Житейская мудрость персонажей романа «Граф Монте-Кристо»

Здесь я попытался собрать все значимые высказывания всех значимых персонажей романа «Граф Монте-Кристо». В большинстве случаев, естественно, идет прямое цитирование, но в некоторых случаях я переделываю то, что говорится о ком-нибудь в третьем лице, в речь от первого лица. Если не считать аббата Фариа и графа, то самыми любопытными персонажами мне видятся Кадрусс и Ежени Данглар. Любопытен также и Бошан, который произнес только одну значимую фразу, но зато эта фраза, по-моему, является ни более ни менее как вариантом «закона достаточного основания», в редакции сильно отличающейся от редакции Лейбница:)

Аббат Фариа:

Отсутствие циркуля меня погубило.

Я мог пробить стену и уничтожить лестницу, но я не стану пробивать грудь и уничтожать чью-нибудь жизнь.

Тигру, который рожден для пролития крови, – это его дело, его назначение, – нужно только одно: чтобы обоняние дало ему знать о близости добычи. Он тотчас же бросается на нее и разрывает на куски. Это его инстинкт, и он ему повинуется. Но человеку, напротив, кровь претит; не законы общества запрещают нам убийство, а законы природы.

Предпринимать невозможное – значит восставать против бога.

Я убедился, что сто пятьдесят хорошо подобранных сочинений могут дать если не полный итог человеческих знаний, то, во всяком случае, все, что полезно знать человеку.

Погружаясь в прошлое, я не думаю о настоящем; свободно и независимо прогуливаясь по истории, я забываю, что я в тюрьме.

Только несчастье раскрывает тайные богатства человеческого ума; для того чтобы порох дал взрыв, его надо сжать.

На свете все относительно, дорогой друг, начиная с короля, который мешает своему преемнику, до канцеляриста, который мешает сверхштатному писцу. Когда умирает король, его преемник наследует корону; когда умирает канцелярист, писец наследует тысячу двести ливров жалованья. Эти тысяча двести ливров – его цивильный лист; они ему так же необходимы, как королю двенадцать миллионов. Каждый человек сверху донизу общественной лестницы образует вокруг себя мирок интересов, где есть свои вихри и свои крючковатые атомы, как в мирах Декарта. Чем ближе к верхней ступени, тем эти миры больше. Это опрокинутая спираль, которая держится на острие, благодаря эквилибристике вокруг точки равновесия.

Последовательность – ключ ко всем загадкам.

Все почерки правой руки разные, а почерки левой все похожи друг на друга.

Пути правосудия темны и загадочны, в них трудно разобраться.

Дальше...

Двуногие тигры и крокодилы куда опаснее всех других.

Богу угодно, чтобы человек, которого он создал и в сердце которого он вложил столь сильную любовь к жизни, делал все возможное для сохранения этого существования, порой столь тягостного, но неизменно столь драгоценного.

Эдмон Дантес:

У меня нет врагов.

Буду плыть, пока можно, пока руки не устанут, пока меня не сведет судорога, а там пойду ко дну!

Большие начинания должны приводиться в исполнение безотлагательно.

Разделенная тюрьма – это уже только наполовину тюрьма. Жалобы, произносимые сообща, – почти молитвы; молитвы, воссылаемые вдвоем, – почти благодать.

Я немного вспыльчив

А теперь, Сезам, откройся! (последние слова Дантеса перед превращением его в графа Монте-Кристо)

Кадрусс:

Я люблю Дантеса.

Береги денежки, лишних никогда не бывает.

Мало быть честным человеком, чтобы благоденствовать на этом свете.

Честным людям никогда не везет.

Свет становится день ото дня хуже. Пусть бы небеса послали на землю сначала серный дождь, потом огненный – и дело с концом!

Я все же больше боюсь проклятия мертвых, чем ненависти живых. (– Болван! – сказала на это Карконта).

Как бы человек ни был добр, он перестает навещать людей, на которых тяжело смотреть.

Мертвые знают все.

Несчастье делает человека завистливым.

Моя мечта? - принять вид булочника, удалившегося на покой.

