3 Неутолимый голод фантазии

Вся человеческая история — это неоткрытый континент внутри наших душ. Там есть дельфины, растения, умеющие видеть сны, магические птицы. Небо внутри нас. Земля в нас. Деревья в лесу, животные в буше, черепахи, птицы и цветы знают свое будущее. Мир, как мы его видим, и мир, как он есть — это две разные вещи. Войны проходят не на полях сражений, но в таком месте, которое меньше игольного ушка. Нам нужен новый язык, чтобы разговаривать друг с другом. Внутри кота скрыто много историй, много книг. Когда ты смотришь в глаза собаки, странные рыбы проплывают в твоей голове.

Всегда рождались такие дети. Странные. Нездешние. С нестёртой памятью о тайнах вселенной. Они видели в переплетении солнечных лучей эльфов, разговаривали с ветрами и невидимыми друзьями, играли с духами. "И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли" - писал Лермонтов о таких. А может, все младенцы владеют тайнами вселенной, как утверждает предание. Если особые помнящие дети вырастают - а вырастают далеко не все, потому что родной мир соблазнительно зовет вернуться, - если из них не выбивают, не вытирают память, то они иногда записывают свои нездешние беседы и игры, истории не нашего мира. В Европе, и Азии, и Африке. Они узнаваемы - эти общие истории общего неэтого мира.

Это пугает, удивляет и радует - узнавание того, что не могло быть узнанным. Нет, я не вижу духов, я выросла. Но эта общность детского сказочного восприятия мира, эти цветные эмоции, что пронизывали тебя, малого, заставляли неожиданно срываться с места, бежать или застывать, вызывали иррациональный страх или смех. Эти истории, рассказанные бытовыми "крадущимися" вещами, диалоги с цветными камешками или деревьями. Эти странные демонические соседи, о которых ты точно знал, что та - Великая Праматерь, а этот слепой - зрячий колдун. Да, африканский мир полон еще живых тотемов и еще не отлетевших духов, еще не гербаризованной мифологии, "звезды были словами и богами... и мир, и небо, и земля были бесконечным языком снов и примет". Но такое живое восприятие мира характерно для разных детей на разных континентах - это общая глубинная память человечества; может быть, игра инстинктов и незакрепленных рефлексов, сбои нейронов; может быть, тот эволюционный путь из первобытности, который заново проходит душа ребенка.

Мы бедные. У нас нечего дать тебе, кроме нашей любви. Ты вышел из самых глубин нашей радости. Мы молились за тебя. Мы хотели тебя. И когда ты родился, у тебя на лице была эта таинственная улыбка. Шли годы, и мы видели, как улыбка таяла, но ее таинственность оставалась.

Вот это первое впечатление узнавания, эмпатии, взрыв цветов и эмоций, тоска по потерянной несуществующей небесной родине - это не дало снизить оценку книге, вынуждало оправдывать безжалостно затянувшееся повествование. Ну действительно, духи меняют формы, количество копыт и рогов, но не приносят в сюжет ничего нового. Алкоголь для слишком чувствительного ребенка - это не то, что способствует взаимопониманию с реальностью. Видения уходят и возвращаются, уходят, возвращаются и вращаются по кругу, а роман тормозит и тормозит.

А могло же быть действительно интересно! Реальность и мифы, быт и сказки, предрассудки и политика (так метко и правдоподобно это слово приобретает какой-то нехарактерный оттенок значения: "Я видел, как мужчины танцуют в состоянии политической эрекции")... К сожалению, легион духов почти затоптал свидетельства реальности, их надо было с трудом вылавливать, возвращать концентрацию внимания, чтобы зафиксировать и оценить, что же говорит нам свидетель, очевидец, уроженец этой голодной дороги. Выборы без выборов - еще одна наша общая реальность, но, конечно, здесь с африканским колоритом. Неудачи и взлет мадам Кото, хозяйки местного бара, доброй и коварной - амбивалентной, как многие языческие божки... Тяжелая работа родителей Азаро, таких красивых и измотанных жизнью. Отец, обессиленный, но непокоренный ни в политическом выборе (а выбора-то и нет), ни в физическом бою с полдюжиной соперников. Фотограф, который, несмотря на полную нищету и постоянный риск для жизни, фиксирует и бедность, и риал политик...

