"Чему смеялся я сейчас во сне?"

Два голубых взошедших солнца на наших коленях : глаза любимого человека, лежащего у нас на коленях. Что может быть лучше этого неземного чувства? Смотреть на то, как спит любимый на нашей груди...

Блаженное чувство сна, прижатого к груди! Целый мир, тёмный океан чувств покоится и дышит на груди, а сердце любимой, словно алая луна, невесомо восходит над нежными, бледными облаками тела, словно в море, светло прокладывая зыбкую дорожку волос.
Любимая, что снится тебе в этот миг? Возможно, мы с тобой идём по вечернему берегу океана - ты бросаешь камешки в воду, говоришь о забавно-жуткой ошибке Китса в Эндимионе : ike the gnawing sloth On the deer's tender haunches - ленивец грызёт ногу оленя... Помнишь, улыбнувшись, ты ещё спросила : а может это и есть настоящий ленивец, а всё остальное время он только гениально притворяется?, - а значит, у меня на груди отражается нежный мир, и я вместе с тобой : сладкая, бархатная тяжесть на моей груди : я, твоё милое тело и ты во сне.

Кадр из фильма "Солярис" Андрея Тарковского.

Дальше...

Так бог когда-то смотрел на первозданный мир и первых людей, ещё не ожидая от них подвоха, ещё не зная, что ему, богу, предстоит умереть...
В самом начале мира бог, подобно великому художнику, молчал, отрешившись от себя, изъяв из шедевра мира своё "я", свой голос, ибо мир стал уязвим, когда в нём впервые заговорил бог... но он бы склонился над Адамом и Евой тихими звёздами, ночью и синим полумраком листвы, окружив влюблённых своим тёплым молчанием, в котором прорастали бы нежнейшие звуки мира, слова Адама и Евы о любви.
Да, в этот миг сотворения мира и женщины, мужчина похож на Адама, у которого под сердцем, словно ребёнок, тепло ощущается сладкая пульсация жизни : это как почувствовать жизнь на другой планете...
А пока... пока я лениво перелистываю твои сны, проникая в них пьяной, оступающейся пунктуацией пространства и времени, своих касаний и слов.
Вот я приглаживаю твои волосы, дую на них, целую их, словно доверчивую, ласково сбывшуюся тень твоей души, а тебе снится, что цветущий, яркий ветерок коснулся твоих волос и плеч.
Милая, ты прижимаешься ко мне во сне, и тут же прижимаешься и ко мне наяву, словно бы нежно, мистически изменяя одному из нас... но я не ревную, ибо ты изменяешь со мной же : странное, сладкое чувство..
Вот я читаю тебе стих Китса :

Свиваясь в кольца яркие, змея
Пред ней трепещет, муки не тая.
Казалось, узел Гордиев пятнистый
Переливался радугой огнистой...

Провожу рукой по твоей обнажённой ноге... рука, моя ласка, тепло змеятся выше, обвивая бедро, скользят дальше, поднимаясь к груди, медлят на ней, на шее прозрачной нежностью пуантилизма касаний раздвоенного язычка пальцев.
Декорации берега моря вспыхивают, темно сквозятся древом познания Добра и Зла.
Бархатный прибой твоих ресниц дышит листвою мелкой, тёплой ряби : синий полумрак листвы твоих милых век..
В уме перелистываются страницы из Ходасевича и Китса : шелестящий, бледный, долгий луч страниц, в котором медленными, тёмными пылинками-звёздами мерцают строчки, мои мысли о тебе... Сам собою складывается стих :

В прибое бархатном ресниц
Стоит душа моя.
Звездой велосипедных спиц
Цветёт в глазах заря.
Живая даль обнажена,
Маяк луны горит...
Крылатый парус мотылька
Из ночи в ночь летит.

Что-то тёмное в моей душе проникло в тебя, и твой сон стал чуточку, блаженно тяжелей, как и ты сама - только не сердись на меня за эти слова о весе, -словно бы тепло окрасившая вес своего тела бледной, обнажённой нежностью, доверчиво прижавшись ко мне.
В твоём сне появилась змея. Словно Ева, ты держишь в руках спелый плод моего сердца, тепло и ало сквозящееся меж голубых и карих ветвей моих вен на груди, меж твоей нежной, лиственной ряби век..

