Фантасмагория: обзор темного романтизма, черного зеркала романтизма

Автор: Николас Лицау

Можно с уверенностью сказать, что значение термина «темный романтизм» претерпело значительные изменения с момента его появления – достаточно вспомнить названия современных песен, БДСМ-приложений для знакомств и эротики с опасными и сексуальными миллиардерами, только и ждущими, чтобы их укротили. В действительности мало каким литературным течениям доводится стать столь же двусмысленными, неясными и даже неправильно понятыми, как темный романтизм, черное зеркало романтизма. И это весьма любопытно, особенно если учесть, насколько влиятельным он был когда-то и насколько универсальны его темы и мотивы для готической литературы и хоррора вплоть до сегодняшнего дня. Данное эссе призвано демистифицировать темный романтизм, пролить свет на его корни и его влияние на литературу, а также, надеюсь, показать, почему он по сей день остается одним из самых интересных литературных течений.

Сложность понимания темного романтизма объясняется двумя основными причинами. Во-первых, расплывчатость значения самого термина. В самом широком смысле темный романтизм можно считать поджанром, но такое определение весьма зыбко. За исключением разве что произведений Э.Т.А. Гофмана , очень немногие писатели были в своих творениях последовательно темно-романтическими, хотя многие и по сей день используют характерные для него темы. В своей диссертации 2007 года, посвященной темному романтизму, немецкий литературовед Андре Вирегге определяет его как сугубо тематическую структуру, сплав специфических тем и повторяющихся мотивов, применимых к любому жанру. Вторая причина – стигматизация большей части спекулятивной фантастики в (прежде всего европейском) литературно-научном сообществе, привыкшем осуждать фантастические элементы или рассматривать их как признак «бульварности» прозы. Учитывая популярность спекулятивной фантастики и то, что многие из величайших литературных произведений содержат фантастические элементы, подобное суждение выглядит не только снобистским, но и просто необоснованным: вместо того, чтобы отвергать такие элементы как признак незрелости автора, нам бы стоило проанализировать скрывающиеся за ними причины и глубже исследовать психологические аспекты, что я и попытаюсь сделать в дальнейшем.

Точно определить начальную и конечную точку развития темного романтизма весьма затруднительно, однако большинство исследователей признает, что темный романтизм начался во второй половине XVIII века с английских романов вроде Замка Отранто Горация Уолпола (1764) и Ватека Уильяма Бекфорда (1786), достиг своего пика в Европе в начале 1800-х годов и сошел на нет со смертью немецкого писателя Эйхендорфа в 1854 году. Несмотря на то, что первые подобные произведения были написаны англичанами, темный романтизм трудно ограничить рамками конкретной страны. Начало 1800-х годов было эпохой относительного мира, верхушка общества была расположена к путешествиям и культурному обмену, что позволило романтизму и темному романтизму распространиться по большей части Европы и Америки.

«Найтмар» Генри Фюзели (1790/1791). Проникшие в европейскую мифологию из скандинавской мифологии, найтмары - это существа, овладевающие людьми, когда они спят, способные вызвать беспокойство, панику и плохие сны. Это слово созвучно английскому «кошмар». Потусторонние существа, посягающие на рассудок человека и испытывающие его веру, являются архетипическим мотивом темного романтизма

Чтобы понять, что определяет темный романтизм, следует начать с романтизма и попытаться охватить взглядом не только его, но и эпоху, которая ему предшествовала – эпоху Просвещения, философское и интеллектуальное движение, доминировавшее на протяжении большей части XVII-го и до середины XVIII века. Оно прокатилось по Европе небывалой очистительной волной, распространяя такие ценности, как рационализм, антиклерикализм и познаваемость чувств, идею о том, что воспринимаемое должно стать путеводной звездой мышления. За этим последовали значительные научные достижения и изобретения, которые, подобно паровому двигателю, заложили основу для промышленной революции. Это была эпоха, поставившая на первое место разум, которая может считаться основой современного либерализма.

