5

Как же пишет Стефан о тяжелых вещах прекрасным языком да так, что не оторвешься! Давненько я не читала в любую свободную секунду, а тут оторваться и объяснить что меня так затянуло не могла. Это исповедь военного человека, Антона Гофмиллера, о своей военной юности в которой он получил орден Марии-Терезии, но даже спустя двадцать пять лет он сомневается в праве называться героем и не может понять, где "кончается неловкость и начинается вина". В своем рассказе он ничего не приукрашивает и никак не оправдывает себя. Когда лейтенанту было 25 лет он служил в Н-ском уланском полку и стал вхож в дом богача фон Кекешфальва, дочь которого, Эдит, была прикована к инвалидному креслу. Этот факт "нанес неожиданный удар в ту часть сердца, которая лежит по соседству с совестью", и молодой человек не смог разобраться в себе, что это было: наивность? жалость? нежность? сострадание? помощь? тщеславие? любовь? Он решил, что сможет помочь молодой 17-летней девушке побороть ее болезнь, спасти ее и дать ей надежду на выздоровление. Но как оказалось "тщеславие одурманивает, благодарность оглушает, нежность кружит голову". Долгие страдания девушки уже изнурили ее близких, и Антон, сочувствуя, стал заложником непростой ситуации в которой не заметил когда нечаянно ранил состраданием, не заметил когда перешел грань между жалостью и своей слабостью. Дружеское участие стало для девушки стимулом к выздоровлению и привязанность к нему стала неожиданностью для лейтенанта. И в то же время его отказ станет оскорблением, глубокой раной и без того уже тяжело раненой жизнью девушки. Как поступить? Как успокоить свою совесть? Только мудрый доктор Кондор мог найти нужные слова, чтобы воодушевить и утешить Гофмиллера и отца девушки, дать ему и своим больным духовные силы и стал ему настоящим другом и советником.

В войну я сталкивался с явлением массового мужества; оказалось, что за ним скрываются - если разглядывать его в увеличительное стекло - самые неожиданные стимулы: много тщеславия, много легкомыслия и даже скуки, но прежде всего - страх. Большинство из тех, кого считали на фронте храбрецами, были мне лично известны и тогда и потом, в гражданской жизни, как весьма сомнительные герои. Ведь чтобы мы ни делали, нами чаще всего руководит именно тщеславие, и слабые натуры почти никогда не могут устоять перед искушением сделать что-то такое, что со стороны выглядит как проявление силы, мужества и решительности. Мужество - это слабость навыворот.

Никакая вина не может быть предана забвению, пока о ней помнит совесть.