О том, как я не хотела писать это рекламное эссе, связанное с выпуском моей новой книги

Лорен Акампора об обществе, потребляющем искусство, и о том, как не позволить ему потребить и вас.

Кто-то кликнул этот заголовок и собирается читать статью? Отлично! Значит, я все-таки вызвала ваш интерес.

Представьте, что вы – писатель, и вам надо написать эссе о привлечении внимания для привлечения внимания. Ваш издатель попросил вас, как и других своих авторов, постараться и написать о чем-то, связанном с вашей жизнью или работой. Это необходимо, потому что предстоит выход вашего нового романа, и нужен какой-то привлекающий внимание к вашей книге контент. И такое эссе, автобиографическая виньетка или статья с списком рекомендованных для чтения книг (автор назвала такие статьи со списком для чтения «листикл», соединив два английских слова «список» и «статья» в одном – прим. пер.) —  полезный способ привлечь внимание потенциальных читателей, повысить узнаваемость вашего имени и, если повезет, поможет «быть на слуху».

Вы — славный малый, понимаете всю необходимость продвижения книги и обещаете попробовать. В конце концов, слово «эссе» означает «попытаться».

Проблема, однако, в том, что вы писатель-беллетрист, и даже просто мысль о написании эссе (особенно о себе) вызывает у вас тошноту. Почти все ваши друзья-писатели раздражены этой частью издательского процесса. В конце концов, если бы все мы были хороши в подобных вещах, если б мы были экстравертами, яркими и остроумными личностями, — мы стали бы поп-певцами, инфлюенсерами в Instagram, политиками, мемуаристами, ведущими ток-шоу. Но не писателями-беллетристами.

Вам нравится эта работа писателя, потому что она позволяет делать то, что вы извращенно любите больше всего: долго сидеть в одиночестве, придумывая, создавая что-то. У вас с рождения есть убеждение, что писателям-беллетристам это позволено. Что это они и должны делать, чтобы писать хорошие книги. А написание хороших книг ведет к успеху. Книги говорят сами за себя. Писатель может остаться в своей пещере отшельника и выпустить книгу на волю, но необязательно выходить вместе с ней за дверь.

Как это наивно! Вы и сами это понимаете. Писатель может обладать блестящим гением и удивительной выносливостью, но все это не имеет значения. Потому что если никто не знает о нем и его книгах, то никто и не обратит на его труд внимания.

Что такое искусство без публики? Это дерево, засыхающее в одиночестве в лесу. Метафора кажется печальной: жаль видеть, как бедное одинокое дерево, со всей его историей и красотой перестает существовать, словно оно никогда и не жило. Вы в страхе понимаете: это то, чего боится каждый художник – засохнуть вот так, в безвестности.

Проблема в том, что искусство чахнет и умирает без распространения. У художника всегда двойная миссия: создать шедевр и обеспечить ему известность.

Стремление к творчеству коренится, в конце концов, в базовой человеческой потребности в общении. Как художник, вы обязаны не просто проявлять свое видение мира, но и делиться им с другими. Работа писателя в том и состоит, чтобы пропустить ваш опыт и восприятие мира через алхимический механизм вашего писательского уникального ума. Затем вам предстоит упаковать его в форму чего-то нового, неповторимого - заманчивого настолько, что другие люди захотят впустить этот переработанный опыт в их собственное сознание.

Можно даже сказать, что искусство — это форма репродуктивности. Репродуктивности вашего сознания. И это такой же процесс, как и биологическое воспроизводство, хотя не всегда такой же приятный.

Конечно, я сейчас не открываю вам новую истину. С тех пор, как существует искусство, существует и стремление к вниманию. Доисторические люди вырезали свои петроглифы не в отдаленных, скрытых местах, а на стратегически важных скалах, где их могли увидеть другие люди. На Газетной скале в штате Юта есть резные доисторические изображения. Эти изображения создавались на протяжении сотен лет в месте, где их могли видеть как можно больше людей. А поскольку с веками количество художников росло, росла и потребность во внимании.

В эпоху Возрождения художники соперничали за покровительство тех немногих могущественных меценатов, кто мог их обеспечить вниманием публики. Такое покровительство было симбиотическим: финансовая поддержка и широкая известность даровались тем знаменитостям или художникам с личной харизмой, кто сам показал себя лучшим пиарщиком в продвижении собственного бренда, так сказать. Возможно, именно тогда художники впервые начали серьезно заниматься саморекламой, превознося личность покровителей, полируя их собственную ауру.

