За посвящениями: Хантер С. Томпсон

Автор: Арвинд Дилавар (Arwind Dilawar)
Иллюстрация: Габриэль Шери (Gabriella Shery)

Взгляд на семью, друзей и вещества, которым Томпсон посвящал свои книги

16 февраля 2005 года Хантер С. Томпсон находился в своем доме в Вуди Крик, штат Колорадо. Только-только закончился футбольный сезон, который всегда приводил его в угрюмое настроение, и в это же самое время он страдал от болей в бедре и спине, что вызывало трудности в передвижении. Это ставило крест на его любимых занятиях: плаванье и взрывании вещей. Вместо этого 67-летний писатель сочинил машинописную запись, адресованную себе:

Больше никаких игр. Никаких бомб. Никаких прогулок. Никакого веселья. Никакого плаванья. 67. Это уже 17 после 50. На 17 больше, чем я нуждался или хотел. Скучно. Я всегда раздраженный. Никакого веселья – ни для кого. Ты становишься жадным. Веди себя, как подобает старику. Расслабься – больно не будет.

Через четыре дня Томпсон застрелился. Он сидел за кухонным столиком, где создал большинство своих рукописей.

До своей смерти Томпсон опубликовал 15 книг беллетристики и журналистики, многие из которых написаны в его отличительном стиле, прозванном друзьями «гонзо журнализмом». Повсюду в своих творениях Томпсон платит дань своей семье, друзьям, влияниям, часто посредством посвящения, хотя иногда оно чрезвычайно смутно. Его шедевр Страх и отвращение в Лас-Вегасе , например, частично посвящен Бобу Гейгеру «по причинам, в объяснении здесь которых нет нужды». Эти причины объяснены ниже.

Сэнди Томпсон (урожденная Конклин; теперь Сонди Райт) была первой женой Хантера. Они познакомились через общих друзей в Нью-Йорке в 1958 году. Размышляя над тем, как она влюбилась в Хантера, в «Гонзо: жизнь Хантера С. Томпсона», биографии, написанной Джен С. Уеннер и Кори Сеймур, Сэнди говорит: «Единственное, что я могу сказать – я была потеряна. Потеряна навсегда». В одном из листов из «Гордое шоссе: сага отчаянного южного джентльмена, 1955-1967 гг.» , коллекции переписки Хантера, он умоляет ее навестить его в Пуэрто-Рико, куда он переехал в 1960 году. Хантер пишет:

Я все еще достаточно честен, чтобы сказать, что я хочу, чтобы ты успокоилась и, если ты ничем другим не занимаешься, хотя бы полежала голышом со мной на этой гостиничной кровати и понаблюдала за морем… Также я достаточно честен, чтобы признать, что тоска по тебе на протяжении прошлых выходных стерла до боли часть меня, которая пряталась уже довольно давно.

И Сэнди в итоге навестила его. А тремя годами позже пара обвенчалась.

Для того, чтобы отследить президентскую кампанию 1972 года, семья Хантера, теперь уже с восьмилетним сыном Хуаном, переехала с Вуди Крик в Вашингтон, округ Колумбия. Эти статьи для журнала «Роуллинг Стоун» позже были собраны в расхваленный «Страх и отвращение предвыборной гонки – 72» («Лучшее, что было опубликовано для погружения туда, в центр американского политического процесса», согласно «Нью-Йорк Таймз Бук Ревью»), но этот опыт также положил нечеловеческое напряжение на Сэнди. Джен Веннер, редактор Хантера в «Роллинг Стоун», говорит в «Гонзо»:

Сэнди была не только его женой, но и его ассистентом. Она печатала рукописи, хранила их, делала всю административную работу, а также она терпела оскорбительное поведение и неослабевающие ночные раздражения Хантера.

Неудивительно, что их союз разорвался. Сэнди ушла от Хантера в 1980, после 17 лет брака. Она поддерживала его во время публикации первых четырех книг – подборку, определенно, его самых прекрасных работ, в которых она, несомненно, играла очень важную роль.

Хуан Фицджеральд Томпсон, единственный ребенок Хантера, родился в 1964 году. Спустя месяц после рождения Хуана, Томпсон, в своем обычном лучезарном стиле, написал другу:

Мой сын здесь со мной; он не может спать ночью нигде, если только не у печатной машинки… Он стонет и возбужденный постоянно, как будто перед неминуемой битвой с силами тьмы. У него опасное количество энергии и огромный набор шаров – верная формула для неприятностей.

Никсон, с другой стороны, был злейшим врагом Томпсона. В 1963 он писал своему редактору: «С волосатым животным по имени Никсон, показывающимся на горизонте, я действительно готов поверить в то, что мы живем в конце времен».