Если всё сказанное не кажется вам особенно романтическим, то это лишь потому, что оно таковым не является. Во многих отношениях ценности романтизма резко контрастируют с ценностями предшествующей эпохи – они сосредотачиваются на таких темах, как священная красота природы, бегство в уединение из шумных городов и притягательность веры и сверхъестественного. Назвать это контрдвижением можно лишь с определенной долей натяжки: вместо того чтобы отвергнуть ценности Просвещения, приверженцы романтизма стремились сочетать эти новообретенные ценности и идеалы с единственной значимой характеристикой романтизма – поиском трансцендентности, бытия за пределами чувственного опыта. Зная это, легче понять, как термин «романтический» получил свое современное значение: романтика иррациональна, эмоциональна и трансцендентна – по крайней мере, в своем идеальном высшем проявлении.

Но как же во всё это вписывается темный романтизм? Очень просто: это обратная сторона романтизма. Разделяя со своим подающим надежды братом многие характеристики (трансцендентность, одиночество и природа служат главными темами обоих направлений), темный романтизм фокусируется на негативных аспектах трансцендентности – том, что немецкий литературовед Геро фон Вильперт называет «ночными сторонами» человеческого бытия. Если романтизм исследует возвышенные смыслы мира и разума, темный романтизм погружается в их пугающие глубины.

«Странник над морем тумана» (1818) немецкого художника Каспара Давида Фридриха - одна из самых известных картин эпохи романтизма. Она воплощает множество идеалов романтизма: одиночество, красоту природы и стремление к трансцендентности

Существуют десятки мотивов темного романтизма, однако, по мнению Вирегге, самыми значимыми из них являются необъяснимое сверхъестественное, страх технологий и сверхъестественное как испытание героя.

Необъяснимое сверхъестественное резко контрастирует с объясненным сверхъестественным готических романов, таких как произведения Анны Радклиф , где казавшиеся паранормальными явления в конечном итоге обретают совершенно рациональное объяснение. Обычно это выглядит следующим образом: в реалистичном мире – то есть мире, который является нашей реальностью или очень близко её напоминает, – непостижимый элемент вторгается в жизнь главного героя. Осознав, что ему довелось столкнуться с чем-то бесспорно сверхъестественным, герой вынужден подвергнуть сомнению всё, что ему было известно, и найти способ интегрировать этот элемент в свое рациональное мировоззрение, тем самым доказав существование трансцендентного опыта за пределами привычного бытия. Прекрасным примером этого мотива может послужить рассказ Натаниэля Готорна Опыт доктора Хейдеггера (1837): столкнувшись с вазой с водой, которая чудесным образом меняет возраст, герой получает неоспоримое доказательство существования трансцендентного. Вооружившись этим знанием, история заканчивается тем, что трое гостей отправляются на поиски источника такой воды.

Страх технологий не требует пояснений. Какими бы занимательными ни были технологические достижения эпохи Просвещения, их последствия пугали не меньше, чем увлекали. Книга Мэри Шелли Франкенштейн (1818), в которой ученый Виктор Франкенштейн создает в своей лаборатории существо, обретшее самосознание, является архетипическим примером конфронтации последствий применения технологий с этикой. Шелли умело использует сверхъестественное, чтобы исследовать границы науки, богоподобные силы, которыми она наделяет человечество, и то, что в действительности означает быть человеком. Еще один прекрасный пример этого мотива – Песочный человек Э.Т.A. Гофмана (1816), где мужчина влюбляется в женщину по имени Олимпия, а она оказывается автоматоном. Если нечто выглядит и действует, как человек, является ли оно человеком? Это интереснейшее исследование научной этики.

