Цитаты из произведения Транзит — стр. 2

Время от времени кто-то из женщин громко приветствовал Джерарда, и он охотно махал в ответ — его ложный энтузиазм всегда маскировал недоверие к людям.

Я начала видеть за чередой событий то, что другие люди называют судьбой, будто жизнь — это чтение, и с каждой страницей ты узнаешь, что случится дальше. Эта идея, согласно которой твоя жизнь — что-то уже прописанное, кажется поразительно соблазнительной до тех пор, пока не осознаешь, что такая позиция сводит людей вокруг…

В идее мужского участия, продолжила она, есть элемент фантазии: даже такая воинственно самодостаточная и практичная женщина, как она, которая в случае чего готова закатать рукава, купилась на предложение позаботиться о ней. Сказав, что он будет работать ради любви, а не ради денег, Гэвин одновременно привел ее в восторг и…

Многие пытаются сделать что-то долгосрочным, чтобы не задаваться вопросом, хотят ли они этого вообще.

По утрам она просыпается полная решимости всё изменить, но события дня обычно захватывают ее настолько, что к концу дня она оказывается еще дальше от целей, намеченных с утра. Ничто в ее жизни не длится долго, как бы она ни старалась.

Ее коренастая, плотная фигура, казалось, пребывает в постоянном движении, но периодически за этим оживлением мелькала бездонная, как океан, усталость.

История одиночества намного длиннее истории жизни в том смысле, что большинство подразумевает под жизнью. Без детей или партнера, без полноценной семьи или дома день может длиться бесконечно: такая жизнь — это жизнь без истории, жизнь, в которой нет ничего — ни нарратива, ни развития сюжета, ни захватывающих человеческих…

Он вспомнил, как однажды ночью был на пляже в Ницце с большой группой людей, с которыми только что познакомился: все они выпивали и разговаривали; кто-то играл на гитаре. Море тихо светилось в темноте, ночной город за ними бешено гудел в шуме и свете. Он чувствовал себя отрешенным от всех и одновременно на волоске от…

Письмо и чтение не требуют непосредственного контакта и, можно сказать, представляют собой обоюдный побег писателя и читателя из физического тела.

Его интересует, не наша ли способность отрицать правду о себе самих — возможно, даже необходимость отрицать ее — создала потребность в карательном тексте (Библия), который все, конечно, впоследствии стали отрицать, игнорируя его. Мягко говоря, удивительно, что люди называют отвратительным то, что сами делают ежедневно.