Книга потрясла меня до глубины души! Честно скажу, трудно было сдержать слезы, читая историю из жизни мальчишки, которого обвиняют в воровстве только потому, что он вместе с другими одноклассниками был на месте преступления и подумайте, гордый какой (училкины слова): не дает себя обыскивать и осматривать!
Кирюшин папа, конечно, вступается за сына: но мне интересно, как ему удается вести корректный диалог с человеком, который не разобравшись до конца в ситуации, во всеуслышание объявляет ребенка преступником и грозит колонией? Может, это и неправильно, но, я думаю, случись такая беда с нашей дочкой, мой муж бы не стал либеральничать, и эта "учительница" до конца жизни безуспешно лечила бы нервный тик, заикание и депрессию! А кто еще вступится за детей, как не родители? А если родителей нет, вернее, они есть только формально...
Со мной в начальной школе учился Максим - мальчик из очень неблагополучной семьи: отца не было, мать пила и практически ежегодно одаривала старшего новым братом/сестрой, для которых он был единственной нянькой... Мы, маленькие и глупые, посмеивались над ними - вечно чумазыми, нелепо одетыми... Но нам, тогдашним, это, наверное, простительно, а вот поступок нашей классной до сих пор не укладывается в голове.
За два месяца до того, как нас принимали в пионеры, у неё из сумки пропал кошелек. Шумиха поднялась грандиозная: весь класс оставили после уроков, и, по очереди сменяя друг друга, директор, завуч, пионервожатая, пострадавшая долго орали на всех (!), упирая на то, что таким отвратительным детям никак нельзя повязывать на шею кусок красного знамени, НИКАК! Мы молчали, а что говорить-то? Наконец, последнее слово дали учительнице:
- Ребята, мне очень больно и стыдно за вас, но я прощу вора, если он потом ко мне подойдет и вернет деньги. Я с ним поговорю с глазу на глаз... Я ОБЕЩАЮ, что НИКОМУ не расскажу, кто этот вор...
Почему-то ей поверили...
И вот остается пара недель до принятия в пионеры. Нас опять всех собрали: дружно решаем, кого можно удостоить этой великой чести, кого - нет. Доходит очередь до Макса: учится, конечно, плохо, но он добрый, отзывчивый, поэтому пионервожатая нас поддерживает - примем. И тут грянул гром. Наша училка (решительно):
- Климова?! Нет! Его не принимаем! Мы же на Красную площадь поедем, там иностранцы ходят, а вдруг он и к ним в сумки полезет, как ко мне лазил, а потом опять ныть будет, я больше не буду, я хотел братьям игрушку купить...
Люди, данная история произошла 25 лет назад, а эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами: мертвая тишина в классе, вытянувшиеся лица ребят, потрясенная, качающая головой, пионервожатая. Заметив её протест, учительница добавляет (правда, слегка понизив голос, но нам-то при общем молчании отчетливо слышно каждое слово):
- Да и оборванец он, посмотри сама, куда его с собой потащишь, люди скажут, какой-то детдом приехал, только опозоришься...
Вскоре я перешла в другую школу, а о жизни прежних одноклассников до меня лишь изредка доходили слухи. Знаю, что в шестом классе Максим бросился под поезд, выжил, но стал инвалидом, калекой... Знаю, и то, что на выпускной к нашим пришлепала и "учительница первая моя", хотя её никто не звал. Долго что-то трындела и обронила фразу, мол, самое горькое для учителя, когда бывшие ученики, встретив его на улице, делают вид, что они не знакомы, поэтому не здороваются с ним...
И вот недавно мы с ней пересеклись в общественном транспорте... Она сверлила меня глазами, а я старательно смотрела в книгу. Да, Людмила Павловна, я вас не знаю, и это - счастье!