Я перелистываю твои сны.. Ты сорвала моё сердце, и мы с тобой изгнаны из рая.
На тёмных колосках твоих ресниц проступила нежная роса слёз. Поэт Хименес сказал бы, что роса - это прозрачные зёрна небес. Небо посеяно на земле... Но небо проросло темнотой твоих ресниц : колосится заря взошедшего, тёмного солнца.
Касаюсь пальцами чуть вздрагивающих ресниц, похожих на нежно бредящего мотылька. Целую пальцами твои глаза, словно бы невесомо ступая по бархатной поверхности твоих чувств, по шёпоту твоего взора, существования - океану сна, в котором я не умею плавать.
У Пруста есть дивные строчки о женщине и сне :

иногда, подобно Еве, родившейся из ребра Адама, во время моего сна рождалась женщина из неудобного положения, в котором я спал.
Тело моё, чувствующее в её теле мою собственную теплоту, хотело соединиться с ней, и я просыпался.

Видимо, я задремал, мои объятия стали прозрачнее и тоньше, и, наконец, порвались.
Я вновь потерял тебя, оказавшись в твоём сне, в навеянном мною же сне, проникнув в свою любимую самым безгрешным и нежным образом.
В раю сна воцарилась ночь, заселённая тёмными птицами, звёздами над океаном и догорающим огоньком вдалеке.
Мы плывём на свет маяка....
За моим окном светит луна. Луна моргнула, замигала часто-часто между туч, как в детстве, когда хотелось заплакать.
Луна закрыла глаза, пропала, и под ней показалась влажная звезда - слеза.
В море была ночь над нами, и звёзды под нами ; не понятно было : ночь отражает море и отражённые в ней звёзды, или же море отражает звёзды и ночь? Мы затерялись в ночи, среди звёзд.
Боясь друг друга потерять уже во сне, мы прижались друг другу, говоря что-то мучительно-нежное...
Проснувшись в слезах, я обнимал тебя, свою Еву. Обнимал свой сладко сбывшийся сон.
Мне снилось, что ты умерла, и я крепче сжал тебя в объятьях.
Мы снова расстались, но уже во сне, умерев для тебя. Как ты там без меня? ( прижимается ко мне, грустно вздохнув)

В тиши, неслышимой, незримой,
Я ускользнул из рук любимой,
Бессильных в томности серебряного сна.
Кто скажет, зная их касанье,
Когда безумней обаянье :
Когда она жестока иль нежна?

Помнишь, ты была со мной жестока, не принимая моей любви?
Была вечеринка, с ночёвкой, и ранним утром - ласковая радуга времени суток - я застал тебя спящую в одной из комнат. Нежная, бледная, похожая на выброшенную на берег русалку с размётанными по белому песку постели карими волосами.
Голубое одеяло в ряби складок было похоже на сладко медлящий, стыдливый прибой, замеревший у твоих ног, полускрывающий обнажённые ноги ниже колен.
Сев возле тебя на берегу постели, смотря то на бархатное море, то на тебя, я говорил о своей любви.
Перебирая в уставших, словно бы пьяных пальцах прохладный песок простыни, я произносил самые нежные, прозрачные слова, которые не осмеливался сказать наяву, а ты внимательно слушала с закрытыми глазами, иногда твои губы на миг оживали, словно бы ты о чём-то говорила со своим сном. Кто тебе тогда снился? Может, я?
Не смея тебя коснуться, я укрыл тебя голубым морем, и поцеловал твои волосы.
Чуть отойдя от тебя, молча, с улыбкой смотрел на мою непреклонную, спящую русалку.
Странное дело : мои слова не потревожили тебя, а моё молчание, мои тёплые мысли о тебе - были услышаны : ты открыла глаза, нежно посмотрев на меня, словно в зеркале, отразив мою улыбку. Одно из самых счастливых мгновений в моей жизни!
И вот, теперь ты лежишь у меня на груди, и я листаю твои сны, наши сны...
По крайней мере, мне хочется верить, что всё это мне не снится, ибо я до сих пор помню как ты умерла, как ты тонула..
А если мне всё это снится, то я не хочу просыпаться, не хочу вновь проснуться в слезах, в прохладной ряби складок одеяла, сжимая на груди раскрытую книгу Китса, или Соляриса Лема... похожую на твои бледные и милые ладони.