чаем и в ночнушке подойдёт к окну, увидит странного, промокшего мальчика, без зонтика, стоящего у её окна, и тишина за окном матюкнётся, и женщина с чаем в руке, сделает робкую попытку перекреститься..
У нас во дворе были удивительные голубые качели. На них любил качаться Тарковский.
Ну, мог бы, качаться, если бы однажды зашёл в наш дворик.
Мы с мальчишками любили на этих качелях делать «солнышко».
Это было очень опасно, мягко говоря. Некоторые калечились очень сильно. Были и переломы и открытая черепно-мозговая.
Но это лишь придавало ценность нашим играм.
Особым шиком было как бы встать на пуанты: замереть в воздухе на миг, и качнуться, вперёд или назад.
Мы делали такие выкрутасы, или, как я это называл — балет, для девочек, которые сидели на лавочке.
Я делал солнышко, но с замирание сердца, но мне не всегда удавалось встать на пуанты: замереть в небе. Шагнуть в небо и.. словно бы пропасть.
Однажды, у нас во дворе появилась удивительной красоты девочка, с каштановыми волосами и неземными глазами, чуточку разного цвета, крыла ласточки.
Она часто молчала и была словно не от мира сего. Ходила с лиловым томиком Цветаевой.
Разумеется, я в неё сразу влюбился. Мне захотелось.. подарить ей «солнышко». Ей одной.
И встать на пуанты. И там, с синей высоты, словно я герой картины Шагала, сказать ей: я тебя люблю!
Для меня, подростка, это был верх романтизма. Да и как-то.. легче было признаться в любви, вверх ногами, шагая по небу.
Господи, как я любил в детстве качели! Мне и рай представлялся наполненным качелями, в цветах, на которых раскачиваются ангелы.
Я даже думал, что крыльев у ангелов нет: у них есть качели. Но необычные.. Сейчас уже не могу точно вспомнить мои грузы о рае.
Был август, астры. Дождик прошёл.
На лавочке (во дворе детства, это эквивалент балкончика Джульетты), сидели девочки, а чуточку рядом, возле высокого и чудесного клёна, опираясь на него спиной, стояла там самая смуглая и неземная девочка, вместе с Цветаевой.
Сердце в моей груди сделало «солнышко». Мне стало жарко и хорошо, светло, так светло, что кажется и в сумерках памяти моей и судьбе, кто-то добрый включил свет.
Мне захотелось подарить этой девочке — солнце. И больше того: встать на пуанты перед ней (в школе, в 1 классе, меня единственного из класса, скауты от театра выбрали к труппу, которую они набирали, но я отказался: мне было до ужаса стыдно выступать в обтягивающем трико, где на месте паха.. боже, как сейчас помню, как я девушке-скауту робко пытался сказать причину отказа, спрашивал, можно ли мне танцевать без трико? В шортах? девушка улыбалась и говорила что нельзя..).
Я взошёл на качели, с элегантностью Андре Шенье, взошедшего на эшафот: с улыбкой.
Я словно бы что-то предчувствовал..
Это был мой день. Я раскачивался в сторону удивительной девочки, и дарил ей улыбки и солнца. Я дарил ей множество солнц, букеты солнц и звёзд, словно я летел к ней через космос, к ней, неземной.
Девочки на лавочке, словно на театральном райке, ахали, что-то восторженного говорили.
Никогда ещё, ни один мальчик, не делал столько солнышек раз за разом.
Было в этом даже что-то интимное..
Я делал солнышки раз за разом, как Барышников свои чудесные пируэты.
Я даже встал один раз на пуанты, но совсем на миг. Его не хватило бы для признания в любви. Разве что сказать только «Я», и не договорить самого главного: люблю тебя.
А это было бы странно, мягко говоря и глупо.
Разумеется, мальчики стали завидовать.
У мальчиков вообще странное чувство юмора, словно бы они живут несколько жизней и немножечко бессмертны.
Когда я раскачнулся и сделал очередное солнышко, и пошёл на новый круг, совсем как ласточка, мальчики, стоящие по бокам от качелей, сговорившись, и дождавшись, когда я уйду на вираж и шагну в лазурь… разом, потянули «крылья» качелей на себя, те самые опоры, и качели вышли из пазов и соскочили, и я на всём махе, вылетел из качелей, ужасно разбившись.
Я не помню что было дальше. Я потерял сознание. Потом рассказывали, что была такая тишина, которую словно бы набрали курсивом боли и страха.
Рассказывали так же, что та самая девочка возле клёна, первая бросилась ко мне вместе с Цветаевой.
Я сидел в траве, придя в себя. Лицо было в крови, голова ужасно болела. Ссадины были на плече и груди, руки были ободраны в кровь.