У меня нет слуг, и я принужден собственноручно чистить овощи

Быть может, в один прекрасный день мы тоже напялим на себя праздничный наряд и скажем у какого-нибудь богатого подъезда: «Откройте, пожалуйста!»

От одних моих мыслей многих бросает в дрожь, а уж от планов – тем более, но я скажу так: ешьте мою стряпню и следуйте моим советам - от этого вы только выиграете душой и телом.

Аппетит приходит во время еды.

Пять тысяч франков в месяц… Куда же, черт возьми, можно девать столько денег?

Эти жулики ювелиры так ловко подделывают камни, что прямо страшно забираться в ювелирные лавки.

Бога нет, провидения нет, есть только случай.

О боже мой, боже мой, прости, что я отрицал тебя; ты существуешь, ты поистине отец небесный и судья земной! Господи боже мой, я долго не верил в тебя! Господи, прими душу мою!

Фернан:

Я не из тех людей, которые приводят в смятение зрительную залу.

Я не пользуюсь любовью своих коллег.

Как все выскочки, я стараюсь поддерживать свое достоинство при помощи крайнего высокомерия.

На меня указал перст всевышнего, и все готовы требовать заклания.

Почему мне не дано вместо словесных оправданий пролить свою кровь, чтобы доказать моим собратьям, что я достоин быть в их рядах!

Виновный не любит, когда ему указывают на его вину.

Данглар:

Правосудие есть правосудие, - я вполне на него могу положиться.

Все неясное возбуждает сомнения, а в сомнении, говорит мудрец, воздержись.

Никто моей кассы еще не считал.

Смысл слова «неограниченный», в приложении к финансам, слишком туманен…

Наличность фирмы Данглар, хоть и ограниченная, способна удовлетворить самые высокие требования, и если бы даже вы спросили миллион…

Мы живем при демократическом правительстве, и я являюсь представителем народных интересов, так что, сохранив привычку называть себя бароном, я отвык именовать других графами.

Такого человека, как я, надо именно хватить обухом по голове, а не уколоть.

И перестав сомневаться, можно все-таки остаться изумленным.

В моей галерее все старые картины знаменитых мастеров, с ручательством за подлинность; я не люблю новых. У них у всех один большой недостаток: они еще не успели сделаться старыми.

Что бы там ни говорили философы, хорошо быть богатым.

Я делаю успехи. Обычно я просто груб, но впредь собираюсь вести себя, как животное.

Моя контора – это моя золотоносная река, и я не намерен мешать ее течению и мутить ее воды.

Мои служащие – честные люди, помогающие мне наживать состояние, и я плачу им неизмеримо меньше, чем они заслуживают, если оценивать их труд по его результатам.

Меня сердят люди, которые кормятся моими обедами, загоняют моих лошадей и опустошают мою кассу.

Четвертая часть семисот тысяч франков – это сто семьдесят пять тысяч франков.

До чего глупы женщины! Считают себя гениальными, если им удалось так провести одну или десять любовных интриг, чтобы о них не говорил весь Париж.

Скрыть свои похождения от мужа проще всего, потому что в большинстве случаев мужья просто не желают видеть.

Я принадлежу своему капиталу.

Для банкира кредит – что душа для тела.

К семейным радостям я довольно равнодушен.

Я знал только свои цифры и перестал понимать что бы то ни было, когда мои цифры меня обманули.

Изумлялись ли вы сверкающему потоку моих расплавленных слитков?

Мое брюшко плохо приспособлено для того, чтобы пролезать в расщелины скал.

«Дон Кихот» - единственная книга, которую я кое-как прочел и из которой кое-что запомнил.

Голодному желудку самая неприхотливая снедь кажется весьма соблазнительной.

Я слишком стар и жестковат; дряблый, невкусный толстяк

И для меня настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: «Ты умрешь!»

Ежени Данглар

У меня твердая воля и на этом основании мне отказывают в женственности. Ну и пусть. Я беру пример с Дианы-охотницы, а мужчины, ищущие моей любви, пусть вспомнят об участи Актеона.

Я люблю все прекрасное.

Я единственная из всех женщин, которая отдает должное другим женщинам.

Я никого не люблю и с ужасом думаю о замужестве.

