Интервью с Томом Холландом: Калигула, вампиры и смертельные угрозы

Том Холланд (Фото: Чарли Хопкинс)
Автор: Шарлотта Хиггинс (Charlotte Higgins)

Историк и автор бестселлеров говорит об исламе, Твиттере и шокирующем мире Римской империи.

Том Холланд взволнованно показывает мне свое последнее приобретение. Мы находимся в его кабинете с высокими потолками в южной части Лондона. Над нами возвышаются десять книжных полок, заполненных различными книгами от работ по сексуальным практикам в древнем мире до «Повестей ислама» Фреда Доннера. Над письменным столом висит репродукция прелестной фрески 15 века, изображающей молодого Цицерона за чтением. Стены увешены репликами военных шлемов (один из них, в римском стиле, искусно украшенный перьями), щитом и битой для крикета. Последняя связана со вторым, на касающимся истории, увлечением Холланда: он активный член команды Авторы XI и очень жалеет, что пропустил последний матч против Трагических Ораторов. Из витрины, полной глиняных черепков и других маленьких сокровищ, он достает новую игрушку – золотую монету римской чеканки, на которой легко узнать пухлые щеки императора Нерона. «Это довольно дорогое хобби», говорит Холланд немножко виновато. Нерон, вероятно, самый яркий персонаж его последней книги «Династия» - захватывающего рассказа о возвышении и падении династии Юлиев-Клавдиев. В каком-то смысле это продолжение его бестселлера «Рубикон», повествующего о падении Римской республики и опубликованного в 2003 году. Продолжение это откладывалось длительное время из-за других проектов: книг о позднеантичной и средневековой истории, хроники Персидских войн и перевода «Истории» Геродота.

«Династия» основана на свидетельствах Тацита, Светония и других, но обладает своей собственной атмосферой. Август представляется зловещим манипулятором республиканским правительством, его отказ от почестей является всего лишь притворством и скрывает истинный захват власти. Тиберий же – его меланхоличный антагонист, человек принципов, пытающийся соответствовать модели, созданной Августом. Калигула же отличается от образа психопата, столь блестяще воплощенного Уильямом Хёртом в телесериале «Я, Клавдий». Здесь он циник и эстет, который угрожает сделать свою лошадь консулом лишь для того, чтобы подшутить над поверженным сенатом. И Нерон: он – претенциозная кульминация их всех, его замечательно продуманное мифотворчество себя в конце концов приводит к падению династии. Холланд писал последнюю часть в состоянии легкого помешательства: «Я просыпался утром и думал: «О Боже! Еще один день я буду писать про Нерона». Я писал и думал о нем все время, он не покидал мои мысли ни на миг. Когда день подходил к концу, и я был слишком уставшим, чтобы писать дальше, вместо мыслей о долгожданном отдыхе меня посещали сожаления о невозможности продолжать». Одно абсолютно очевидно: эта история эротична, кровава и временами мрачна. Но по мнению Холланда Юлии-Клавдии вовсе не были безумцами. Он считает, что они были «очень способными людьми».

Новая игрушка Холланда – золотая римская монета
Тому Холланду 47 лет. Он высокого роста, у него длинный нос, он повернут на истории и невероятно умен. За те десять лет, что мы знакомы, он стал воином, закаленным в боях. В прошлом году, перед шотландским референдумом, он и историк Дэн Сноу выступили в поддержку единства и написали открытое письмо шотландским избирателям, подписанное английскими знаменитостями от Тома Дейли до Дэвида Аттенборо. Возымело ли это послание эффект остается спорным; оно безусловно раздразнило тех, кому не понравилась идея, что на их серьезный конституционный вопрос может повлиять мнение, например, Бобби Чарльтона. Гораздо более серьезным событием стала экранизация его книги «В тени меча». Документальный фильм «Ислам: нерассказанная история» вышел на Канале 4 и вызвал бурную полемику. (Книга сама по себе получила хорошие отзывы). Фильм рассматривал происхождение ислама исключительно с исторической точки зрения и выразил определенный идеи – ислам, возможно, возник не поблизости от Мекки, исторических свидетельств о возникновении религии очень мало, также мало известно о написании Корана, - которые стали причиной 1200 жалоб на Канал 4 и Офком.

