5 Прометей, Фауст, Сверхчеловек Ницше, Павка Корчагин. Времена года. Март

Самая издаваемая книга Советского Союза: без малого 54 000 000 экземпляров, 773 издания!

Китай: 57 изданий тиражом в 2500000 экземпляров.

В чём дело?

В культурном архетипе.
Корчагин – глубочайший образ европейской, христианской культуры. И в предшественниках у Павки – Прометей, Фауст, ницшеанский сверхчеловек, самые яркие лица, характеры и судьбы человека этой культуры. Успех книги – не дутый, как, кстати сказать, успех книги другого русского писателя – Набокова и его «Лолиты». Но о «Лолите» - в нужном, другом месте.

Кто вы, Прометей?
Для молодых он – образец для подражания, воплощение безграничных возможностей юности, безграничных способом самореализации.
Для умудренных опытом, потом и кровью пройденных дорог – светлый образ должного, символ всё далее уходящего в Лету физического могущества и бескорыстного служения.
Прометей – глубокий образ западной, ещё дохристианской культуры. Глубоко укорененный в ментальную матрицу, чистый, прекрасный. Хотя, видимо, и уходящий, как уходит вообще всё в подлунном мире. Неподкупная мощь жертвенности – это-то потрясает и притягивает. Не нужно смущаться эпитетом «западный». Потому как русская культура – культура европейская и христианская.
Прометей – метаморфоза античного героя в Фауста – героя позднего европейского Средневековья – начала Нового времени: волевой профиль лица, неуёмная жажда познания, жертвенность, целеустремленность, сосредоточенность, неудержимая страсть к господству.

Павка Корчагин – это один ряд с Прометеем и Фаустом. Он – не мифологема и литературная фантазия. Он – живой. У него нет хитрости Прометея и компромисса Фауста. Но он готов платить высшую цену, как его предшественники. И он её заплатит. Как они. Он – в одном ряду с ними. Они – в одном ряду с Павкой.
Павка, как Прометей и Фауст, - прикован к своей скале. Только его орел – ещё безжалостней: у Павки нет даже прометеевской ночи: боль и боль. И ничего, кроме боли и стиснутых скул, сдерживающих стон.
«Свежий ветер избранных пьянил…»: смотрите, сколько свежего воздуха вокруг каждого молодого строителя лучшего будущего для всего человечества! Они задыхаются, они умрут от безветрия. Сопротивление среды – жизнь без него невозможна.

Свой мир они прогнули под себя – вечная слава!

Образ Павки кажется приземленным, а потому и как бы спорным, по единственной причине: он здесь, рядом, он почти в нашем времени. Мелочи, царапины и шрамы – мелкие несовершенства близкого взгляда. Но ветер истории сметет всю шелуху с могилы героев!

Социальный антураж
Сколько десятилетий роман воспринимался почти исключительно идеологически. Любая же односторонность девальвирует оцениваемое. Скорее всего, пришло время спокойного, если угодно – академического анализа романа. Без идеологий и страстей по несущественному: конкретики социального текста и, соответственно, почти столетней разделенности нации. И, судя по всему, не одной нации.
Особенности времени слома эпох – сам текст романа. Язык, нравы, поступки, идеалы, - всё то, что наполняет ткань понятия «социальная революция». Сам роман, повторюсь, - яркое и живое свидетельство слома, разлома, конца одной и начала другой эпохи. Отсылаю к тексту, где так щедро рассыпаны исторические свидетельства той самой жизни – только успевай выписывать.
Позвольте напомнить, возможно, самый знаменитый отрывок всей советской литературы:
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут прервать ее».

Какая эпоха, такие идеалы. Верно и обратное: какие идеалы, такая и эпоха. Скажи мне, что считается должным, и я скажу какая эпоха на дворе. Скажи мне, за что ты готов умереть, и я скажу в каком обществе ты живешь. По-другому не бывает нигде и никогда.

Мужчина и женщина в эпоху потрясений
Бескомпромиссность этики отношений и почти монашеская аскетичность – фундаментальные основы прометеевской натуры Корчагина. Конечно, не все были Павками, не только аскетизм определял этический идеал отношений мужчины и женщины, конечно, нет! Как всегда жизнь сложнее. Но каков был идеал той эпохи, взбудораженной, яростной и страстной?

Тоня Туманова
Просыпающаяся чувственность мальчика Павки Корчагина к ставшей потом социально чуждым элементом Тоне Тумановой. Той Тоне, которая ещё не стеснялась «дать руку рабочему», как потом скажет сам Корчагин.
«Юность, безгранично прекрасная юность, когда страсть еще непонятна, лишь смутно чувствуется в частом биении сердец; когда рука испуганно вздрагивает и убегает в сторону, случайно прикоснувшись к груди подруги, и когда дружба юности бережет от последнего шага! Что может быть роднее рук любимой, обхвативших шею, и поцелуй, жгучий, как удар тока!
Прерываются его мысли. Как послушно гибкое тело!.. Но дружба юности выше всего».