Я верна себе – то есть прекрасна, холодна и насмешлива.

Я не чувствую никакой склонности связывать себя хозяйственными заботами или исполнением мужских прихотей, кто бы этот мужчина ни был. Мое призвание быть артисткой и, следовательно, свободно распоряжаться своим сердцем, своей особой и своими мыслями.

Во мне нет и тени женской застенчивости.

Я очень верю в силу внешних впечатлений.

Я не была бы артистической натурой, если бы не сохранила еще некоторых иллюзий.

Несмотря на все мои усилия, я не в состоянии быть послушной.

Я никого не люблю, вам это известно? И я не вижу, зачем мне без крайней необходимости стеснять себя спутником на всю жизнь. Разве не сказал один мудрец: «Ничего лишнего», и другой: «Все мое несу с собой»?

В жизненном крушении – ибо жизнь, это вечное крушение наших надежд – я просто выбрасываю за борт ненужный балласт, вот и все. Я оставляю за собой право остаться в одиночестве и, следовательно, сохранить свою свободу.

Несчастная? Вот уж нисколько! Напротив, я счастливая. Скажите, чего мне недостает?

Люди находят меня красивой, а это уже кое-что; это обеспечивает мне повсюду благосклонный прием. А я люблю, когда меня хорошо принимают, – приветливые лица не так уродливы.

Я не глупа, одарена известной восприимчивостью, благодаря чему я извлекаю для себя из жизни все, что мне нравится, как делает обезьяна, когда она разгрызает орех и вынимает ядро.

Красивая, умная, блещущая талантами, как выражаются в комических операх, и богатая! Да ведь это счастье! А вы называете меня несчастной.

Я разорена? Да не все ли мне равно? Разве у меня не остался мой талант?

Моя страсть к независимости дороже всех сокровищ мира, дороже самой жизни.

Я всегда сумею устроить свою судьбу; у меня всегда останутся мои книги, мои карандаши, мой рояль, все это стоит недорого, и это я всегда сумею приобрести.

С самого детства я видела все, что делалось вокруг меня; я все слишком хорошо понимала; с тех пор как я себя помню, меня никто не любил; тем хуже! Естественно, что и я никого не люблю; тем лучше! Теперь вы знаете мой образ мыслей.

Все мужчины подлецы, и я счастлива, что могу не только ненавидеть их; теперь я их презираю.

Я ненавижу эту светскую жизнь, размеренную, расчерченную, разграфленную, как наша нотная бумага. К чему я всегда стремилась, о чем мечтала – это о жизни артистки, о жизни свободной, независимой, где надеешься только на себя и только себе обязана отчетом.

Мне никогда не бывает холодно.

Альбер:

Неужели вы думаете, что мы будем ходить по улицам Рима пешком, как какие-нибудь писари?

Все возможно, пока у вас имеется тугой кошелек. Когда вам говорят – «невозможно», вы платите вдвое и тотчас же получаете то, что вам нужно.

Я никогда не терял аппетита из-за любви.

Я люблю ту вольную праздную жизнь, которую ведут сыновья богатых родителей.

Хоть я и не проповедую эгоизма, я все же эгоист до мозга костей

Положительно, – равенства людей не существует

Спите на здоровье, Опера для того и создана.

Дела идут так быстро, что и не замечаешь этого; не думаешь о них, а они думают о тебе; и когда оглянешься, остается только удивляться, как далеко они зашли.

Мои слуги всегда как будто подражают лакеям из Французского театра, которые именно потому, что им надо произнести одно только слово, всякий раз подходят для этого к самой рампе.

Ах, если бы остаться холостым хотя бы еще десять лет!

С любовницей можно расстаться, но жена, черт возьми, это другое дело, с нею вы связаны навсегда, вблизи или на расстоянии, безразлично.

Я всего лишь ничтожный атом.

Очевидно, иметь взрослую дочь – дело нелегкое; отца от этого лихорадит, и его пульс делает девяносто ударов в минуту до тех пор, покуда он от нее не избавится.

Увы, но я даже и древнегреческий не знаю. Никогда еще у Гомера и Платона не было такого неудачного и, осмелюсь даже сказать, такого равнодушного ученика, как я.

