Не верю в красоту земную
И здешней правды не хочу.
И ту, которую целую,
Простому счастью не учу.

По нежной плоти человечьей
Мой нож проводит алый жгут:
Пусть мной целованные плечи
Опять крылами прорастут!

Владислав Ходасевич.

Бодлер и Флобер - созвучие имён и один и тот же год рождения. В некотором смысле, жизнь и творчество Бодлера, были неким "мистером Хайдом" Флобера.
Символично, что суд над "Цветами зла" Шарля Бодлера, тоже состоялся в один год с судом над романом "Мадам Бовари", в котором у главного героя, врача, тоже было имя Шарль.
Вспоминаются строчки из "духовного рассвета" : "в животном сонном, злом, вдруг ангел восстаёт. Флобер изобразил в "Бовари" тотальную пошлость, которая отравляет нежнейшие цветы мечты и чувства в Эмме и Шарле. Бодлер в "цветах зла" изобразил томление и бред ангела, не могущего расправить крылья на земле, словно "Альбатрос", из одноимённого стиха Бодлера. Ангел, с подрезанными крыльями, печально и смешно, под хохот толпы, ковыляет по земле, влача белые крылья по грязным , истоптанным цветам, пыльным ветрам, смотря на небеса искусства, где пролетает клин ангелов : Рубенс, Анджело, Рембранд...
В "Цветах зла", как заметил ещё Сартр - почти по Достоевскому,- выражено мучительное пересечение центробежной и центростремительной орбит : порывы к небесному и демоническому.
Как и в стихотворении "Вся целиком", поэт не желает "разъять созвучия красоты", не желает разделять любимую на душу и тело, на бога и мир, на тёмное и светлое ( и опять вспоминается Достоевский, с его словами о том, что полюбить человека "светленьким" очень даже легко, нет-с, вы полюбите его со всей его бездной и тьмой). Но как и чем обнять жизнь, любимую - целиком, с их адом и раем ? Наверное, в этом чувстве берут истоки его стихи " разрушение" и "жажда небытия". Бодлер и сам говорил, что высшее сластолюбие для мужчины и женщины в любви - твёрдо знать, что творишь зло, словно бы соучаствуя в тёмных звуках хаоса, в эротизме самой жизни и смерти, в их слиянии, обнажении, когда тело, словно одежда, скользит с обнажённых и бледных плеч души : пороком и злом, нетерпеливая и жадная до любви душа, очень даже хорошо разрывает "одежды" плоти и жизни.
Бодлер, как никто другой выразил почти детский ужас души перед тёмной бездной над человеком и внутри человека, бездной небытия, падение в которую он желает "смягчить" приближением к пороку и сомнению, падением имморальным, падением сердца, сокращая это безумное расстояние и высоту.
Примечательно его стихотворение "Бездна", в конце которого поэт устаёт от невозможности вместить в сознание безмерность, которую он ощущает каждодневно, повисая, раскачиваясь над нею, над бездной снов, глаз, ночей и слов, словно Паскаль в своём наваждении, раскачивающийся на краю звёздной бездны на шатком стуле.
Хотя, вполне возможно, эта бездна в конце-концов окажется "бездной" безумного и ослепшего короля Лира, когда он в ужасе стоял на бугорке, под которым расстилалось и шумело море цветов, а его "палачи" говорили ему, что там - пропасть, угрожая его туда столкнуть.
Есть в мятежности сердца Бодлера нечто от бунтарства Лермонтова ( хмельная аллитерация "Бодлера"), бунта поруганной детской души, чувствующей свою сиротливость пред богом и миром.
К слову сказать, Бодлер был знаком с творчеством Лермонтова, особенно с его "Героем".
Ах, эта вечная тоска души по идеалу... В " Цветах зла" упоминаются и Беатриче, и Мадонна... но просыпается поэт "С еврейкой бешеной простёртой на постели". И пусть вас не смущает мнимое презрение Бодлера к женщинам - он в той же мере любит-презирает и природу, желая на её месте, создать иную. В этом смысле - и не только в этом - Бодлер близок Платонову и Ходасевичу. Это некая боль по тому, во что мужчина и жизнь превратили великий образ женщины. Это тоска по "духовному рассвету".
И не случайно его "Приглашение к путешествию" так дивно отзовётся в набоковских миражах действительности, сквозь которую, словно сквозь плащаницу, проступает лик подлинного и прекрасного мира: локоны возлюбленной превращаются в облака, а мебель ярко лоснится от времени отражением волн и цветов. Интересно сравнение "Падали" Бодлера и набоковского стиха "На годовщину смерти Достоевского". Милосердные небеса искусства, равно принимающие безобразное и прекрасное, атеистов и верующих... Некое христианство самой души жизни просвечивает в стихах Бодлера сквозь рубище тела и снов.
Быть может, именно эта гипертрофированная жажда по вечно-женственному - вкупе с французской страстью к эпатажу,- сподвигла Бодлера первоначально назвать свой сборник "Лесбиянки".
Так почему же он остановился -пусть и с чужой подачи,- именно на "Цветах зла" ? Не потому ли, что тёмный аромат - женщины ли, искусства, снов, цветов и звёзд, есть падшая душа жизни, материи - цветения материи !
Бодлер, словно парфюмер духа, в некой " Алхимии страдания", жаждал выстрадать универсальный аромат и душу жизни, "Всей жизни целиком".

Работа замечательного литовского фотографа Римантаса Дихавичюса, из цикла "цветы среди цветов", которая вполне могла бы стать обложкой к ̶Ц̶в̶е̶т̶а̶м̶ ̶з̶л̶а̶,̶ ̶и̶з̶д̶а̶н̶н̶ы̶м̶ ̶г̶д̶е̶-̶н̶и̶б̶у̶д̶ь̶ ̶в̶ ̶р̶а̶ю̶ "Лолите" Набокова ̶т̶о̶г̶о̶ ̶ж̶е̶ ̶и̶з̶д̶а̶н̶и̶я̶. Образы Бодлера в творчестве Набокова? Да. Вполне себе симпатичный и подросший "цветок зла" ? Тоже да. Но главное, что лишь в женщине сохранилось чувство, вмещающее жизнь, любовь и смерть. Именно в этом чувстве - тайна её искушения, коварства, безумия сердца, и тёплого ума сердца, вечной красоты её души. Всё это - цветы ада и рая, мучительно-сладко перемешанных в женщине, словно в одичавшем эдемском саду.