Когда двое мужчин познакомились лично во время избирательной гонки 1968 года, Томпсон назвал Никсона монументом всем мерзким генам и лишним хромосомам, которые разлагают возможность Американской Мечты. Эта ненависть только возрастала на протяжении первого президентского срока с перспективой на второй. Накануне президентских выборов 1972 года Томпсон ругался в «Роллинг Стоун»: «Никсон представляет темную, продажную и неизлечимо-насильственную сторону американского образа, который почти каждая страна в мире научилась бояться и презирать». Даже после смерти Никсона в 1994 году Томпсон закипел в некрологе: «Он мог жать вам руку и ударить ножом в спину в тот же самый момент».

Хуан и Никсон, каждый по-своему, вдохновляли на эссе и статьи, которые Томпсон написал на протяжении поздних 60х и ранних 70х годов, лучшие из которых собраны в «Большой охоте на акул».

Самое таинственное посвящение предназначалось Бобу Гейгеру, хирургу с Сономы, Калифорния. Жена Гейгера познакомилась с Сэнди на городской площади, где они завязали разговор о детях (они обе имели годовалых) и писательстве (Гейгер был романистом). Гайгеры пригласили Томпсонов на ужин, и дружба началась.

В «Гонзо» Гейгер делает предположение:

Люди думают, что «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» посвящен мне, потому что я поставлял Хантеру наркотики, но основная причина в том, что я каждую ночь водил машину в Сан-Франциско и вместе с ним перечитывал рукопись «Ангелов Ада» страница за страницей, слово за словом.

Без сомнений, важный фактор, но не объяснение, почему именно «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», а не «Ангелы Ада» посвящено Гейгеру. Вся правда, вероятно, включает в себя мгновение в середине 60х, когда Томпсонов выселили с их квартиры (после того как Хантер и Боб стреляли там по сусликам) и Гейгеры приютили их на некоторое время.

Но еще более существенным фактором, относящимся к гозно-нраву из «страха и отвращения», могут быть эти слова Гейгера:

Я опубликовал роман, и у Хантера появилась эта глупая идея, что, должно быть, это очень важно – писать художественную литературу. Я пытался указать ему: «Хантер, но ты и пишешь художественную литературу. Все рукописи – художественная литература, выдумка! Опыт есть опыт, а слова есть слова, так что все это выдумка.

Что касается Дилана, то он был любимым исполнителем Томпсона. О музыкальном вкусе автора его литературный распорядитель Даг Бринкли говорит: «Он знал, что ему нравится… и в первую очередь это был Дилан». В письме другу Томпсон пишет: «Дилан – феномен, черт побери, чистое золото и подлый, как змея».

Песня Дилана «Mister Tambourine Man» была особенно близка сердцу Томпсона и его книге «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». В заметке своему редактору из «Роллинг Стоун», который опубликовал раннюю версию романа, Томпсон даже сравнивает свою книгу с песней Дилана: «Центральная проблема в том, что ты работаешь сверхурочно для Надежного, или хотя бы Достойного Доверия журнализма… лучше бы тебе попробовать найти объективный, хронологический смысл … “Mister Tambourine Man”»

Томпсон в своей заметке намекает на более значительную связь между его книгой и песней Дилана, чем просто личностную. Несколькими годами раньше он детально описал, что такое “Mister Tambourine Man” для него:

«Это Национальный Гимн Хиппи… для каждого, кто был частью этого явления (пост-битников) перед тем, как слово «хиппи» стало национальной публичной достопримечательностью (в 1966 и 1967), “Mister Tambourine Man” есть эпитафия и лебединая песней для образа жизни и инстинктов, что привели в итоге к чрезвычайно рекламируемому «феномену хиппи».

Эти размышления опубликованы в еще одном собрании его писем «Страх и отвращение в Америке: жестокое странствие журналиста вне закона, 1968-1976 гг.» . Там раскрывается настроение настолько близкое собственным идеям Томпсона об эре хиппи, насколько оно отражается в «Страхе и отвращении в Лас-Вегасе»:

Сан-Франциско в середине 60х был особенным временем и местом… для нас это был толчок, импульс… мы плыли на гребне высокой и красивой волны… и теперь, спустя меньше чем пять лет, ты можешь подняться на крутой холм в Лас-Вегасе, посмотреть на Запад и, правильно сделав это, почти увидеть верхнюю отметку воды – место, где та волна наконец-то остановилась и откатилась назад.

По его просьбе “Mister Tambourine Man” был также сыгран на его похоронах, после того как его прах выстрелили с фейерверка, в настоящем стиле гонзо.

Перевод: carbonid1
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