Однако наиболее значимым и, возможно, самым интригующим мотивом темного романтизма является сверхъестественное как испытание героя. За очень редким исключением, опасных сверхъестественных существ – вампиров, призраков, монстров – в романах темного романтизма трудно победить. В действительности целью такого сюжета почти всегда является испытание внутренней духовной силы героя (и нередко также его благочестия), где неудача приводит к безумию и смерти, а победа – к более глубокому пониманию себя и мира. Именно это качество также отличает темный романтизм от ранней литературы в жанре хоррор, где сверхъестественное всегда выступало внешней угрозой, заведомо обреченной на поражение. Примером данного мотива может служить роман Гофмана Эликсиры сатаны (1815): в этой истории монах, которому поручено охранять «эликсир сатаны», поддается искушению выпить его и тем самым приводит в движение события, которые заканчиваются его полным грехопадением. Сверхъестественное испытало его – и он потерпел неудачу. Какими бы жуткими и пагубными ни были ужасы в темном романтизме, они никогда не будут всемогущими и теоретически могут быть побеждены добродетелью и силой характера – и хотя главные герои нередко терпят неудачу, выбор в конечном итоге всегда зависит от них самих. Первым с этим неписанным правилом порвал Г.Ф. Лавкрафт , который ввел в литературу новый вид всемогущего сверхъестественного зла, перед которым человечество окажется совершенно бессильным.

Олимпия из произведения Э.Т.А. Гофмана «Песочный человек» (1816). Подобно Эдгару Аллану По в английской литературе, Гофман считается родоначальником немецкого темного романтизма

Рассматривая все три вышеупомянутых мотива, мы можем с очевидностью констатировать, что мотивы темного романтизма по-прежнему живы в современной литературе – здесь есть и очарование необъяснимого сверхъестественного (и даже тоска по нему), и страх технологий, и сверхъестественное как испытание характера героя. Почти все произведения Стивена Кинга можно отнести к темному романтизму. В романе Кристина (1983) одушевленный предмет техники вынуждает своего владельца Арни Каннингейма отправиться в социальную изоляцию. В Оно древнее злобное божество питается страхом, но – осторожно, спойлер на подходе! – в конечном итоге побеждается дружбой Клуба неудачников. В книге Возрождение (2014) ученый использует мистическое «тайное электричество», чтобы возвращать людей из мертвых. Даже недавний египетский сериал на Netflix под названием «Паранормальные явления» (2020) рассказывает об ученом, стремящемся рационально объяснить свои сверхъестественные переживания – этот мотив не мог бы стать более темно-романтическим, даже если бы попытался. При всей своей неясности и двусмысленности темный романтизм оставил неоспоримый след в спекулятивной фантастике. А почему бы и нет? Есть что-то магнетически притягательное в темном трансцендентном; даже если рациональная часть нашего мозга кричит, что это полная чушь, всегда будет тихий голос, нашептывающий нам, что мир – это нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Процитируем Мари дю Деффан, французского мецената и друга Горация Уолпола: «Non, je ne crois pas aux fantômes. Mais j’en ai peur».

«Нет, я не верю в привидения. Но я их боюсь».

Николас Лицау – немецкий писатель, наиболее известный созданием сценария к инди-видеоигре «Enderal-Forgotten Stories», ставшей настоящим хитом. Он рос попеременно в самом сердце Мюнхена и в буколическом баварском фермерском доме, а его любовь к историям началась с чтения немецких сказок на чердаке и была взращена обильным количеством фэнтези, хоррора и исторической прозы. На его творчество повлияла масса вещей, включая бурное детство, жизнь в пяти разных странах и невероятное число знакомств с очаровательными людьми из самых разных слоев общества. Он ощущает тягу ко всему, что находится в глуши, и делает всё возможное, чтобы это отражалось в его произведениях. Когда он не пишет и не читает, то занимается музыкой, путешествует, катается на лонгборде, изучает языки и старается увидеть и испытать как можно больше в этом мире. Больше информации вы можете найти на сайте www.nicolaslietzau.com

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