Я слушал, как мне рассказывали, как ко мне подбежала та девочка.
Её уже не было. Это был её бессознательный и сердечный порыв, её —«солнышко».
Она преодолела свою робость и молчание лишь со мной, в этом моменте моей.. гибели.
Она почти сразу удалилась куда-то. Как ангел..
Но я слушал рассказ о ней, как о чуде, словно мне рассказывали как я побывал в раю: она подбежала ко мне.
Цветаева осталась где-то на полпути: она бросила книгу. Выронила.
Склонилась ко мне и взяла моё израненное лицо в свои милые ладони.. И что-то сказала.
Боже, я бы отдал полжизни, чтобы увидеть это, ощутить, услышать от неё, а не в пересказе других..
И по сей день, в сложных любовных отношениях, меня порой накрывает то самое чувство качелей, полёта.
Вскоре, папа одной из девочек, заварил качели скобкой сверху, чтобы мальчики больше не делали солнышки.
Солнышко нельзя было больше сделать, но встать на «пуанты», очень даже можно было. В шортах, изумительно синих!
Так я впервые признался в любви той самой девочке, с томиком Цветаевой.
Мы были одни в том удивительном дворике.
Я встал на «пуанты» и сказал заветные, вечные слова: я… люблю тебя.
Цветаева упала в обморок: книжка выпала из рук девочки.
Я ещё раз повторил: я люблю тебя! На весь дворик, крикнул эти слова, похожие на цветы.
Качели упёрлись в железную скобу вверху и не хотели возвращаться.
Я замер головой вниз. Мне стало страшно..
Я робко, шёпотом почти, повторил: я люблю тебя..
Девочка снова устремилась ко мне на помощь… моё солнышко вечернее, смуглое.
Спойлер!
У Лизель тело тонкое, но грубое от работы, скудного пропитания, ищущих ее светлую фигурку приключений. Если и перепадал ей кусок хлеба, распадался до глюкозы в считанные мгновения во время бега. Лизель почти не сидела на месте.
Точно веретено прялки, кто-то тянул ее за нить, и она мчалась юрким вращением, огибая яркие свои дни, раскидывая грубые ладони, готовясь отдать свой жар.
Девочка взрослеет рано. На нее сваливаются испытания, сыплют камнями, точными ударами по темени. Кто-то, кто раньше тянул за нить, поспешил выщипнуть яркие куски ее жизни резким надрывом. Последнее, что у нее оставалось в руке, — малозаметная ранее бисерина. Сейчас в ее ладонь бьется солнце, начиная игру интерференции. От бусины исходит яркий свет, давая осознать значимость.
За мрачным и грязным — хоть это не столь важно, как-то, что всем в ссадинах, — лицом долговязого Руди она разглядела не просто вечно голодного мальчишку. Она сгибается в боли, когда в голове проносятся его несносные речи и слова, глупые тогда. Зацелуешь до смерти еще.
Военные разгребают едва дыханное его тело из-под обломков. Камни мрачной грудой сдавливают крохотный свет его жизни, не задумываясь, что он ни в чем не повинен. Маленький мальчишка, который хотел жить и отчаянно не желал войны. О ней мечтали только верхи и совсем дети, которых уверовали в правильности отбирания жизни, вкладывая мысли эти ложками, заливая струями материнского молока.
Руди разлепить веки тяжко. Мысли путанные, контуженные, уходят, растворяются, оставляя блаженную пустоту. В ней самому хочется остаться, опустив руки и развязав мечты, дав им разлететься, приблизиться к солнцу. Звезды противно далеки. Да разве обидно, когда легкая блажь охватывает до последнего дюйма, мажет по векам касанием?
Руди не думал, что умирать так просто. Вот только сейчас он не думает. Если хватало бы только на это сил, он тотчас сорвался на своих пружинистых ногах, никогда не подводивших мальчишку. Вот только в голове шепчут мертвецы, а они столь тихи, что заглушают ватой уши. Колыбельную их тоже не расслышать. Можно ощутить, отдав свой разум.
Лизель не верится, что нескончаемый черед злостной жестокости прервется вдруг сейчас. Менее желанно думать, что он продолжится, утянув за собой авантюриста. Весь в саже, едва раскрывающий веки, он походил на прежнего себя, не знавшего бед. Казалось, миг — и он рванет прочь, не способный себя остановить, как и бурного потока слов.
Вот только Руди молчал и все сложнее давалось моргать, дышать.
В голове ее светлой бились острым лезвием слова его, не способные вылететь. Мотыльки о стекло. Как же она жаждала, что слова его опадут крыльями, распадутся — может, тогда и Руди встанет, побежит?
