В 1797 году между французским писателем и мыслителем Бенжаменом Констаном (1767–1830) и немецким философом Иммануилом Кантом (1724–1804) состоялась полемика. Поводом для нее стала статья Констана “О политических реакциях”. Критикуя моральный ригоризм Канта (утверждающего, по словам Констана, что “было бы преступлением солгать убийце, вопрошающему, не скрывается ли у нас в доме человек, которого он преследует и который является нашим другом”), автор статьи заявил: “Нравственный принцип, согласно которому мы должны быть честными, взятый на вооружение безоговорочно и в отдельности от прочих, сделал бы невозможным любое общество <…> Понятие долга неотделимо от понятия права. Долг одного всегда связан с правами другого. Там, где нет прав, не существует и обязанностей. Таким образом, говорит правду – наша обязанность, но только в отношении того, кто имеет право на правду. Однако никто не имеет права на правду, которая может повредить другим.”*
В ответ Кант в сентябре того же года опубликовал в “Берлинском вестнике” статью “О мнимом праве лгать из человеколюбия”, в которой признал упомянутый пример с убийцей своим, хотя он и не смог вспомнить, где именно привел его. (Современные исследователи, не обнаружив в предшествующих сочинениях Канта подобных строк, полагают, что этот пример восходит к какому-то устному выступлению или частному разговору немецкого философа.) Вместе с тем Кант подтвердил свою прежнюю позицию касательно права на ложь, прокомментировав ситуацию с убийцей, преследующим жертву, следующим образом: “…если ты своей ЛОЖЬЮ помешал замышляющему убийство исполнить его намерение, то ты несешь юридическую ответственность за все могущие произойти последствия. Но если ты остался в пределах строгой истины, публичное правосудие ни к чему не может придраться, каковы бы ни были непредвиденные последствия твоего поступка. Ведь возможно, что на вопрос злоумышленника дома ли тот, кого он задумал убить, ты честным образом ответишь утвердительно, а тот между тем незаметно для тебя вышел и, таким образом, не попадется убийце, и злодеяние не будет совершено; если же ты солгал и сказал, что его нет дома, и он действительно (хотя и незаметно для тебя) вышел, а убийца встретил его на дороге и совершил преступление, то ты с полным правом можешь быть привлечен к ответственности как виновник его смерти. Ибо, если бы ты сказал правду, насколько ты ее знал, возможно, что, пока убийца искал бы своего врага внутри дома, его схатили бы сбежавшиеся соседи и злодеяние не было бы совершено. Итак, тот, кто лжет, какие бы добрые намерения он при этом не имел, должен отвечать даже и перед гражданским судом и поплатиться за все последствия, как бы они ни были непредвидимы; потому что правдивость есть долг, который надо рассматривать как основание всех опирающихся на договор обязанностей, и стоит только допустить малейшее исключение в исполнении этого закона, чтобы он стал шатким и ни на что не годным.”**

* Constant B. Von den politischen Gegenwirkungen // Frankreich im Jahr 1797. Aus den Briefen deutscher Männer in Paris. – Altona, 1797. Stück 6. S. 123, 124.
** Кант И. О мнимом праве лгать из человеколюбия // Трактаты и письма. – М.: Наука, 1980. С. 293–294.

Вышеприведенный текст является (немного отредактированным) примечанием к эссе Томаса Де Квинси “Об убийстве как одном из изящных искусств” и написан С. Антоновым.