Если человек скрывается, если к нему нельзя проникнуть, потому что он принимает ванну, обедает или спит, приходится говорить с ним там, где его встретишь.

После непогрешимости, редчайшего достоинства, которым обладают лишь единицы, величайшим достоинством я считаю умение признать свою неправоту.

Я решил, что мое тело принадлежит мне и что я могу его продать.

Бертуччо:

Жить-то ведь надо.

Я вас убью.

Я – корсиканец, а, следовательно, хочу мстить победоносно и до конца.

Сознание права дает силу.

Тысячу раз предпочитая смерть аресту, я действовал смело и не раз убеждался в том, что преувеличенные заботы о собственной шкуре больше всего мешают успеху в предприятиях, требующих быстрого решения и отваги. И в самом деле, если решил не дорожить жизнью, то становишься не похож на других людей, или, лучше сказать, другие люди на тебя не похожи; кто принял такое решение, тот сразу же чувствует, как увеличиваются его силы и расширяется его горизонт.

Вильфор:

Каждая революция влечет за собою жертвы.

Все корсиканцы – сумасшедшие и воображают, что их соотечественник все еще император.

Глубокое презрение к теориям и теоретикам, глубокая ненависть ко всяким философствованиям – вот что составляет сущность моей частной и общественной жизни.

Философствования – унылое занятие.

Обычно я мало кому делаю или отдаю визиты. Это делает за меня жена; в свете уже привыкли к этому и приписывают многочисленным и важным занятиям судьи то, что в действительности делается из расчетливого высокомерия, из подчеркнутого аристократизма, применительно к аксиоме: «Показывай, что уважаешь себя, – и тебя будут уважать».

Для своих друзей я могущественный покровитель; для недругов – тайный, но непримиримый противник; для равнодушных – скорее изваяние, изображающее закон, чем живой человек.

Я самый нелюбопытный и самый небанальный человек во Франции.

Значит, правда, что все наши поступки оставляют на нашем прошлом след, то мрачный, то светлый! Правда, что наши шаги на жизненном пути похожи на продвижение пресмыкающегося по песку и проводят борозду! Увы, многие поливают эту борозду слезами!

Мое место не в кресле судьи, а на скамье подсудимых.

Я не лицемер, во всяком случае, я никогда не лицемерю без оснований.

Не к чему плакать, не к чему стонать – надо трепетать!

Вы думаете только о прошлом; нет слов, оно мрачно. Но представьте себе будущее, еще более мрачное, будущее… несомненно, ужасное… быть может, обагренное кровью!

Случайностей не бывает!

Людская злоба не имеет границ, – она безграничнее, чем божье милосердие.

Я такое лицо, для которого все и всегда бывают дома.

Иногда я открываю ящик письменного стола, нажимаю секретную пружину и вытаскиваю связку своих личных записей; в этих драгоценных рукописях в строгом порядке мне одному известным шифром записаны имена всех, кто на политическом его поприще, в денежных делах, в судебных процессах или в тайных любовных интригах стал мне врагом. Все эти имена, даже самые могущественные и грозные, вызывают на моем лице улыбку, подобную улыбке путника, который, взобравшись на вершину горы, видит у себя под ногами остроконечные скалы, непроходимые пути и края пропастей – все, что он преодолел в своем долгом, мучительном восхождении.

Мертвые спят в своих могилах и не встают никогда.

Нельзя достигнуть такого положения, как мое, занимать двадцать пять лет подряд должность королевского прокурора, не нажив изрядного числа врагов.

Кто я? Закон.

Я – само преступление!

Никогда не просите у меня пощады виновному!

С тех пор как сам я пал ниже, чем другие, быть может, – с тех пор я срываю с людей одежды, чтобы найти гнойник, и нахожу его всегда; скажу больше: я нахожу его с радостью, с восторгом, этот знак человеческой слабости или человеческой злобы!
Ибо каждый человек и каждый преступник, которого я караю, кажется мне живым доказательством, лишним доказательством того, что я не гнусное исключение! Увы! Все люди злы, сударыня; докажем это и поразим злодея.