Ничего не помогает. Мысли спадают безвольной пеной, легкие его осыхают, и порыв рвет весь ее стан к лежащему товарищу. Сорванец лежит серым и недвижимым, когда она яростно впивается поцелуем. Безнадежным и злостным.
— Вот, смотри, видишь! Глупости! Глупости! Тебе не умереть от того, что сталось. Я тебя поцеловала, ты не должен умереть.
Истинность кажется скрипучей и недействительной, словно кто-то, не знавший правды, опрокинул ненужные их картине краски, сгустив поверхность воды толщей осадка.
Лизель снова целует Руди, осыпает его жгучими слезами, бьет по груди истерично. Дышит во время терзания синих его губ, словно способна надуть его ярким шаром. Глупо и безнадежно, каково ей было рваться в костры и реки, надеясь спасти произведения.
Сжигая пальцы в пепле, она вынимала буквы. пропуская ладони в пустоту, подняла сердечную дробь. поцелуем Лизель вдохнула в Руди трепет грудной клетки. Даруя когда-то шанс книгам, сейчас она сумела подарить жизнь.
Он делает тяжелый, но глубокий, на все его длинное тело вдох. Заходится хрипом и не может говорить. Шипит нечто едва различимое. Лизель всяко не слышит. Ее словно саму охватила контузия, и разум не способен воспринимать что-либо.
— Слюнявый весь, — скрипит его рот в отвращении. — Ты совершенно не умеешь целовать.
Девчонка не слышит, на грани истерики спадая к его обездвиженному телу, вывозившись в золе и пепле. Тело сцарапано все по камням и металлу.
Солдаты закуривают, они не плачут. Воет бездумно Лизель.
Руди, не обращая внимания на острую и пронизывающую боль, уже щебечет, вспоминая любовь свою к болтливости:
— Было проще откинуться, чем продолжать жить со знанием, что в меня впитывается слюна.
Он отходит быстрее Лизель. Прогорклая тошнота сходит с первого же скручивания желудка, и контузия дает о себе знать кружением в голове. Встать вот только не удается. Будь девочке хоть чуть проще, она бы со всей серьезностью заявила, что не всему заживать на нем, как на собаке. Однако книжному вору пришлось столкнуться с кражей жизни. Или вернее сказать, что смерти?
Этот удивительный цирк не выходит из моей головы, черно-белые шатры и часы нереальной красоты стоят у меня перед глазами, и я уже не уверена, точно ли это вымысел. А может быть это правда? Может когда-то в детстве я ходила по тропинке мимо торговцев карамели, рыжеволосых брата и сестры, показывающих номера с котятами, мимо жонглеров и акробатов? А может я и сейчас здесь?
И вот когда я выхожу из цирка, девушка в кассе протягивает мне визитку - черную с одной стороны и белую с другой. Le Cirque des Rêves — вытиснено серебром на черной стороне. На обратной черной тушью от руки написано: «Мистер Бейли Олден Кларк, владелец, bailey@nightcircus.соm». Цирк уезжает, но у меня остается карточка с email - связующим звеном между мной и сказкой, которая уехала навсегда. И я пишу им. Я благодарю их за цирк, за этот чудесный, удивительный мир, который не забуду никогда. И больше ничего. Не нужно лишних слов. Они знают, что я чувствую, потому что сами это испытали, они поймут меня. Ответ не заставляет себя ждать. Они благодарят меня за проявленный интерес к цирку. А разве могло быть иначе? А еще они просят прощения за то, что не могут рассказать, где сейчас находится цирк. И я их понимаю. В этом вся прелесть, это должно оставаться тайной. Да и мне достаточно письма. Теперь я знаю, что все это правда, что я там была и все видела. Я просто благодарна им за ответ. Я закрываю сообщение, надеваю пальто, потуже затягиваю красный шарф и иду по делам, представляя перед собой белоснежные деревья, огонь, который никогда не потухнет, лабиринт и многое другое.
Некоторые истории начинать писать сложно они такие личные, что порою хочется их не вытягивать наружу, а оставить там внутри и никому никогда не показывать. Потому что это порою очень сложно, но иногда приходит момент, когда надо рассказать. Эта история такая же, ее сложно рассказать, и в то же время она давит изнутри, до этой истории я не знала, что маски носить так сложно, теперь я знаю, что такое носить маску...
