20 сентября 2018 г., 13:23

2K

The Guardian: Будущее за женщинами? В поисках решения проблемы женщин в научной фантастике

30 понравилось 1 комментарий 4 добавить в избранное

Когда Молли Флэтт, поклонницу научной фантастики, попросили написать рассказ о женщинах в мире будущего, она пересмотрела свои отношения с этим жанром, в котором доминируют мужчины — и с причинами, по которым она оказалась невосприимчивой к «эффекту Скалли»..

Автор: Молли Флэтт (Molly Flatt)

Недавно меня спросили, могу ли я написать рассказ для сборника научной фантастики о «женщинах, изобретающих будущее». Смогу ли я написать его за четыре недели? Я задумалась. У меня три работы, двухлетний ребенок и я с головой погружена в продвижение моего первого романа. Получалось, что из этих четырех недель я смогу потратить на создание рассказа три дня — если бабушка сможет в это время посидеть с ребенком. «Не вопрос», — весело сказала я и повесила трубку. И запаниковала.

Что, черт возьми, вообще значило «женщины, изобретающие будущее»? Мне нужно будет написать что-то вроде феминистской космооперы, полной менструирующих инопланетянок? Утопическую версию историю о технологической сингулярности, в которой роботы любят говорить о своих чувствах? Образ социальной сети, в которой люди настолько прозрели и купаются в эмпатии, что Цукерберг бросает Фейсбук и начинает инвестировать в нее?

И потом, была определенная проблема с моим «послужным списком». Кто я такая, чтобы изобретать будущее? Я не техно-гик. Я не умею кодить. Да, о моем романе говорят как о «нейронаучной фантастике», но это всё очень далеко от той части жанра, где речь идет о «железе». Когда я писала эту книгу, я абсолютно точно не считала её научной фантастикой. Маркетинговая команда моего издателя тоже так не считала, и продавала роман как коммерческую фантастику для женщин, как гибрид в духе «Бриджит Джонс встречает «Матрицу», в котором не было и намека на подробное описание технологий — что, как казалось мне, было необходимо для создания образа будущего человечества. О вопросе моего пола и говорить не стоит: большую часть времени я чувствую себя бесполым рабом своего ребенка и машиной по производству слов. Достаточно ли я женщина для того, чтобы представлять всё наше сестринство? Или я чувствую себя самозванкой как раз из-за того, что я женщина (в этом мы как раз хороши)?

Любой разговор о поле рано или поздно скатывается в клише и обобщения. Но факт остается фактом: только 16% британцев, изучающих компьютерные науки — женщины. Этот перекос, безусловно, влияет на то, какими создаются устройства, платформы и системы, которые должны определить наше будущее. И у него есть такой же токсичный аналог в литературе.

Как известно, в научной фантастике в основном доминируют мужчины — как среди писателей, так и читателей. Также известно, что женские персонажи в ней прописаны довольно плохо; всем, кто в этом сомневается, стоит прочесть разгромный анализ Лиз Лютгендорфф, в котором она вытаскивает на свет всю ту мизогинию, которой пропитан список 100 лучших научно-фантастических книг по версии Национального Общественного Радио США. Да, ситуация меняется: все больше женщин (и, что стоит отметить, темнокожих женщин) становятся лауреатами престижных премий, таких как премия имени Артура Кларка или ее американский аналог, премия Хьюго; появляются проекты наподобие недавнего — исключительно женского — издания легендарного сборника комиксов «2000AD». Однако очень многое еще только предстоит сделать.

Вдобавок, существует мнение, что недостаток женских ролевых моделей в научной фантастике уже негативно сказался на реальном мире. «Похоже, — пишет Лори Пенни в своем июньском эссе для Guardian, — в настоящий момент у реального мира закончились идеи насчет того, как организовать своё будущее — и именно поэтому потребность в женской фантастике сейчас кажется выше, чем когда бы то ни было». Как я узнала, это и было причиной создания антологии, для которой я должна была написать рассказ. Doteveryone — организация, которая занималась его созданием, выразила надежду, что «разноплановые истории о будущем, написанные женщинами и о женщинах, могут помочь многим женщинам и девушкам добиться успеха в качестве изобретательниц, новаторов и предпринимателей».

Вау. Впечатляет. На подсознательном уровне эта мысль пробудила во мне желание пойти маршем по лондонскому «Кремниевому кольцу» (территория в восточной части Лондона, один из крупнейших технологических кластеров в мире — прим. перев.), раздавая испуганным программистам книги Бекки Чамберс и Ннеди Окорафор . Проблема была только в одном: я не была уверена, что сама до конца в неё поверила.

Научная фантастика очень сильно повлияла на меня в детстве. Мне нравилось что-то из каноничной классики, но большая часть книг, которые я обожала, принадлежали к «новой волне» и были опубликованы в период между 80-ми и 2000-ми. Да, я любила книги Джилл Патон Уолш, Урсулы Ле Гуин и Октавии Батлер , но также я любила и Уильяма Гибсона , и низкопробные мальчишеские романы по вселенной сериала «Космос: Далёкие уголки». В некоторых книгах, написанных мужчинами, я тоже обнаружила несколько нетривиальных женских персонажей, которые вызывали моё восхищение (моя давняя любимица — Ева, звезда одноименного романа Питера Дикенсона в жанре young adult) — как и немало мужских, и даже совсем не принадлежащих к человеческому роду. По моему опыту, дети обращают на гендер гораздо меньше внимания, чем принято считать.