Тем временем Холланд был вовлечен в грандиознейшую дискуссию в Твитттере. «На самом деле я переживал не столько, что кто-то придет и отрубит мне голову, сколько, что я буду отвергнут либералами, что люди подумают, что я расист. Поэтому я зашел в Твиттер, чтобы опровергнуть обвинения в искажении вещей в моей книге, и чтобы переубедить людей, говорящих: «Вы делаете это, потому что вы расист». Проблема с дискуссией в Твиттере состояла в том, что любой мог написать оскорбительный комментарий и угрожать мне или моей семье». Должно быть, все это было пугающим и унылым для Холландов (его жена Сэди – акушерка, и у них две дочери). «Быть в центре этой дискуссии – в течение месяца или около того каждый день я получал множество угроз – означало примерно, как ходить с синяком на губе. Ты чувствуешь, что синяк огромный, и что все смотрят на тебя. Но если подойдешь к зеркалу, то синяка почти не видно. На самом деле всем все равно. Тем не менее эта буря в Твиттере меня напугала».

Агрессивные высказывания, с которыми он столкнулся в интернете, повлияли на взгляды Холланда на ислам: «В Твиттере немало мусульман, которые считают, что неверных надо предать смерти. И мы можем видеть результат этого на Среднем Востоке, где ИГИЛ не упускает такой возможности. В этом весь ужас: для одного ты либеральный мусульманин, для другого ты неверный». Я предполагаю, что совсем небольшое количество людей верит в подобные вещи. Холланд же считает, что существует достаточно воюющих сторон, использующих Коран в качестве «инструкции по применению», чтобы начать задумываться об этом и применять исторические методы в отношение ранней истории ислама. Он почти смеется над сюрреалистической идеей, что позднеантичная история может повлиять на современную политику и военные конфликты, и вспоминает споры о юридических кодексах Сасанидов и их возможную связь с хадисами в Твиттере. Но мы оба знаем, что это не шутка. На следующий день после нашего разговора Халед аль-Асаад, директор отдела древностей в Пальмире, убит сторонниками группировки ИГИЛ.

Холланд считает, что изучение раннего ислама может, в долгосрочной перспективе, сыграть роль в нейтрализации воинствующих фундаменталистских группировок, таких как ИГИЛ. Это мнение он изложил в лекции в память Кристофера Хитченса этим летом на фестивале в городке Хэй. Хоть я и приветствую цели Холланда как историка – ничто не должно быть запрещено для исторического изучения, - в этой идее я все же сомневаюсь. мы недолгое время спорим о том, повлияло ли стремление в 19 веке поместить события, изложенные в Библии, в исторический контекст на людскую веру. На мой взгляд, это маловероятно. И радикальность мусульманского меньшинства безусловно не может быть отделена от западной внешней политики. И если сравнивать, то христианский фундаментализм кажется мне постмодернистским феноменом, а не результатом исследований 19 века. Холланд не согласен: работы таких ученых как Альберт Швейцер «изменили контекст западных аргументов: христиане уже не воспринимают Ветхий Завет столь же буквально, как они делали 200 лет назад, и даже сторонники божественного сотворения мира признают эволюцию». Он оживляется: «Если честно, меня все это не волновало бы, если бы не тот факт, что люди используют подобные [религиозные] тексты, чтобы оправдать насилие над девятилетними девочками». Здесь он ссылается на ужасающие действия сторонников группировки ИГИЛ по отношению к курдским девушкам и женщинам. «Как по мне, если вы считаете, что изнасилование девятилетних девочек — это неправильно, то неправильно не привлекать внимание к мусульманским традициям, которые могут это оправдывать. Я не хочу сказать, что суть этих традиций лишь в этом, и что это их единственная интерпретация, потому что говорить так означало бы быть таким же фундаменталистом как любой убежденный сторонник ИГИЛ. Но притворяться, что эти вещи не связаны, было бы лицемерно».

Однако, здесь Холланд ставит телегу впереди лошади: ИГИЛ еще не существовала, когда он начал работу над «В тени меча», и его интерес к истокам ислама происходит не из современной политики и религии, а из желания понять, каким образом арабская мусульманская империя появилась на останках двух древних империй – Римской и персидской. Его книга «Тысячелетие», вышедшая в 2008 году, рассматривала уникальность западной Европы. «Суть в том, что франки, готы, остготы и визиготы были такими же римлянами, как и варварами. Интересная модель для раннего ислама. Нужно лишь взглянуть на Купол Скалы [в Иерусалиме], чтобы увидеть, что он очень римский. Я хотел узнать, насколько парадигмы, помогающие нам понять падение западных империй, применимы к востоку».
Он добавляет: «Я считаю, что вы в каком-то смысле предаете науку, если отказываетесь применять парадигмы, применимые к любому другому историческому периоду, именно к этому. Мы изучаем взаимоотношения религии и империи во все времена. Действительно ли мы готовы утверждать, что с этим периодом все по-другому? Тогда это действительно исламофобия».