Я относилась к жизни легко, считала, что еще есть время до того как я встречу свою любовь, до того как найду лучшую работу, до того как съезжу туда где хочу, что еще создам шедевр. И до этого можно ждать и тратить пока свою жизнь на всякую ерунду вроде телевизора или пустой болтовни, бесцельно проводить время в соцсетях. А, потом мой друг пошел на работу. Пошел на работу, а с работы он не вернулся домой, а его привезли в больницу. Несчастный случай. Молодой человек лишился ноги и его жизнь по сей день висит на волоске, а он лежит в реанимации. Когда я перечитываю написанные мною же слова о том, что с ним произошло, у меня чувство словно этим не передать всего, словно это всего лишь буквы. И такое же я чувствовала когда говорила об этом одной коллеге, сложно объяснить мое желание рассказать ей, первую неделю я об этом не говорила никому вне семьи, и когда сказала коллеге, я вдруг отчетливо поняла почему мне так глубоко запали слова Сунила из В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая.
как-то он попытался перегнуться через край заграждения и задумался, что же случиться, если он перегнется еще больше. В тот момент мальчик понял, для кого его жалкая жизнь остается самой ценной и значимой. Прежде всего для него самого.
Одно из немногих воспоминаний (спасибо плохой памяти) - это как мама вечером смотрит фильм. Помню лишь пару сцен: как девочка сидит на подоконнике и читает и она же на разрушенной улице. Не знаю, смотрела ли я фильм, но сюжет не помнила. Зато название не забылось спустя несколько лет. Когда я спросила что же она такое смотрит, она ответила "Книжный вор" и посоветовала прочесть книгу.
И вот сегодня она прочтена.
Начать возвращаться с Лавкрафта было не самой лучшей идеей. Но поставить Воровку книг среди первых пунктов однозначно было для меня правильно.
Столько страниц знакомить нас с персонажами, заставить нас проникнуться ими, запомнить их сложные фамилии, а потом так закончить. Даже зная примерный конец не только со спойлеров рассказчика, я прониклась произведением. Оно дало мне новый стимул продолжать идти по моему списку литературы.
Прежде чем что-либо писать на любом ресурсе, я смотрю, что народ выкладывает. Не для того, чтобы подстроиться, а типа социологического опроса устроить. Срез рассмотреть. По данной теме: да, неприятны факты, которые не соответствуют истории. Это к теме освобождения Равенсбрюка. Женского лагеря смерти. Впервые про этот лагерь прочла книгу в 1965 году, классе в пятом, наверное. И фото измождённых женщин, полосатые робы навсегда врезались в детскую память. И кто освобождал лагерь- тоже тайна не за семью печатями. Поэтому да, неприятно.
А вот по теме отзывов на книгу, конкретно по открыткам ( почтовым карточкам), введённых оккупантами на занятых территориях. Не все знают, но это факт, что в лагеря и с оккупированных территорий в первой половине ВМВ точно можно было отправить сообщение на выделенной властями квотированной карточке. Они были с рейхсмарками сразу. И места там было, прямо скажем, не много. Но люди могли узнать о своих близких. В первое время после оккупации территории Украины, к примеру, когда молодёжь отправляли в Германию под предлогом «работы», то оставшиеся родственники получали и денежные переводы от остарбайтеров и эти открытки. Эта же схема работала и с лагерями военнопленных. Это не касалось наших пленных, потому как Страна не участвовала в конвенции , считая своих солдат, попавших в плен, предателями. Для родных они шли под грифом «пропавших без вести». Волею судеб знакома была с узниками, прошедшими плен, и книги сейчас стали появляться с воспоминаниями тех, кто прошёл и уцелел в том аду. Наши рассказывали, что солдаты других стран , получая посылки и письма из дома, делились при случае, чем могли, хотя и находились в разных зонах. Но по мере приближения победы, бардак и в лагерях не исключался.
И ещё один момент в критике читателей про упоминание того, что после вступления Америки в войну бомбежки стали регулярными. Да, Штаты войска высадили в 1944, но лётчики американские участвовали в налётах на оккупированную Европу с британских аэродромов. Это тоже известный исторический момент, не всем современным читателям известный.
Это относительно резких высказываний рецензентов по тексту книги.
Конечно, к самому роману вопросов много, иногда там ситуации просто несуразные, однако, задачи сделать книгу подобно «Живым и мёртвым», или часто упоминаемой «Унесённых ветром» Ханна и не ставила. Это, как кордебалет в спектаклях, когда до солирующий партии расти, а для своего времени , привычной читательской аудитории - самое оно. Реперные точки задеты, триггер читательской эмпатии сработал. Слёзы пролиты. Тысячи экземпляров проданы, прочитаны - дело сделано. Кого-то зацепит сильнее - пойдут искать и найдут правду. Ну, а кто предпочитает персики в сиропе - те тоже не в накладе. Что-то останется в памяти.