А затем романтизм продвигал представление о творческой личности как о фигуре возвышенной. Именно романтизм вознес художников, поэтов и писателей на недосягаемые высоты, где их предположительно посещало божественное вдохновение, выходящее за пределы понимания простых смертных. Художникам, конечно, не повредило культивирование всей этой мистики. Лорд Байрон , одна из первых крупных литературных знаменитостей, не стесняясь, продвигал «байроманию», рассказывая публике о своих подвигах в любви и на войне, подчеркивая свою физическую красоту в искусно выполненных портретах.

Уолт Уитмен тоже был мастером паблисити, писал собственные восторженные обзоры и позировал для непритязательных фотографий, иллюстрирующих его как великого поэта в образе простого человека. На одной из фотографий кажется, что бабочка сидит на его пальце, что должно означать - даже животных привлекала его земная эманация. Позже выяснилось, что бабочка была прикреплена к картонной основе. «Публика — толстокожий зверь, — говорил Уитмен, — и вы должны лупить ее по шкуре изо всех сил, чтобы она знала, что вы здесь».

Сегодня на вас оказывается не меньшее давление - лупят по шкуре публики – чтобы создать личную мифологию или, по крайней мере, создать какую-нибудь интригу, которая могла бы удерживать внимание легко отвлекающейся публики. В нашем постиндустриальном мире с расширяющимися глобальными связями, взрывным ростом населения и экспоненциальным всплеском производства всего, от блеска для губ до селфи-палок и художественной литературы, человеческое внимание скуднее и недолговечнее, чем когда-либо.

Живя в так называемом дефиците внимания, мы погружены в постоянный шум социальных сетей, непрекращающийся поток разговоров и контента. Эта никогда не стихающая болтовня дергает струны нашей психики. Она напоминает бесконечную вечеринку у бассейна: мы то входим, то выходим, но никогда не покидаем вечеринку совсем. Информационный рев остается в наших ушах даже после того, как мы закрываем компьютер и выключаем телефон. Социальные сети настолько проникли в нашу жизнь, что само одиночество стало казаться иллюзией. Есть ощущение, что за тобой всегда наблюдают, чередующееся с ощущением того, что ты никому не нужен, и тебя игнорируют. Это осознание присутствия других постоянно, как постоянна попытка понять, на что или кого большинство обращает внимание.

И как действовать художнику в таком сценарии? Вы, как и ваши друзья-писатели, слишком впечатлительны. Вы все интроспективны и, возможно, немного интровертивны. Вы парализованы всей этой вечеринкой.

Да, все понимают, что социальные сети — отличный уравнитель. Никогда еще не было такого демократического пути для распространения идей — к лучшему это или к худшему. Никогда не было такого открытого пути для саморекламы, и это прекрасная возможность для писателей со способностями к самопиару . Некоторые самые забавные и сообразительные получили впечатляющую аудиторию.

Есть писатели, реализующие и продающие свои книги, основываясь только на этой виртуальной аудитории (хотя это до сих предмет для споров, так ли много книг покупают эти фантомные подписчики).

Но как насчет вас и таких, как вы? И вас много, если опираться на мои любительских исследованиях, — тех, кто чувствует робость и неуверенность, публикуя случайные мысли на этой всемирной доске объявлений? Как насчет тех из вас, кто не решается выставить напоказ свою частную жизнь под мигающим баннером «посмотрите на меня!»? У каждого писателя-беллетриста, которого я знаю, напряженные отношения с социальными сетями, каждому из них противна необходимость взаимодействовать с ними, и они очень хотели бы бросить всё к чертям! Но чувствуют, что не должны или не могут: ответственность за карьеру, постыдная зависимость или что-то ещё - такой постмодернистский шар на цепи, прикованный к ноге. Это заставляет чувствовать себя грязным, к тому же съедает много времени.

Уверена, вы знаете, что социальные сети — это еще не все. Есть много других способов расширить читательскую аудиторию. Не стоит недооценивать старомодную сила личного общения – встречи с влиятельными персонами на вечеринках, болтовня с гостями, которые могут прославить любое имя и поднять вашу карьеру. Некоторые писатели наделены блестящей харизмой, которую они переносят с вечеринки на вечеринку и из книги в книгу: это счастливые обладатели какого-то необычного прошлого, чрезвычайно интересной или привлекательной внешности или ранее существовавшей известности из другой карьеры или положения.