Более того, как это ни удивительно, но моя любовь к научной фантастике ни на йоту не подтолкнула меня к карьере технического профиля. Несмотря на то, что в течение двух лет я читала почти исключительно фанфики по «Секретным материалам», мне удалось остаться невосприимчивой к «эффекту Скалли» — феномену, который обнаружил Институт Джины Дэвис по гендерным вопросам в средствах массовой информации. Оказалось, что женщины, которые регулярно смотрели «Секретные материалы» по телевизору, на 50% чаще шли работать в отрасли, связанные с наукой, техникой, технологиями и математикой. Когда пришло время поступать в университет, я предпочла инженерное дело английской литературе — к своему бесконечному феминистскому стыду.

Когда я начала писать рассказ, я столкнулась с некоторыми внутренними предубеждениями, в которых себя никогда раньше не подозревала. Самое первое касалось моей героини. У нее средний интеллект, она неуклюжа и не обладает какими-то заметными талантами — кроме таланта попадать в неловкие ситуации. И я на автомате предположила, что для узкожанровой, подчеркнуто феминистской антологии нужно что-то полностью противоположное. Нужна одна из этих сильных, от природы одаренных героинь. Вам знаком этот типаж: молодая, смурная, в превосходной физической форме; киберпанк с пристрастием к обтягивающим черным кожаным нарядам и фиолетовой краске для волос. Мне нравятся такие боевые, испорченные «плохие девчонки» с тех пор, как я повстречалась с Кейс Поллард из Распознавания образов Уильяма Гибсона . Но, изо всех сил стараясь написать одну из них, я начала задумываться, какими они были на самом деле. Они не были женщинами, они были девчонками — эмоционально незрелыми, вечными тинейджерами. Это осознание подтолкнуло меня к следующему, гораздо более тревожащему: не решила ли я в юности (будучи абсолютно не крутой, не сексуальной и не бунтовщицей), что я просто недостаточно дерзкая и громкая, чтобы перевести свою страсть к технологиям из области литературы в область карьеры? Не по этой ли причине я теперь не гребу миллионы лопатой в каком-нибудь коворкинге в Шордиче?

Так моя героиня стала 47-летней, неказистой, прагматичной и гомосексуальной.

Что касается антуража: я осознала, с какой готовностью купилась на миф о том, что великие изобретатели живут одинокой жизнью, полной непрестанной работы и физической агрессии, и находятся на грани психического расстройства (чудный традиционный подход, встречающийся в работах авторов от Мэри Шелли до Нила Стивенсона и далее). И снова я переосмыслила то, какое влияние этот притягательный посыл оказал на меня: не предположила ли я, что просто не создана для научной славы, если мои жизненные цели включали в себя быть здоровой и счастливой?

Потом пришла очередь науки. Сначала я хотела, чтобы в основу моего сюжета легли вопросы нейробиологии сна, но довольно скоро засомневалась. Время от времени мне нравилось прикладываться к таким крепким вещам, но я никогда не чувствовала необходимости писать об этом. Но разве мне не нужно было написать технически безупречный ответ всем критика современной научной фантастики — всем, кто утверждает, что жанр «размывается» из-за непочтительных дилетантов, которые «под видом научной фантастики пытаются подсунуть нам космические мелодрамы и левацкие лекции о личностном многообразии»?

В конце концов я оставила попытки стать «правильным» автором женской научной фантастики и просто написала то, что вышло — небольшую вещицу о скорби, любви и семье, в которой тема науки недалекого будущего никак не педалировалась. Но не сказать, чтобы мой рассказ — «A Darker Wave» — был хоть сколько-нибудь более «женским» или значимым, чем другие рассказы из той же антологии, в которых героини были более сексуальными (как в «There are Wolves in These Woods» Кассандры Кхо), или действие которых происходило в более гламурной обстановке (как в «The Cure For Jetlag» Мэдлин Эшби ), или где больше говорилось об астрофизике («In the God Fields» Лиз Уильямс ). Он просто был другим. Все они были немного разными. Весь этот восхитительный и неожиданный разброс перспектив, страхов, надежд и идей бросался в глаза гораздо больше, чем их общая «женскость».

Я поддалась той же ложной идее, которая вводит в заблуждение всех в сфере технологий: убеждению, что многообразие означает поиск схожести в разных людях. Это та самая идея, которая предписывает, что женщины должны учиться писать код; которая ожидает от людей с различным опытом, что они идеально впишутся в монолитные культуры организаций, которые и не думают меняться; которая недооценивает ценность знаний, не хранящихся в массивах данных.

Лучшими образцами научной фантастики всегда становились те произведения, которые наиболее сильно обманывали наши ожидания. Если добавление всё новых и всё более разнообразных описаний жизни женщин поможет обнаружить новые идеи в научной фантастике — в жанрах, которые сосредотачиваются на «железе», или на программах, или в гибридных жанрах, — мы получим больше хороших книг. А чем лучше будет становиться научная фантастика, тем вероятнее мы сможем вытеснить старое мышление, дать место новым идеям, достучаться до новых читателей и, возможно, изменить само будущее. Независимо от того, будут ли в этих книгах гигантские инопланетные королевы-воины упоминать о своих месячных, или нет.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: The Guardian
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
30 понравилось 4 добавить в избранное

Комментарии 1

Великолепно! Я ее уже заочно обожаю, правда смутило IT-евангелист, когда начала искать инфу о ней, что это? Или это другая Молли? Мне нужно больше информации.