Я не могу точно сказать, когда началась эта история. Возможно, ещё в далёком 2014ом году, когда вышел фильм по книге Маркуса Зусака с изменённым названием "Воровка книг". Увидев рекламные ролики и просмотрев анонсы в интернете, я тогда подумала: наверное, стоящие внимания книга и экранизация, нужно уделить время. Ну о войне – и что такого, уж сколько всего о войне мной прочитано, не страшно. Я скупой на эмоции читатель и зритель, меня не потревожит новая история. Но с кино не сложилось (то финансы поют романсы, то времени нет), с книгой тоже, и на время я забыла об этой идее.
Получила продолжение история лишь в 2016ом. Мы разговаривали с подругой на перемене между парами, и она призналась, что хотела бы прочитать "Книжного вора", но не может найти книгу в электронном варианте. Я поддержала поиски, однако они не увенчались успехом. Что-то, вероятно, всё же отложилось в моей памяти, но я переключилась на другие книги.
И, наконец, уже в 2017ом я искала подарок на день рождения той самой подруге. Я ходила по книжному магазину (лучший подарок филологу, конечно же, книга) и вспомнила об её желании. И я стала искать "Книжного вора" по стеллажам. Это была простая книга с мягкой обложкой из серии "100 лучших книг". Подарок я купила, естественно, заранее, и я мучилась от желания заглянуть внутрь. Такой ажиотаж сейчас вокруг этой книги, в том числе и на этом сайте, я не могла её найти - и вот же она! Но я не смогла открыть чужой подарок, а вторую такую же книгу себе покупать... Я не захотела рисковать и тратить деньги на кота в мешке. Может быть, я правильно сделала, но об этом позже.
Казалось бы, какое отношение к этой истории имеет "Тотальный диктант"? Самое прямое. Я попала на это мероприятие случайно и не планировала написать диктант как можно лучше – просто строчила текст, на автомате расставляя знаки препинания. Каково же было моё удивление, когда я написала на "отлично"! Но эта история не к хвастовству, а к тому, что в подарок всем отличникам организаторы предложили скачать с одного небезызвестного сайта (это не реклама, чтобы сайт указывать) двадцать книг. И что же я увидела первой строчкой списка? "Книжного вора"! Таких совпадений просто не бывает, думала я раньше, однако свершилось, и я получила свой заветный легальный электронный экземпляр на планшет.
Казалось бы, вот оно, счастье!..
...Которое продлилось пять минут. Или меньше. Я не могла понять: меня что, надули? Где книга из рейтинга "Топ-100" (на этом сайте у неё 22 место)? Где то, что всем так нравится? Я пыталась разрешить эти вопросы, посовещавшись с людьми в твиттере – это меня не обнадёжило. Подруга, кстати, и книгу оценила, и фильм посмотрела, и даже поплакала в конце. Я стала копаться в себе, продолжая медленно читать, и искать проблему. Озарение накрыло меня на очередной паре истории русской поэзии. Наша преподавательница рассуждала о том, что Некрасов практически изменил себе, решив писать для заработка, а не для души.
Наверное, уже все запутались – и Некрасов, и подруга, и твиттер... Объясню.
"Книжный вор" стал главным моим книжным разочарованием с начала 2017го года. Учитывая то, как я искала и долго думала об этой книге, можете оценить масштаб бедствия. Я вынуждена даже согласиться с самой популярной рецензией, на которую так набрасываются остальные рецензенты. Перевод (или это оригинал такой?) написан коряво. Ошибки резали глаз чуть ли не на каждой странице.
Книга выглядит так, будто она написана... для продажи. Набор штампов о войне, Германии, России. Фразы в большинстве своем такие, чтобы их удобно было брать потом как афоризмы. Ситуацию должен был спасти рассказчик, а он здесь, на минуточку, посредник между мирами, чуть ли не сама Смерть во плоти. Не спас. Понимаете, когда людей убивают тысячами, жалобы Смерти на усталость выглядят как минимум цинично. Я должна была пожалеть его? Нет.
Так вот, набор штампов. Что там, говорите, было? Гитлерюгенд? Есть Гитлерюгенд. Евреи в подвалах? Есть евреи. История несостоявшейся любви? Получите любовь. Что должно быть ещё? Обязательно любовь к чтению у героини? Сделано. А украсим мы этот набор, который обязательно купят, нереалистичнейшим финалом – и главное таким непредсказуемым, что если бы у меня была бумажная книга, боюсь, я бы швырнула её куда-нибудь. Мне не то что заплакать – мне только смеяться захотелось. Ведь сам рассказчик нам, мягко говоря, в середине книги поведал весь конец с таким "оправданием":
Ну да, я грубый. Испортил концовку – не только всей истории, но и этой вот ее части. Преподнес вам два события заранее, потому что нет особого интереса нагнетать загадочность. Загадочность скучная. И утомляет.