Если у вас всего этого нет (а вы боитесь, что у вас этого нет), то вам остается создать эффектный образ. Даже простое использование характерной детали в образе или создание нарочитой эксцентричности может стать основой для вашей легенды. Вспомните о закрученных усах и накидке Сальвадора Дали, о белых костюмах Тома Вулфа , о сшитых на заказ рубашках и галстуках Донны Тартт , о пряди седых волос Сьюзан Сонтаг (намеренно неокрашенной) и даже сумочке ворчливой Патриции Хайсмит, полной улиток.

Если уж и с этим никак, то вы можете поискать новый подход (или лучше назовем это приманкой) к самой работе, будь то предмет постоянного публичного интереса или какая-то новая горячая социальная тема. Конечно, слишком поздно делать это в вашей новой книге. В любом случае эту последнюю стратегию очень трудно поддерживать долгое время.

Овладеть горячей темой означает обладать экстрасенсорным предвидением. Ведь нужно написать убедительную и глубоко прочувствованную книгу на эту тему (заранее, как вы понимаете), и чтобы ее публикация произошла точно в нужный момент — и тогда вы проплывете через это окно пикового интереса до того, как оно захлопнется, и культура двинется дальше. Учитывая черепаший темп написания и публикации, это похоже на карнавальный аттракцион: попадание из водяного пистолета в движущуюся мишень из машины, стоящей на дальней парковке.

Итак, что же остаётся вам, жалеющему себя обычному писателю-беллетристу без славы, без увлекательного прошлого, без необыкновенной красоты, без таланта к светской изящной болтовне и без пабликов в социальных сетях? Что остается вам и вашим самым обычным друзьям, которым противна самореклама? Они пишут рассказы, интересны сами себе и надеются, что универсальные темы заинтересуют и читателей? Если вы ничем не примечательная леди из пригорода, которая стирает, пылесосит, выгуливает собаку и помогает детям делать уроки по математике, то накидку вы надеваете только на Хэллоуин, и живые улитки не выползают из вашей сумочки. Разве вы не можете просто писать книги и надеяться, что нужные читатели найдут их и полюбят?

«Ты должна трубить в свой собственный рог», — всегда говорила мне моя мать. «Никто не будет стучать в твою дверь, чтобы прийти и раскрыть миру твои таланты».

И это угнетало меня. Я выросла с убеждением, что скромность — чуть ли не главная добродетель. Когда пришло время поступать в колледж, писать резюме и ходить на собеседования, то есть «трубить в свой собственный рог», было противно всем фибрам души. То, что я делала, казалось незначительным по сравнению с тем, что сделали другие, и с тем, что я планировала сделать. Было неправильно, фальшиво рекламировать себя, основываясь на таком слабом материале. Я все еще так считаю и все еще думаю, что скромность — это то, что нужно ценить.

Может быть, я старомодна, но, по-моему, это — своего рода доброта и нежелание ставить себя выше других. Это демонстрация уважения и веры в равную ценность всех жизней. Ваш опыт, ваши достижения не лучше, чем у других, просто они отличаются.

В глубине души разве не все художники (по крайней мере, иногда) считают себя гениями? Разве не нужно умопомрачительное высокомерие, чтобы взять и написать книгу? Разве не все творческие люди ищут признания, одобрения, похвалы и славы? Да, славы.

Я сказала одной знакомой писательнице, что просто предпочла бы писать книги, а не участвовать в Today Show.

«Так вы не хотите участвовать в шоу?» — спрашивает она. Не знаю, хочу ли я. Может быть, и хочу. Может быть, неискренне притворяться, что не хочу. Может быть, глупо сидеть, сложа руки, и надеяться на чудо. Как тихоня на танцах, с которой никто не хочет потанцевать, а она, скромная и отстраненная, хочет, чтоб её тоже заметили, но так, чтобы не ввязываться при этом в скандал. Может быть, бескомпромиссные честолюбцы - те самые, кто готов на всё, обладатели прав и непомерного эгоизма — единственные честные и умные люди.