Когда я работаю, а я работаю день и ночь, бывают минуты, что я ничего не помню, а когда я ничего не помню, я счастлив, как счастливы мертвецы; но все же это лучше, чем страдание.

У меня есть подлог, три кражи, два поджога, мне не хватало только убийства, вот и оно; сессия будет отличная.

О работа, моя страсть, мое счастье, мое безумие, ты одна можешь победить все мои страдания!

Я все-таки предпочел бы кончить, как генерал Морсер: пуля в лоб – просто удовольствие по сравнению с постигшей меня катастрофой!

Максимилиан Моррель

Я не персонаж романа.

Теперь не время предаваться бесплодной скорби; это годится для тех, кто согласен спокойно страдать и упиваться своими слезами. Есть такие люди, и, вероятно, господь зачтет им на небесах их смирение на земле. Но кто чувствует в себе волю к борьбе, тот не теряет драгоценного времени и сразу отвечает судьбе ударом на удар.

Я сын самого честного человека, когда-либо жившего во Франции.

Найдем поддержку в сознании своей правоты и воли к счастью и не дадим себя зарезать, как ягненка, который защищается лишь вздохами.

Я не отличаюсь особой набожностью.

Я дошел до конца пути; дальше я не пойду.

Бошан

Я не желаю убивать или быть убитым без достаточных оснований. (Такова, я полагаю, подлинная формулировка закона достаточного основания )

Мерседес

Я - как королева, которая переселилась из дворца в хижину и не узнает самое себя, глядя на тюфяк, заменяющий ей пышное ложе, и на глиняный кувшин, который сама должна ставить на стол.

Я утратила свой гордый взгляд и прелестную улыбку, потому что вижу вокруг только унылые предметы: стены, оклеенные серыми обоями, голый каменный пол; аляповатую мебель, режущую глаз своей убогой роскошью; словом – все то, что оскорбляет взор, привыкший к изяществу и гармонии.

Я не способна принимать решений, кроме единственного – никогда ничего не решать.

Господь наслал на меня бури, которые сломили мою волю. Я бессильна в его руках, как воробей в когтях орла. Раз я еще живу – значит, такова его воля.

Если бы я думала, что бог дал мне свободную волю, что спасло бы меня от отчаяния?

Монте-Кристо:

А теперь, – прощай человеколюбие, благодарность… Прощайте все чувства, утешающие сердце!.. Я заменил провидение, вознаграждая добрых… Теперь пусть бог мщения уступит мне место, чтобы я покарал злых!

Вы вскоре получите письмо, подписанное… Синдбад-мореход… Исполните в точности все, что будет сказано в этом письме, каким бы странным оно вам ни показалось.

Для меня нет ничего несноснее, как часами сидеть за столом друг против друга и не знать, как величать своего собеседника.

Ах! Только на Востоке умеют жить. Что касается меня, – когда я покончу со своими делами в Париже, я поеду доживать свой век на Восток; и если вам угодно будет навестить меня, то вам придется искать меня в Каире, в Багдаде или в Исфагане.

Какое мне дело до властей? Ни в грош я их не ставлю!

День состоит из двадцати четырех часов, час из шестидесяти минут, минута из шестидесяти секунд.

Я имею привычку вставать очень рано.

Я ем так мало, что об этом и говорить не стоит.

Я пунктуален до тошноты.

Mazzolata - очень любопытная казнь, когда видишь ее впервые и даже во второй раз; тогда как гильотина, которая вам, впрочем, вероятно, знакома, слишком проста, слишком однообразна, в ней не бывает ничего неожиданного.

Нет, не говорите мне о европейцах, когда речь идет о пытках; они в них ничего не понимают, это совершенные младенцы или, вернее, дряхлые старики во всем, что касается жестокости.

Мало найдется таких казней, которых бы я не видел. Моим первым чувством было отвращение, потом равнодушие, под конец любопытство.

В жизни самое важное – смерть. Так разве не любопытно узнать, каким образом душа может расставаться с телом и как, сообразно со своим характером, темпераментом и даже местными нравами, люди переносят этот последний переход от бытия к небытию?

Смею вас уверить: чем больше видишь умирающих, тем легче умирать.