Что, простите? А банальность и продажность захватывающие? Мне расхотелось читать после этой фразы. И даже ставить нейтральную оценку. Нет, это не могло мне понравиться. Если бы это была первая книга о войне, которую я читала, я была бы в восторге. Но это уже если не сотая, так пятидесятая – точно. У меня сложилось впечатление, что автор вообще не понимает, о чём он пишет. Персонажи абсолютно картонные, блеклые, мёртвые, они нужны для чего-то определённого. Повествование были призваны спасти и фразы из немецкого, вероятно, внесённые с расчётом на то, что не немцы будут кивать и говорить, как это здорово и придаёт колорит. Не здорово, не придаёт. Я учила немецкий, и перевод местами грубый и неправильный. К тому же сочетание немецких и русских слов выглядит так, будто персонажи в Германии говорят на русском, а потом – раз! – и переходят на немецкий. Особенно эта смесь французского с нижегородским видна в эпизоде с разбившимся английским лётчиком, который говорит, естественно, по-английски. Ещё коробили всю книгу "Езус, Мария и Йозеф". Да, это просторечные варианты, но когда их говорят абсолютно все персонажи, будто у них пластинку заело... Ужас.
В общем, я потратила несколько часов своей жизни абсолютно зря. А в совокупности я потратила ещё больше на поиски этой книги. Лучше бы меня утомила загадочность, чем набор штампов и чужое желание заработать.
Вы, конечно, прочитав эту книгу, скажите "Книжный вор о войне". И я соглашусь с Вами, только добавлю - это еще и произведение, где очень много любви. Любви разной - родительской, к животным, любви обыкновенной и любви к чтению.
Может быть, в начале истории Лизель была лишена родительской любви. Но Хуберманы не только приютили её, они еще и полюбили. Ганс Хуберман сделал одно из самых важный открытий для Книжкой воришки - он научил её читать, тратя последнее свободное от дел время - ночь, и не мог не получить ответного чувства от девочки. Может, любовь Розы была не так открыта, но беспокоилась о Лизель куда больше, чем хотела показать. Вот и первая любовь книги - любовь детей и родителей.
Роха Хуберман, о которой речь шла выше, любила свернословить, ох как. Но каждый человек в той книжной Германии, вне зависимости от воспитания всегда имел при себе одно оскорбление, которое в конце-концов не такое и оскорбление -СВИНЮХА. И знайте, Маркус Зусак даже нашел ответ почему -
вот, что я понял, немцы, похоже, без ума от свиней
Вот такая необычная любовь - но тоже она.
А еще Лизель полюбила чтение. Так сильно, что ради него добывала книги как могла. Именно эта любовь к чтению повлияла на нее в некотором роде больше всех - она стала писательницей. Прекрасная любовь к книге и слову.
Любовь смерти? Да, да! Смерть тоже полюбила эту девочку. Смерть так часто сопровожадала её, унося жэизни близких, что не могла не заметить её. Смерть, сама смерть преклонилась перед ней.
Но все это было блекло на фоне одной любви
*** Хуже мальчишки, который
тебя ненавидит, только одно -
мальчишка, который тебя любит***
И полюбил сразу
Руди стал ей помогать с самого начала, он будет помогать и потом, когда её тоска перельется через крайю Но он будет это делать не бескорыстно.
Ему нужно будет лишь одно - поцелуй Лизель. Но наверное, все то, что он делал для девочки - спасал из Ампера книгу, спасал саму Лизель, было не ради простого поцелуя - он делал это просто так, хотя поцелуя он действительно хотел.
Ох, как печальна концовка этой любви. Хотя концовка здесь - не то слово, Лизель никода не перестанет его любить, как и книги, как и Розу с Гансом. И пусть, он получил заветный поцелуй после смерти - это было самый искренний поцелуй из всех.
Лизель склонилась и посмотрела в его безжизненное лицо и поцеловола своего лучшего друга Руди Штайнера в губы, мягко и верно.На вкус он был пыльный и сладкий. Она целовала Руди долго и мягко, а когда оторвалась от его губ, еще раз коснулась пальцами.
Эта книга тоже о любви - о большой и самой настощей любви.
Захватывающе с первой главы.
Сначала думаешь, что это детективная история в сеттинге Второй Мировой, потом, что про любовь немецкого мальчика и французской девочки, потом просто плачешь всю оставшуюся книгу.
Потому что понимаешь, война вторгается в обыденность и извращает её. Кем бы ты ни был: на стороне "элиты" или "особенным".
Эпизод с русскими солдатами в очередной раз напомнил, что человечность в самом человеке. А женщины беззащиты хоть перед "своим", хоть перед "чужим" солдатом.