Холланд вырос в Уилтшире, рядом с Стоунхенджем и Уилтоном, чья история восходит к англо-саксонскому Уэссексу. (Его следующая книга, помимо перевода «Жизни двенадцати цезарей» Светония, это изучение правившего в 10 веке короля Этельстана для серии «Монархи» издательства «Пингвин», проект тесно связанный с его детскими воспоминаниями, которые она называет «эмоциональной магмой, ждущей выражения»). Его основным занятием было чтение, также, как и его младшего брата Джеймса, историка, специализирующегося на Второй мировой войне. «Я всегда думал, что прошлое гуда более завораживающее, волнующее и красочное, чем настоящее. В пятилетнем возрасте я был маниакально увлечен динозаврами. И всем доисторическим периодом. Развитием нашей планеты. Меня будоражили картины смены эпох: палеозой, мезозой, кайнозой. Затем мне подарили, причем в одно и то же время, две книги: «Астерикса», книгу о римской армии, на обложке которой был центурион с галльским копьем в животе, и книгу древнегреческих мифов. Они покорили меня одновременно с изображениями трилобитов и астероидов, пронзающих биосферу мелового периода».
Холланд заинтересовался персидскими войнами и в 12 лет взял из библиотеки перевод Геродота. «Это было первое прочитанное мной классическое произведение». Чего он тогда не понимал, так это того, что прежде чем вы доберетесь до битвы при Марафоне и Фермопильского сражения, вам придется продираться через «бесконечную ерунду» вроде фрагментов лидийской и персидской истории и длительного описания жизненного уклада египтян. Постепенно, однако, он полюбил Геродота. «В течение моей писательской карьеры я представлял «Историю» в программе «Книга перед сном» на Радио 4, я пользовался Геродотом как источником для «Персидского огня», а затем я имел честь переводить его. Это удивительно тесная связь с автором – немного похоже на брак. Нельзя быть ближе к писателю, чем когда ты переводишь его». Что удивительно, греческий Холланд выучил совершенно самостоятельно. Каждый день он энергично брался за новую порцию, и теперь этот опыт сродни дневнику: когда бы он читал любую часть «Истории», он прекрасно помнит, что с ним происходило, когда он ее переводил. Когда перевод был закончен, дети Тома украсили венком бюст Геродота в его кабинете и устроили греческий праздник. Радость с оттенком печали. «Я подумал: все закончилось, так близки мы уже не будем».

Не смотря на свою любовь к древней истории в Кембридже Холланд изучал английский язык. Он обнаружил, что «Диккенс, Шекспир и поэзия непреодолимо увлекательны, так же, как и история древнего мира и динозавры». Сейчас он думает, что «подсознательно боялся, что изучение древней истории или классической литературы снимет с них покров тайны». Но все сошлось: он любил именно литературность истории, особенно «мифопоэтику истории», которая пронизывала древние тексты. Он написал и защитил докторскую диссертацию по Байрону и древней Греции «и вскоре понял, что самое интересное в Байроне было то, что он создал культ знаменитости. И я решил воздать ему почести и сделать его вампиром в своем романе». Книга («Вампир. История лорда Байрона», 1995) оказалась вполне успешной, и он заключил контракт еще на три, «что никогда не входило в мой жизненный план». Он говорит: «Действие последней происходит в Египте, и по структуре она напоминает матрешку. Внешний слой – это Говард Картер, обнаруживший могилу Тутанхамона, под ним аль-Хаким, мусульманский Калигула 11 века, а ядром романа стала история Эхнатона и Нефертити, предполагаемых родителей Тутанхамона. Я провел невероятное исследование ради этой книги. Нет ничего, чего бы я не знал о карьере Картера, Каире периода Фатимидов или 18 династии. Я думал, что читатели оценят вложенный труд. Но поскольку это был роман о вампирах, никого мой труд не волновал». И он вернулся к предпочтениям подросткового периода. Он говорит, используя поразительный, и я думаю, что неосознанно, вампирский образ: «В молодости я досуха высосал все книги о римской республике, какие мог, и я подумал: Вот о чем я хочу писать». Так появился «Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики», а все остальное уже, во всех смыслах, история. Внутренний мир Холланда полон желаний и стремлений. Он рассказывает мне о процессе написания «Династии»: «Когда я писал ее, то чувствовал волнение, радость и страсть, те самые радость и страсть, которые чувствуют поэты, когда пишут о любви».

Перевод: moorigan
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