За глубокое, долгое, беспредельное, вечное страдание я отплатил бы точно такими же муками – око за око, зуб за зуб, как говорят люди Востока, наши извечные учители, эти избранники, сумевшие превратить жизнь в сон, а явь в земной рай.

Эшафот входит в программу праздника.

На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которую человек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо.

Подумайте, как вам будет стыдно, когда у вас спросят: «Как казнят в Риме?», а вы ответите: «Не знаю».

Когда убиваешь духовное лицо, нужно выбирать более приличное орудие, чем таган

О люди, люди! Порождение крокодилов, как сказал Карл Moop! Я узнаю вас, во все времена вы достойны самих себя!

Поистине человек – животное неблагодарное и эгоистичное…

Я не знаю за собой других достоинств, кроме возможности соперничать в количестве миллионов с господином Агуадо или с господином Ротшильдом.

Я заранее прошу извинить меня, если вы найдете во мне слишком много турецкого, неаполитанского или арабского. А засим приступим к завтраку.

Может быть, мои слова покажутся вам странными, господа социалисты, прогрессисты, гуманисты, но я никогда не забочусь о ближних, никогда не пытаюсь защищать общество, которое меня не защищает и вообще занимается мною только тогда, когда может повредить мне. Если я отказываю и обществу и ближнему в уважении и только сохраняю нейтралитет, они все-таки еще остаются у меня в неоплатном долгу.

Все, кто меня окружает, вольны в любую минуту покинуть меня и, сделав это, уже не будут нуждаться ни во мне, ни в ком-либо другом; вот поэтому, может быть, они меня и не покидают.

Не было примера, чтобы мне возражали.

Когда я живу в какой-нибудь стране, я имею обыкновение уважать ее законы

Философствовать в половине одиннадцатого ночи поздновато.

Философия Бертуччо истинна, а это можно сказать не про всякую философию.

Деревья милы только тем, что дают тень, а самая тень мила лишь потому, что вызывает грезы и мечты.

Я люблю зелень и тень.

Злодеи просто так не умирают: господь охраняет их, чтобы сделать орудием своего отмщения.

А я любитель привидений, я никогда, не слышал, чтобы мертвецы за шесть тысяч лет наделали столько зла, сколько его делают живые за один день.

Если в последний час ваш духовник будет к вам не так милосерден, позовите меня, если я еще буду жив, и я найду слова, которые тихо убаюкают вашу душу, когда она будет готовиться в трудный путь, который зовется вечностью.

Нет ничего, что не продавалось бы, когда умеешь предложить нужную цену.

Я никогда не бью своих слуг, никогда не браню их, никогда не сержусь, всегда прощаю ошибку и никогда не прощаю небрежности или забывчивости. Мои распоряжения кратки, но ясны и точны; мне приятнее повторить их два и даже три раза, чем видеть их непонятыми.

Я достаточно богат, чтобы знать все, что меня интересует.

Миллион! Да у меня с собой всегда есть миллион в бумажнике или в дорожном несессере.

Алгебраическая аксиома требует, чтобы из известного выводили неизвестное, а не из неизвестного известное…

Когда при солнечном свете изучаешь человеческую натуру, она выглядит довольно мерзко.

В каждой стране я больше всего интересовался именно правосудием и сравнивал уголовное судопроизводство каждой нации с естественным правосудием; и я должен сказать, что закон первобытных народов, закон возмездия, по-моему, всего угоднее богу.

Мое царство необъятно, как мир, ибо я ни итальянец, ни француз, ни индус, ни американец, ни испанец – я космополит. Ни одно государство не может считать себя моей родиной, и только богу известно, в какой стране я умру. Я принимаю все обычаи, я говорю на всех языках.

Я не принадлежу ни к одной стране, не ищу защиты ни у одного правительства, ни одного человека не считаю своим братом, и потому ни одно из тех сомнений, которые связывают могущественных, и ни одно из тех препятствий, которые останавливают слабых, меня не останавливает и не связывает. У меня только два противника, я не скажу – победителя, потому что своей настойчивостью я покоряю их, – это время и расстояние. Третий, и самый страшный, – это мое положение смертного. Смерть одна может остановить меня на своем пути, и раньше, чем я достигну намеченной цели; все остальное я рассчитал. То, что люди называют превратностями судьбы – разорение, перемены, случайности, – все это я предвидел; некоторые из них могут задеть меня, но ни одно не может меня свалить. Пока я не умру, я всегда останусь тем же, что теперь; вот почему я говорю вам такие вещи, которых вы никогда не слышали, даже из королевских уст.