Дочитав последнюю страницу сразу же включила экранизацию. Вот тут случился некий диссонанс:
-максимально близкая к книге экранизация
-удивительно красивые пейзажи, из-за них и стала смотреть кино
-диковатость, боль, одиночество героини не переданы. Наверное такое сложно показать в кино
-удивили наряды и обстановка жилья. Кино это визуал конечно, и на этот визуал приятно смотреть) но во время прочтения рисуется совсем иная картинка
Кино как отдельный вид искусства и оно правда хорошее, но сначала прочитайте книгу. Потому что это две разные истории…
Эта книга оставила большое количество эмоций. Она вместила в себя радостные, счастливые и теплые моменты. Но в то же время, в ней я почувствовала горечь. Книга описывает времена Фашистской Германии и 2 мировой войны. Эта книга так же задевает тему немцев и евреев. Но описывается все это на основе жизни маленькой девочки. Советую прочитать всем тем, кто пе решается.
Эта книга оставила большое количество эмоций. Она вместила в себя радостные, счастливые и теплые моменты. Но в то же время, в ней я почувствовала горечь. Книга описывает времена Фашистской Германии и 2 мировой войны. Эта книга так же задевает тему немцев и евреев. Но описывается все это на основе жизни маленькой девочки. Советую прочитать всем тем, кто пе решается.
Наверное, у многих (как и у меня), кто начал читать эту книгу, с Уве ассоциировался какой-то знакомый или родственник.
Ты думаешь "точно такой же ворчун, такой же упрямец, который считает, что все, что не по его порядку - не правильно". Но чем больше ты углубляешься в книгу, чем больше понимаешь его внутренний мир - тем больше ты считаешь, что этот самоуверенный упрямец - один из лучших людей, которых ты, оказывается, встречал.
Я временами совершенно циничный человек, который никогда прежде не рыдал над книгами, но на последних страницах пришлось часто и с усилием моргать, чтобы прогнать выступившие слезы. И - отправиться искать номер того моего упрямого друга. Потому что под конец книги ты осознаешь, что поверхностное впечатление от человека - это далеко не все, а ты не ясновидец, чтобы видеть глубже. И возможно, все его знакомые и родственники думают про него именно так же, как думал и ты несколько сот страниц назад. И одиночество волнует его во много раз сильнее, чем он когда-либо вам признается.
По итогу:
+1 давно потерянный, но теперь снова друг.
P.S.
Теперь я искренне боюсь брать в руки книгу того же автора "Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения", потому что уверена, что из-за нее я точно разревусь.
Я ездила в Индию. До того как прочла эту книгу. И именно после этой книги Индия стала для меня воплощением Рая и Ада на земле. Как и Корея ( имею в виду Северную и Южную). Я ездила в Рай. Красивые пляжи, дорогие отели, счастливые туристы и приветливые местные. Слоны, вкусный чай и специи. Жаркий климат и прохладный бассейн. Темные ночи с тысячей незнакомых голосов насекомых и птиц вокруг. Ну разве не Рай?? Конечно я видела грязь на улицах и беспризорных детей на ночном рынке. Но для туриста в чистом отеле с короткими вылазками-это временный дискомфорт. А вот прочитав эту книгу я вдруг поняла, как же близко я жила к самым воротам Ада. К людям, которые готовы отдать все, чтоб хоть на час оказаться на соседней половине страны. Я спала в теплой огромной кровати с запахами ночи, а кто-то совсем не далеко спал в лачужке и дышал отвратными помоями. Я с утра кушала за шведским столом, а кто-то пахал, чтоб хоть что-то сунуть в рот. Что происходит? Как такое возможно? После этой книги, я еще минут десять сидела в прострации. Кажется, что если ты будешь плохим человеком, то как в индийской вере переродишся, но не в собаку или женщину, а в жителя Ада, который каждый день вынужден видеть со своей помойки Рай.
Галина Юзефович: "Несмотря на тотальную предсказуемость как на уровне сюжетных ходов, так и на уровне деталей, назвать «Соловья» плохой книгой было бы известным упрощением. Пожалуй, правильно будет говорить о романе Кристин Ханны как о крепком массовом продукте, рассчитанном, с одной стороны, на просвещение, а с другой — на сильный эмоциональный отклик." «Meduza»
...Какое облегчение - не только мне книга не показалась литературой высшей пробы и образцом, а то я с беспокойством уже начала заниматься самоанализом: "Что не так?? Почему везде восторженные отзывы, а я никак не проникнусь???"
Присоединюсь к критикам, которые отмечают пронизывающую и целиком поглощающую читателя атмосферу оккупированной Франции - это в книге по-настоящему сильно.
Необъяснимо не понравился язык автора, манера самого повествования; хотя и сюжет, и герои вполне достойны читательского внимания.
...И да: последние страниц 20 я не переставая утирала льющиеся ручьём слёзы...
