Анализ стихотворений «Русалки» и «Умный Дьявол».

Я заметила, что у Гумилева в разных сборниках встречаются парные стихотворения, которые иногда являются продолжением ранее опубликованных, а иногда просто сопоставляются или дополняют отдельные стихотворения. Это крайне любопытно, потому что наглядно иллюстрирует, как какие-то отдельные темы не отпускали поэта, требовали продолжения и логического завершения. Некоторые из таких тем, выраженные в стихотворениях Гумилева, обрели форму, своего рода, поэтических триптихов или просто пар. Анализ некоторых таких стихотворений и я собираюсь сделать в небольшой серии историй, посвященных стихам гениального поэта.

Дальше...

Итак, предлагаю анализ двух стихотворений Николая Гумилева, посвященных русалкам. Эти мифические существа воспринимались поэтом очень созвучно пушкинской «Русалке», которая стала символом обманутой, измученной и трансформированной женской души. Русалки здесь выступают как морские чудовища, чаровницы, обманщицы и коварные обольстительницы, но, не смотря на все это, Гумилев все равно странно симпатизирует им.

Русалка.

На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны,
Это странно-печальные сны
Мирового, больного похмелья.
На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны.
У русалки мерцающий взгляд,
Умирающий взгляд полуночи,
Он блестит, то длинней, то короче,
Когда ветры морские кричат.
У русалки чарующий взгляд,
У русалки печальные очи.
Я люблю ее, деву-ундину,
Озаренную тайной ночной,
Я люблю ее взгляд заревой
И горящие негой рубины…
Потому что я сам из пучины,
Из бездонной пучины морской.

Стихотворение открывается словами поэта о странно печальных снах мирового больного похмелья, которые созвучны греховным кроваво красным рубинам в ожерельях русалок. Это указание на жертвенность русалок, которые пали под властью коварства и жестокости этого мира. Ожерелье именно горит на шее морской чаровницы, что символизирует боль, которую ей самой причиняет ее новая форма (если мы отталкиваемся от того, что русалки у Гумилева, как и у Пушкина - это утопленницы).

У русалки мерцающий взгляд,
Умирающий взгляд полуночи,
Он блестит, то длинней, то короче,
Когда ветры морские кричат.

Вышеприведенное четверостишие повествует о мерцающем и умирающем взгляде русалки, что, несомненно, символизирует страдания душ морских дев. Их души как бы уже мертвые (или умирающие), а мерцающий взгляд выдает страсть и боль.

Итак, мы видим, что Гумилев описывает страдающих и мучающихся от своей собственной силы и страсти морских чаровниц, но далее он странно замечает, что, несмотря на всю жестокость русалок, поэт все равно их любит, потому что похож на них.

Я люблю ее, деву-ундину,
Озаренную тайной ночной,
Я люблю ее взгляд заревой
И горящие негой рубины…
Потому что я сам из пучины,
Из бездонной пучины морской.

Безусловно, Гумилев не сравнивает себя с русалками, а лишь говорит о том, что понимает их, потому что он сам из бездонной пучины морской, т.е. его душа тоже измучена, унесена на морское дно, в пучину и страдания русалок таким образом понятны ему.

Далее следует стихотворение, в котором продолжая тему русалок Гумилев, несмотря на всю свою симпатию к ним, предупреждает о том, что эти создания очень опасны. Моряк, опрометчиво влюбившийся в русалку, сам пал жертвой обмана и коварства. Таким образом, круг замкнулся, и тема русалок логически завершена. Также, нельзя не отметить и то, что Гумилев называет Дьявола своим старым другом, относясь к его наставлением внимательно и с доверием. Это не единичный случай в творчестве поэта, подобное же обращение читатель встречает еще в нескольких стихотворениях. Например, в «Балладе».

Умный Дьявол.

Мой старый друг, мой верный Дьявол,
Пропел мне песенку одну:
– Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.
Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась, белее пены,
Его великая любовь.
Он слышал зов, когда он плавал:
«О, верь мне, я не обману»…
Но помни, – молвил умный Дьявол, —
Он на заре пошел ко дну.