Я повергаю свою гордость перед богом, который вывел меня из ничтожества и сделал тем, что я теперь.

И я так же, как это случается раз в жизни со всяким человеком, был вознесен сатаною на самую высокую гору мира; оттуда он показал мне на мир и, как некогда Христу, сказал: «Скажи мне, сын человеческий, чего ты просишь, чтобы поклониться мне?» Тогда я впал в долгое раздумье, потому что уже длительное время душу мою снедала страшная мечта. Потом я ответил ему: «Послушай, я всегда слышал о провидении, а между тем я никогда не видел ни его, ни чего-либо похожего на него и стал думать, что его не существует; я хочу стать провидением, потому что не знаю в мире ничего выше, прекраснее и совершеннее, чем награждать и карать». Но сатана склонил голову и вздохнул. «Ты ошибаешься, – сказал он, – провидение существует, только ты не видишь его, ибо, дитя господне, оно так же невидимо, как и его отец. Ты не видел ничего похожего на него, ибо и оно движет тайными пружинами и шествует по темным путям; все, что я могу сделать для тебя, – это обратить тебя в одно из орудий провидения». Наш договор был заключен; быть может, я погубил свою душу. Но все равно, если бы пришлось снова заключать договор, я заключил бы его снова.

Человек достигнет совершенства лишь тогда, когда сможет, подобно божеству, создавать и уничтожать по своему желанию; уничтожать он уже научился – значит, половина пути уже пройдена.

Леди Макбет желала посадить на трон своего сына, а вовсе не мужа - что бы там ни говорил Шекспир.

Слишком тягостно всегда изображать Манфреда. Я хочу жить на виду у всех.

Для совершения гражданского брака нужны документы, удостоверяющие личность.

Все мы смертны.

Человек предполагает, а бог располагает.

Я не любопытен.

Я очень любопытен, предупреждаю вас.

У меня привычка сомневаться в лучших друзьях и какая-то потребность возбуждать сомнения в других.

Я хочу сохранить свои иллюзии относительно насекомых; достаточно того, что я утратил иллюзии относительно людей.

На известной степени благосостояния только излишество является необходимостью, точно так же, как на известной степени экзальтации реален только идеал. Продолжим эту мысль. Что такое чудо? То, чего мы не понимаем. Что всего желаннее? То, что недосягаемо. Итак, видеть непостижимое, добывать недосягаемое – вот чему я посвятил свою жизнь.

Опечаленный капиталист подобен комете, он тоже всегда предвещает миру несчастье.

Скажите, вы когда-нибудь задумывались над тем, что семь раз миллион семьсот тысяч франков – это почти двенадцать миллионов?..

Я всех люблю.

Всех я люблю так, как господь велит нам любить своих ближних, – христианской любовью; но ненавижу я от всей души только некоторых.

Люди всегда так – по самолюбию ближнего готовы бить топором, а когда их собственное самолюбие уколют иголкой, они вопят.

Я не танцую, но люблю смотреть на танцы.

Я никогда не ем муската.

Мое нынешнее счастье равно моим прошлым несчастьям.

Я один на свете.

На всем свете у меня нет ни одного близкого человека.

Все итальянцы музыканты.

Я хочу быть со всеми в хороших отношениях.

За чаем или кофе я имею привычку курить

Если живешь среди сумасшедших, надо и самому научиться быть безумным

Сегодняшние друзья – завтрашние враги.

Я никогда не устраиваю никаких браков, это мой принцип.

У меня гарем в Каире, гарем в Смирне и гарем в Константинополе, и мне быть посаженым отцом! Ни за что!

Мои бумаги всегда в образцовом порядке, ибо у меня их нет.