Я помню, как была в шоке от одной начинающей «звезды искусства» в колледже, которая устроила шоу обнаженных автопортретов во время выходных для родителей первокурсников. Она едва не сбила меня с ног, чтобы добраться до мальчика, с которым мы иногда встречались. Только позже я поняла, что мальчик был богатым наследником, и что она открыла на него охоту — зато теперь выставляется в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

Может быть, это и есть люди, которые впишутся в учебники истории, как Уитмен и Байрон.

Правда в том, что привлечение внимания — это анафема и неотъемлемая часть искусства. Вы знаете, что существует двойной императив: нырнуть в себя, создавая глубоко продуманную работу, и затем всплыть на поверхность и бродить по мелководью рекламного продвижения. Даже когда художник полностью удален от мира, трудится глубоко в своей отшельнической пещере, у него все равно есть надежда на аудиторию и стремление к ней. Единственный способ создать что-либо истинное — верить, что никто за вами не наблюдает. Что никто никогда даже не увидит ваш шедевр! Но в то же время сам акт создания искусства предполагает существование кого-то другого, на кого это произведет впечатление. В этом и парадокс: творить в безвестности и в центре внимания одновременно.

Если обратиться к философу Сёрену Кьеркегору  (что происходит невыносимо часто), акт творения есть акт веры, родственный кьеркегоровскому Рыцарю Веры —  фигуре абсурдной, способной охватить конечное и бесконечное одновременно. Для создания искусства необходима абсолютная вера и в смерть, и в бессмертие, в безумное сочетание смирения и высокомерия.

Вы думаете, что этот безумный танец художника не так уж сильно отличается от танцев любого обычного человека, не так ли?

Мы все движемся через невозможное, действуя изо дня в день, преодолеваем своё отчаяние и страдания мира.

Мы все создаем и утверждаем жизнь среди безжалостного разрушения.

Мы тратим себя из уважения к величию этого мира и утверждаем себя как его равноценную частицу.

Мы все художники, живущие за счет внимания: получающие его и отдающие.

Так уж сложилось: все, что вы пишете, в конечном счете будет именно об этом. На первый взгляд, ваша новая книга о богатых белых людях из пригорода, которые занимаются своими богатыми белыми пригородными делами. Вы пишете о скуке, материнстве, разочаровании, неверности — антитеза горячей темы. А может вы пишете об ухудшении состояния окружающей среды, стремлении спрятаться от климатического кризиса, о надвигающейся гибели и силе искусства перед лицом катастрофы.

В основе вашего романа — и всей вашей работы — лежит обязанность создавать и соединять. Вас всегда тянуло писать об искусстве и особенно о художниках, да. Потому что писательство позволяет вам придумывать произведения искусства, не покупая и не работая с художественными материалами. И потому, что вас интересуют персонажи, которые отчаянно пытаются найти то самое соединение — это имеет решающее значение для их жизни. Без творческого сцепления они чахнут и наталкиваются на другие способы создавать трение, часто разрушительные.

В глубине души вы знаете, что творчество — это универсальное человеческое стремление оставить след в истории, бунт против ненужности и смерти, желание быть замеченным и запомниться. Передача одного разума другому, священный акт внимания, бесконечный процесс человеческого перекрестного опыления – этот след и есть чудо. Стойкий след, что сохраняется много дольше вашей жизни и обладает постоянной способностью привлекать внимание людей, убеждая – те, кто жил раньше, были во многом такими же, как они. И те, кто придет после, унаследуют тот же самый набор любви, горестей и тайн.

Искусство — это одновременно и memento mori, напоминание о бренности нашей жизни, и бальзам понимания того, что мы не одиноки и никогда одинокими не были .

В конце концов, разве это не этой мерой вы измеряете то, что хотите сказать о своей работе, о писательстве, о себе?

Ну вот вам и эссе. Можно доставать накидку.

Лорен Акампора (Lauren Acampora)

Лорен Акампора — автор книги «Сад чудес», лауреат премии GLCA New Writers Award и финалист книжной премии Новой Англии; автор романа «Бумажная оса», вошедшего в лонг-лист премий Центра художественной литературы за первый роман. Она является научным сотрудником NYSCA / NYFA в области художественной литературы 2021 года от Нью-Йоркского фонда искусств. Ее произведения публиковались, среди прочего, в Paris Review, Guernica, The New York Times Book Review и LitHub.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