3 Мы живем во время портных...

Композитора классической музыки волнует вопрос: как выжить в мире, где неистовые рокеры собирают стадионы, а понятия не имеют кто такой Гайдн, Стравинский или Вебнер? Наш композитор к тому же немножко философ – ему нужен диагноз, вердикт, генезис, прогноз. Он вооружается цитатами Фуко и рождает новую реальность. Она выглядит так.

Давным-давно в незапамятные времена люди поклонялись богам, а миром правили жрецы, которые прыгали вокруг жертвенного костра, потрясая бубнами. Так родилась музыка. Жрецы считали, что их камлания есть отражение неслышимой музыки небесных сфер, а музыканты - всего лишь проводники, то есть своего рода медиумы, слышащие невидимое. Развитие этой идеи видно на примере средневековой Европы, когда церковные песнопения воспринимались как подражание ангельским хорам на небесах. Понятие авторства в эти эпохи было условным, ибо, что еще за автор, если он всего лишь транслятор небесных ораторий?

Мартынов пишет, что автор, как подлинный творец своего сочинения, и произведение, как высказывание, стали возможными только в Новое время. С чем это связано понятно. Человек постепенно отказался от веры в Бога, и каждый сочинитель превратился в полноценного хозяина и единоличного автора своих творений. Бетховен, Вагнер, Малер – это авторы с большой буквы, а их эпоха – это время расцвета классической музыки, короче, старый добрый 19 век. Но в 20 м веке случилась катастрофа – джаз, рок и прочий авангард. Новоявленные гунны, которые не знают нот, тренькающие на гитарах и беснующиеся под завывания толпы – именно они захватили умы, кошелек и сердца людей. Что же теперь делать композитору классической музыки? Искать объяснение всему этому бедламу и строить теории.

Постепенно трактат о развитии музыки превращается у Мартынова в высказывание о современном искусстве. Композитор-философ касается понятия модерна и объясняет, как он окончился авангардом, а тот в свою очередь разразился пустотой и немотой, из которых уже произросли диковинные грибы постмодернизма. В итоге автор как будто умер, произведение оказалось набором вторичных смыслов, которые, на самом деле, смыслом быть перестали, а превратились в указание на то, что здесь присутствует какой-то смысл.

«Произведение нового типа не выражает что-то, но обозначает то, что здесь имеет выражение чего-то, а это значит, что в произведении становится значимым не его, художественная ценность, но обозначение причастности данного произведения к сфере художественных ценностей… Произведения, образующие это пространство, перестают уже быть произведениями в полном смысле этого слова и превращаются в симулякры, берущие на себя функцию, которую раньше выполняли произведения искусства».

Место произведения теперь занял проект, а на смену скромному автору, разговаривающему с народом посредством своих творений, пришли арт-менеджеры, которые используют скандал, акционизм и эпатаж, как самостоятельные формы искусства, оттесняющие само произведение на второй план. В том случае если оно, конечно, есть.

Завершает все эти рассуждения мысль, что мы живем во время портных и парикмахеров (не знаю чего Мартынов так взъелся на виртуозов ножниц). Вот эта глубокая мысль.

«Объединяющим моментом для профессий дизайнера, модельера и куафера является то, что все они работают с поверхностью, с внешностью людей и предметов. Однако, крайне ошибочным было бы исходя из этого делать вывод об их «поверхностности» в прежнем смысле этого слова. Дело в том, что вся современная действительность сведена к поверхности. Это некая абсолютная поверхность, где нет ничего кроме поверхности. Современный мир – это картинка в телевизоре, и все, что не попадает в эту картинку, попросту лишается статуса существования. Поэтому основополагающим понятием нашего мира является имидж. Имидж – это и есть абсолютная поверхность, или абсолютная внешность, по определению не имеющая никакого внутреннего содержания, никакого внутреннего смысла, ибо имидж и смысл есть взаимоисключающие понятия, так как всякая попытка проникнуть «внутрь» имиджа неизбежно приводит к разрушению имиджа, а всякая попытка придать смыслу имидж есть разрушение смысла. А потому всякая претензия на раскрытие внутреннего смысла или передачи содержания становится изначально бессмысленной и бессодержательной, ибо отныне и смысл и содержание представляют собой лишь иллюзию, не имеющую никакого корня в действительности».

[Можно пропустить: На самом деле, крушение смысла, равно как и высказывания произошло потому, что мораль и философия Нового времени с самого начала оказались подвешенными в воздухе. В мире автономной морали высказыванию и смыслу не на чем утвердиться, ведь Бога провозгласили умершим, а без Него любые высказывания зависят лишь от общего контекста, и могут бесконечно уточняться и изменяться до тех пор, пока не станут настолько размыты, что перестанут означать что-то определенное.
Смысл сохраняется там, где он опирается на трансцендентную реальность. И только там возможна передача смысла, только там возможно ученичество и, вообще, научение чему бы то ни было. Вне этого возможно только долгое и муторное плавание среди обломков мирового кораблекрушения, на которых написаны разные письмена, а мы настойчиво стараемся сложить из них толстовскую «Войну и мир», а получается «Уловка 22». Ирония судьбы в том, что и первое и второе - всего лишь комментарии.]

Во всей это философии меня интересовало одно, чем господин композитор завершит свое исследование? Что мы так и погрязнем в постмодерне на веки вечные? Как из него выбраться и что будет потом – какой-нибудь модерн постмодерна, постмодерн в квадрате или возвращение к традиционным жанрам? Проблема ведь в том, что, несмотря на все эти остроумные теории о смерти автора, субъекта и прочую блестящую фигню, авторы по-прежнему существуют и некоторым удаются высказывания, которые трогают сердца людей. Так что в них нет вторичности, хотя бы сюжет повторялся тысячу раз. Они - именно произведения и становятся постмодерном только для определенной категории граждан.

В общем, автор все-таки верит в лучшее. Он говорит о некоем новом этапе, обещает будущее, которое придет на смену темным годам постмодерна. В итоге случится вечное возвращение, установится «новое сакральное пространство», возможно даже будет Бог!

Как ни странно в этом я согласен с автором. Но тот, кого он ожидает, совсем не похож не Христа. И остается единственный вопрос - кто бы это мог быть?