О ВОЗНЕСЕНСКОМ И ЛЕРМОНТОВЕ.

Лермонтовым все началось, продолжилось Вознесенским. Ну, такое уж сочетание. Было время после, когда чуть неловко романтизьму в части первого и откровенного дурновкусия, каким объявлен в определенный период второй. Ну, вы знаете, эти течения в общественном бессознательном. Которые сегодня возносят кого-то к высотам недосягаемым, а завтра объявляют петрушкой, площадным шутом, мальчиком для битья, лишь по недоразумению оказавшимся у всех на слуху. Нет, по разумению - чтоб точно знать, кто нынче концентрированное Зло. Сегодня Земфира - откровение, завтра мерзавка, ату ее, ату! Вчера все мы, от дальнобойщика до президента, любили "Любэ", сегодня хорошим тоном будет продемонстрировать рвотный спазм при упоминании группы.

Андрея Вознесенского чаша откровенной нелюбви от тех, кто прежде возносил до небес, миновала. Он просто сошел на нет, постепенно и малочувствительно, до конца оставаясь живым классиком; разве что претерпев изменение в отношении от откровенного восторга до прохладного, как к литературной диковине и не лишенным занятности интеллектуальным игрищам (обэриуты, митьки) отношения. Пережил собственную славу, стал памятником поэзии Эпохи Застоя. И хороший тон нынче, такой мгновенной презрительной судорогой кривить чуть левую щеку. Да я ведь и сама вижу теперь, что Андрей Андреевич не столь безоговорочно хорош, я теперь много кого знаю и толк в поэзии понимаю. Частью интуитивно, частью снабженная литературоведческой аналитической базой.

Он просто в памяти, мгновенным высверком. Произносит собеседник : "Сенбернар", а у тебя в голове:

"Он пришел, нашарил в кухне газ, снял ошейник, музыку врубил. И лежал, не открывая глаз, пока сенбернара не убил. И с тех пор в кампаниях исчез человек породы сенбернар. Как метель несется по Руси: Пес небесный, меня прости".

А стихотворение очень давнишнее, году может в восьмидесятом в Литературке читанное. Что такое сенбернар уже знала тогда и даже картинка мелькнула, когда читала: большая лохматая собака с маленьким бочонком бренди, прикрепленном к ошейнику. Монахи бернардинского монастыря в Альпах (?) вывели эту породу с главной целью - спасать и отогревать теплом тела, и выволакивать из-под снежного завала людей, застигнутых непогодой в горах.

А что такое "галатея" тогда еще не знала. Но предположила - что-то нехорошее, одновременно вульгарно-галантерейное и фальшивое насквозь. История Пигмалиона пришла позже и милая Лиз Дулитл из пьесы Шоу никак не связалась с той дамочкой, в которую влюбился человек с бочонком бренди на шее. Той бы самое оно замерзнуть под снегом, неча ее алкоголями отогревать. Вознесенского много еще потом будет в моей жизни. Будет "Ров" 86-го, весь гонорар за который поэт перечислит в фонд помощи ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС. Отдельными стихотворениями и выскакивающими из памяти мгновенным высверком обрывками:

"..3-16-40 Люб., .86 проба руб.",

"хохотушка, веснушки растила, врача полюбила..."

Не знаю, умен ли он был. И полагаю, не так безоговорочно талантлив, каким казался мне в юности. Но уверена, что он был человеком. И хотел, чтоб в людях было глубинное, человеческое. Не "оставалось", как принято говорить, но прирастало. Да и будет. Вспомнила стихотворение о человеке породы сенбернар и память, как в связке, выдала другое. Я не знаю, как они соотносятся и есть ли что общего, и нужно ли вообще связывать. Нужно, наверно. Всегда надо использовать возможность сказать: "Спасибо" тому, что ты любил. Жить бывает коротка и можно не успеть. А бывает длинна, но завертишься вот так и за повседневными заботами позабудешь, упустишь подходящий момент. Потому Лермонтов, которого любила, после чуть стыдилась обожания, но с годами научилась слушать себя, а не общественного бессознательного.

Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt’es dem andern gestehn.

Heine[3]

Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи

Они расстались в безмолвном и гордом страданье
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.

1841