Как Павка видит семейную жизнь в свои «неполные пятнадцать»? «Если ты от меня не откажешься, если ты действительно серьезно, а не для игрушки, тогда я буду для тебя хорошим мужем. Никогда бить не буду, душа с меня вон, если я тебя чем обижу».

Рита Устинович
Какая она – Рита Устинович? Она – «товарищ Рита».
– Почему, товарищ Рита, мне всегда хочется тебя видеть? И добавил: С тобой так хорошо! После встречи бодрости больше и работать хочется без конца.
Устинович остановилась:
– Вот что, товарищ Брузжак, давай условимся в дальнейшем, что ты не будешь пускаться о лирику. Я этого не люблю».
С Павлом она другая. Сцена в переполненном вагоне: «Товарищ Корчагин! Отбросьте буржуазные условности, ложитесь-ка вы отдыхать, – шутливо сказала она.
Павел лег рядом с ней и с наслаждением вытянул затекшие ноги».
«Для него Рита была неприкосновенна. Это был его друг и товарищ по цели, его политрук, и все же она была женщиной. Он это впервые ощутил у моста, и вот почему его так волнует ее объятие. Павел чувствовал глубокое ровное дыхание, где-то совсем близко ее губы. От близости родилось непреодолимое желание найти эти губы. Напрягая волю, он подавил это желание.
Рита, как бы угадывая его чувства, в темноте улыбнулась. Она уже пережила и радость страсти и ужас потери. Двум большевикам отдала она свою любовь. И обоих забрали у нее белогвардейские пули».

«Рита улыбнулась своей шутке и объяснила ее:
– У меня крошечная дочурка. У нее есть отец, большой мой приятель. Все мы втроем дружим, и трио это пока неразрывно».
И, наконец, их последняя встреча, её финальные слова: «Я на жизнь не смотрю формально, иногда можно делать исключение, правда, очень редко, в личных отношениях, если они вызываются большим, глубоким чувством. Этого ты заслуживаешь, но я отклонила первое ж-лание отдать долг нашей юности. Чувствую, что это не дало бы нам большой радости. Не надо быть таким суровым к себе, Павел. В нашей жизни есть не только борьба, но и радость хорошего чувства».

Тая Кюцам
Зрелый и больной Корчагин, что он говорит возлюбленной, понимая собственную судьбу?
Ты станешь моей подругой, женой?
Тая слушала его до сих пор с глубоким волнением. При последнем слове вздрогнула от неожиданности,
– Я не требую от тебя сегодня ответа, Тая. Ты обо всем крепко подумай. Тебе непонятно, как это без разных там ухаживаний говорят такие вещи. Все эти антимонии никому не нужны, я тебе даю руку, девочка, вот она. Если ты на этот раз поверишь, то не обманешься. У меня есть много того, что нужно тебе, и наоборот. Я уже решил: союз наш заключается до тех пор, пока ты не вырастешь в настоящего, нашего человека, а я это сделаю, иначе грош мне цена в большой базарный день. До тех пор мы союза рвать не должны. А вырастешь свободна от всяких обязательств. Кто знает, может так статься, что я физически стану совсем развалиной, и ты помни, что и в этом случае не свяжу твоей жизни.
Помолчав несколько секунд, он продолжал тепло, ласково:
– Сейчас же я предлагаю тебе дружбу и любовь.
Он не выпускал ее пальцев из своей руки и был так спокоен, словно она уже ответила ему согласием.
– А ты меня не оставишь?
– Слова, Тая, не доказательство. Тебе остается одно: поверить, что такие, как я, не предают своих друзей… только бы они не предали меня, горько закончил он».
В завершении, по этой же теме, ещё одна цитата: «Сна-чала, видишь ли, она мне понравилась. Окунев виновато поскреб у виска, но, видя, что друг не смеется, осмелел: А потом у Тали… что-то в этом роде. Одним словом, я всего этого тебе рассказывать не буду, все видно и без фонаря. Вчера мы решили попытать счастья построить жизнь нашу на пару. Мне двадцать два года, мы оба имеем право голосовать. Я хочу создать жизнь с Талей на началах равенства. Как ты на это?
Корчагин задумался.
– Что я могу ответить, Коля? Вы оба мои приятели, по роду из одного племени. Остальное тоже общее, а Таля особенно дивчина хорошая… Все здесь понятно.
На другой день Корчагин перенес свои вещи к ребятам в общежитие при депо, а через несколько дней у Анны был товарищеский вечер без еды и питья – коммунистическая вечеринка в честь содружества Тали и Николая. Это был вечер воспоминаний, чтения отрывков из наиболее вол¬ну¬ющих книг. Много и хорошо пели хором».

Такие были люди и их идеалы.

Обо всём остальном много раз говорилось, писалось, подчеркивалось, заучивалось, на этом акцентировалось внимание.

Закончится ли на Павле Корчагине европейский героический человек?