8 из 10
Эта книга стала первой, которую я послушала от начала и до конца. Раньше мне казалось, что аудиокниги - совершенно неудобная и дикая штука.
Сейчас у меня словно появился ещё один орган чувств - информацию, оказывается, можно слышать. Сколько лет я сознательно ограничивала себя, закрывала уши, говоря: "Ну я же не воспринимаю информацию на слух!" хотя нужно было только попробовать.
Однажды, когда меня мучила бессонница, а выползать из кровати за книгой не хотелось, я включила "Прислугу" с телефона. Тишина комнаты, эмоциональное чтение, звучащее в наушниках, привели к тому, что через два часа я уже жила этой историей. Воображение рисовало картины и характер героев - умение, забытое с тех самых времен, когда мне читали сказки на ночь.
Новым оказалось и то, что "читать" можно по пути в магазин или до метро, можно заниматься чем-то, не требующим концентрации, и слушать, слушать.
Да, глупо, но это невероятно прикольно. Появилось больше возможности для поглощения информации. В голове случился крутейший level up.
Чем был примечателен этот год?
Я познакомилась с ЛЛом. Сайт дал мне очень многое - новых интересных людей, новые мнения, взгляды на жизнь и книги, часы радости, когда я читала ту или иную рецензию или историю, мотивацию к чтению.
За год было прочитано около двух-трёх десятков книг, многие из которых оказались в моих руках очень и очень вовремя. Я не ставлю перед собой цель прочитать как можно больше, но хочется в будущем ПРОЖИТЬ, пропустить через себя, просмаковать как можно больше книг. Считаю оптимальным объёмом (для себя) 20-30 книг в год.
Две рецензии попали на главную страницу ЛЛа, одна из которых вызвала пылание пуканов и реки крови противоборствующих мнений, с обеих сторон полегло немало достойных бойцов. Каждый, кто сражался на стороне Света, будет жить в моей памяти и сердце! Даёшь разгромные рецензии на разрекламированные пустышки!
Попробовала свои силы в Книжном путешествии в Хогвартс, где под знаменем Гриффиндора успешно прошла первый курс. Это был забавный опыт, расширивший мой читательский кругозор в максимально сжатые объёмы :)
Участвовала в форумной мафии и получила ТОННЫ удовольствия от игры и общения с интереснейшими людьми.
Вновь начала покупать бумажные книги - это несравнимое удовольствие держать новый, гладкий, ещё никем до тебя не раскрытый томик, вдыхать прелестнейшее послевкусие типографии, шелестеть страницами, делать пометки карандашом, загибать уголки понравившихся страниц... божественно.
Открыла для себя буктьюб - милое уютное ламповое общество книжных червей. Дядя Шурик the best, открыватель Мо Яня и сниматель опупенных видео об янг эдалте и Коэльо. Не пропадай, ждём, любим, скучаем!
ЛИЧНЫЙ ТОПЧИК-2045
Книга года: "Весь невидимый нам свет" Энтони Дорр 
.
Автор года: Герман Гессе .
Переоткрытие года: Антон Павлович Чехов, в хотелки отправилось это прелестнейшее иллюстрированное издание. Авось побалую себя ко дню рождения :)
Саморазвитие: "7 навыков высокоэффективных людей. Мощные инструменты развития личности" Стивен Р. Кови . Требует неоднократного перечтения и переосмысления.
Профессиональное: "Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь" Александр Аузан - очередной повод погрустить, что ленивая жопа не попыталась поступить в крутое место с таким суперским деканом.
Камень преткновения: "Игра в классики" Хулио Кортасар . Уникальный случай невероятной симпатии к автору и невероятного отвращения к главному герою. Когда-нибудь дорасту, Тоха :)
Всем отличного 2076-го!
На каждой литературной встрече, посвященной Бакману, (в трети отзывов на его творчество) кто-нибудь непременно припоминает Фредрику грех блогерства. Мол, блогеру - блогерово, по уму и спрос. Сам-то наш кто-нибудь - доморощенный литературовед (математик, химик, программист, ученик восьмого класса), и это почему-то никак не препятствует ему судить о писательских талантах Бакмана. Стереотип цеховой принадлежности, странным образом, ограничивается узким кругом профессий, в основном, распространяясь на писателей и композиторов. Это некая индульгенция на право снисходительно потрепать незадачливого шведского писаку по щеке, а то и просто оттоптаться на нем. Причем, тут бессильны доводы, что Диккенс, к примеру, клеил этикетки на ваксу, Берроуз травил тараканов, что Кизи был санитаром, Мелвилл - матросом, а Стейнбек - вообще, не пойми кем.
Это, конечно, не история. Просто наблюдение. Или первый блогерский пост. Без всякой морали...