Поедем туда, где воздух чист, где шум убаюкивает, где, как бы ни был горд человек, он становится смиренным и чувствует свое ничтожество. Я люблю это уничижение, я, которого, подобно Августу, называют властителем Вселенной. Поедем на море!

Я люблю море, как возлюбленную, и если долго не вижу его, тоскую по нем.

Грехи отцов падают на детей до третьего и четвертого колена.

От графа Монте-Кристо может чего-нибудь требовать только граф Монте-Кристо.
Я делаю что хочу, и, поверьте, это всегда прекрасно сделано.

Я никогда не лгу, никогда не ошибаюсь.

Впереди всегда ждет неведомое.

Душа сама создает свои горизонты; ваша душа сумрачна, это она застилает ваше небо тучами.

Каждый считает, что он несчастнее, чем другой несчастный, который плачет и стонет рядом с ним.

Разве я не орудие всевышнего?

Я сошел с планеты, имя которой – страдание.

Я нашел способ избавить одного садовода от сонь, которые поедали его персики.

Пройдут тысячелетия, и наступит день, когда человек овладеет всеми разрушительными силами природы и заставит их служить на благо человечеству, когда людям станут известны тайны смерти; тогда смерть будет столь же сладостной и отрадной, как сон в объятиях возлюбленной.

Переверните мир, измените его лицо, предавайтесь любым безумствам, совершайте преступления, но живите!

Есть провидение, есть бог.

Вся человеческая мудрость заключена в двух словах: ждать и надеяться!

О графе Монте-Кристо:

Граф слишком бледен (Ежени Данглар)

Должен сознаться, что он мне показался несколько эксцентричным. Если бы он жил в Париже и появлялся в свете, то я сказал бы, что он либо шут, ломающий комедию, либо прощелыга, которого погубила литература. (Альбер де Морсер)

О нем поговорили неделю, потом случилась коронация английской королевы и кража бриллиантов у мадемуазель Марс, и стали говорить об этом. (Альбер де Морсер)

Я восхищаюсь манерами графа и признал бы его за истинного джентльмена, если бы он не был так учен. (Альбер де Морсер)

Граф – самый вежливый человек на свете. Однажды я надоедал ему два часа, а он всего лишь вежливо поинтересовался: не пора ли мне уходить? (Альбер де Морсер)

Граф – живая загадка. (Альбер де Морсер)

Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так красноречиво высказывал такие возвышенные мысли. (Вильфор)

Хоть он и знатный вельможа, но очень странный человек. (Вильфор).

Граф Монте-Кристо на мой взгляд, обладает только тем достоинством, что богат, как два набоба. (Люсьен Дебрэ)

Этот человек явно обладает даром влиять на окружающее. Я ни в ком не встречал соединения более простых вкусов с большим великолепием. Когда он мне улыбается, в его улыбке столько нежности, что я не могу понять, как другие находят ее горькой… Вы будете смеяться надо мной, но с тех пор как я познакомился с этим человеком, у меня возникла нелепая мысль, что все, что со мной происходит хорошего, исходит от него. (Максимилиан Моррель)

Он внушил бы мне жалость, если бы не внушал отвращение! (Максимилиан Моррель)

Нет, он совсем не великодушен или не обладает проницательностью, которую ему приписывают, и не умеет читать в сердцах людей. (Валентина де Вильфор)

Граф – выходец с того света (Франц д’Эпине).

Граф – вампир. (Графиня Г.)

Если раз увидишь этого человека, то его уже не забыть никогда. (Графиня Г.)

Его зовут Дзакконе, он мальтиец, сын судовладельца, он служил в Индии, разрабатывает серебряные рудники в Фессалии и приехал в Париж, чтобы открыть в Отейле заведение минеральных вод. (Госпожа де Вильфор)

Граф Монте-Кристо – мой отец. (Андреа Кавальканти)

Он превосходно умеет отвлекать людей от их мыслей, потому что никогда ни о чем не спрашивает; а, по-моему, люди, которые никогда ни о чем не спрашивают, самые лучшие утешители. (Бошан)

Граф – человек пресыщенный (Дебрэ)

Было ли то искусственное или природное обаяние, но где бы граф ни появлялся, он привлекал к себе всеобщее внимание. (Дюма)