5 Нельзя

««Нельзя!» Она сама слышала это с глубокого детства, и от мамы, и от бабушки. Нельзя было много чего – причем пограничные столбы этого слова были разного роста, от «нельзя, ты еще маленькая», до «Никогда Не Смей!». «Нельзя» были перилами, решетками, парапетами, между которыми пролегала дорога. Удивительно, как много людей не слышат, не видят этого пути, уходя в заросли чертополоха, дурман, туман и трясину. Склонны тонуть, лежать, стоять без движения, вязнуть. Сколько их тянется к яду, к измененным состояниям сознания… Бабушка назвала бы их непутными, беспутными, распутными, непутевыми. Удивительно, как их много.

Удивительно, но встречаются и другие. Встречаются. Только не ей.

Она приглядывалась, но не было рядом, не было мужчины, с которым она могла бы, сумела быть рядом, «жить семьей».»

Марина Кулакова «Столетник Марии и Анны»

«Нельзя» - краеугольный камень воспитания. Есть «нельзя», есть «невозможно»: запрет человеческий и запрет природный. Нельзя есть кашу руками, невозможно спать на потолке. Маленькому человеку более понятно слово «нельзя», потому, что его произносит мама. Большой человек путается в своих и чужих «нельзя», ему проще услышать «невозможно».

«Нельзя» - это слово ограждает. «Не лезь», «не полезно». Ограждает от зла, от опасности, от риска. Ребенок живет в манежике из «нельзя». Каждое «нельзя» держится на родительском авторитете, родительской силе, правоте, неоспоримости. На родительском смертном страхе за свое, родное, родившееся.

Ребенок рождается всемогущим. Он не знает земли, ступенек, усталости, не знает, что углы – острые, плита – горячая, собака – кусачая. Не знает многих вещей, носящих в себе смерть. Не знает, что такое смерть. Он живет по этой своей детской, почти беззаконной, всемогущей Правде, живет до тех пор, пока перед ним не появится первое «нельзя».

Нельзя появляется потому, что один закон все-таки есть: «Если маме плохо – мне плохо». Это любовь. Мама хмурится и говорит «нельзя», останавливает подвижные ручонки, хватает, обнимает, относит от опасного склона, горячей плиты, злой собаки. Маме страшно.

Каждое «нельзя» - это средоточие, столкновение двух правд – детской и взрослой. В этом столкновении рождаются мальчики и девочки, мужские и женские сверхзадачи. Девочки идут между этими «нельзя», взрослеют раньше, приучаясь к взрослому прохождению мира. Девочки впитывают взрослую правду, принимают, вбирают взрослый мир, обожжённый страхом, переплавляя его в скромность и нежность, впитывают смертность, пограничность взрослого мира, встречая его своей бессмертной улыбкой. Когда маме страшно, девочке это понятно. Ее женская сверхзадача – построить мир между «нельзя», мир в котором будет царствовать Жизнь, куда она пригласит мужчину.

Сверхзадача мальчика-мужчины – идти сквозь «нельзя», идти сквозь страх, сквозь слезы матери. Потому, что важно показать маме, что она зря боится. Потому, что важно увидеть

смерть. Важно увидеть своего врага в лицо. Чтобы защитить от него тот мир, который построила женщина. Поэтому мальчик должен уйти, пройти сквозь «нельзя», сквозь ушко Сивки-Бурки. И вернуться, обязательно вернуться. С гулянки, с войны, с работы, из командировки, «быть мертвым и ожить, пропасть и вернуться» (по Лк. 15:11-32). Вернуться как Одиссей, как Синдбад-мореход, как Бильбо Бэггинс, как Карлсон. Поэтому мальчик старается продлить свое детское всемогущество, висит, раскачивается на парапетах из «нельзя», испытывает на прочность родительское терпение и свое бессмертие. И, вырастая, уходя от своего всемогущества, он защищает женщину и ее мир, чтобы смертный страх ее не коснулся.

Поэтому Марьяна не находила мужчину, который бы выбрал ее, женский путь, ее сверхзадачу вместо своей. Все на своих местах.

Источник