3 ...а в Омске зимой нельзя.

Дело было так.
Я попросила привезти из Питера чисто питерскую книгу, чтобы окончательно опитериться и влюбиться в этот город. Мне привезли «В Петербурге летом жить можно» со словами: «Ну, я пролистала, вроде чувствуется дух Петербурга».
Я кинула книгу на стол и не трогала полгода, пока случайно не открыла какую-то случайную страницу, меня зацепила метафора и пошло-поехало.
А вот теперь я об этом жалею.
Дело в том, что прямо на титульном листе книга нас встречает надписью «неформатная проза», и, знаете, это верно. Формата в этой прозе совсем нет, как и, временами, логики и здравого смысла. Фабула некоторых рассказов пропадает по мере прочтения, в некоторых ее просто нет — если бы эта фабула заменялась чем-то другим, чем-то глубже и абстрактнее, то я бы могла сказать, что это сюр или абсурд, но ничего нет. Это пустышка. Простая пустышка в очень красивой обложке.
Когда заканчиваешь чтение некоторых рассказов, чувствуешь, что в желудке что-то очень неприятно тянет, а на мозги давит вакуум, ты отходишь, ощущение пустоты не пропадает. В голове остается лишь одно: что это было? Это было что-то странное, по-цветаевски без-дарное, но очень красивое, тут уж скрывать нечего.
Сами рассказы построены по принципу: рассказываю жизни, опуская ее в авторские литературные приемы, какие-то милые глупости, спорный юмор и прочее ништяки, которые должны утихомирить нутро беспокойного и злого читателя. Только вот читатель у нас не глупый, он видит все прямо насквозь. Помнится, как-то я сама написала про подобные ситуации:

Люди хотят видеть за красотой что-то большее, хотят узреть в корень, откуда идет этот свет. Но не видят там ничего. Вакуум. Они не хотят этого. Никто не любит пустышек.

Мой любимый Дмитрий Быков (подкрепляем мнение авторитетами, так сказать) в одном из выпусков «Одного» уже не помню, о чем там было, но помню, что он сказал, что прозу писать сложнее, чем стихи, ибо бездарность стихов можно прикрыть чисто выделанной формой, навыком по сути, а вот в прозе все слишком на виду. И он прав. Данный сборник Крыщука прямой тому пример.
Автор берет все лучшее у кого-то другого и формирует из этого что-то свое. Открывающий рассказ «Дневник отца» получил премию Довлатов, и я понимаю, почему. Потому что, черт побери, стилистика, используемая в «Дневнике», подчистую с Сергея Донатовича слизана, который сам по себе не самый гениальнейший писатель, а скорее художник простого быта советской питерской интеллигенции. И слог, и манера повествования, и жизненная душераздирающая частичка, что обязательно засядет в сердце — все от Довлатова. Но тем не менее, это еще не худшее, что тут есть.
Заключающая повесть (рассказ/новелла/что-то странное) понравилась мне больше всего, просто потому что тут именно форма стала основой фабулы. И чувствуется, как же близко все это автору, как ему больно описывать определенные моменты. И это неплохо, это может даже хорошо, но, знаете, процент качества в сравнении с количеством.
Тем не менее, я не считаю, что книга настолько плохая, чтобы получить 2.2 балла. Она на твердую тройку со всей глупостью, алогичностью и очищенной, идеальной, но глупой формой.

А Питером все равно пахнет. Даже странно.