Крайняя нищета и уродство окружающего - и неизреченная красота, которая проступает из другого мира, все эти волшебные краски, индиго, серебро, померанец... Как может физический голод перерасти в духовную силу, разве можно накормить его живописными фантазиями? Каким образом можно найти и увидеть красоту, узнать ее проявления в страшном уродливом мире, если не помнить ее Оттуда? И откуда берется голод красоты, жажда истины, доброты и любви среди голода физического, физических страданий, боли, бессилия и тьмы?.. Нет, я не могу снизить оценку этой книге при всех ее недостатках.

Когда белые люди в первый раз пришли на нашу землю, - сказала она, словно разговаривая с ветром, - мы к тому времени уже могли летать на луну и на все большие звезды. В те времена белые люди приходили и учились у нас. Мой отец говорил, что мы научили их считать. Мы рассказали им о звездах. Мы отдали им некоторых наших богов. Мы разделили с ними наши знания. Но они все это забыли.

Кажется, я что-то вспоминаю...

Неспатольны голад фантазіі па-беларуску...

Тутака...

Вся человеческая история — это неоткрытый континент внутри наших душ. Там есть дельфины, растения, умеющие видеть сны, магические птицы. Небо внутри нас. Земля в нас. Деревья в лесу, животные в буше, черепахи, птицы и цветы знают свое будущее. Мир, как мы его видим, и мир, как он есть — это две разные вещи. Войны проходят не на полях сражений, но в таком месте, которое меньше игольного ушка. Нам нужен новый язык, чтобы разговаривать друг с другом. Внутри кота скрыто много историй, много книг. Когда ты смотришь в глаза собаки, странные рыбы проплывают в твоей голове.

Заўсёды нараджаліся такія дзеці.  Дзіўныя. Нетутэйшыя. З нясцертай памяццю пра таямніцы сусвету. Яны бачылі ў перапляценнях сонечных прамянёў эльфаў, размаўлялі з нябачнымі сябрамі, вятрамі, гулялі з духамі. "И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли" - пісаў Лермантаў пра іх. А можа, усе немаўляты валодаюць таямніцамі сусвету, як сцвярджае паданне. Калі асаблівыя помныя дзеці вырастаюць, а вырастаюць далёка не ўсе, бо родны свет надта спакусліва кліча вярнуцца, калі з іх не выбіваюць, не выціраюць памяць, яны часам запісваюць свае нетутэйшыя гутаркі і гульні, гісторыі не нашага свету. У Еўропе, і Азіі, і Афрыцы. Яны пазнавальныя - гэтыя агульныя гісторыі агульнага нягэтага свету.

Гэта палохае, здзіўляе і радуе - пазнаванне таго, што не магло быць пазнаным. Не, я не бачу духаў, я вырасла. Але гэтая агульнасць дзіцячага казачнага ўспрымання свету, гэтыя каляровыя эмоцыі, што праціналі цябе, малога, прымушалі нечакана зрывацца з месца, бегчы ці застываць, выклікалі ірацыянальны жах або смех. Гэтыя гісторыі, апавяданыя побытавымі рэчамі, дыялогі з каляровымі каменьчыкамі ці дрэвамі. Гэтыя дзіўныя дэманічныя суседзі, пра якіх ты дакладна ведаў, што тая - Вялікая Прамаці, а гэты сляпы - відушчы вядзьмар. Так, афрыканскі свет поўны яшчэ жывых татэмаў і яшчэ не адляцелых духаў, яшчэ не гербарызаванай міфалогіі, "звезды были словами и богами... и мир, и небо, и земля были бесконечным языком снов и примет". Але такое жывое ўспрыманне свету характэрнае для розных дзяцей на розных кантынентах - гэта агульная глыбінная памяць чалавецтва; можа быць, гульня інстынктаў і неўмацаваных рэфлексаў, збоі мазгавых нейронаў; можа быць, той эвалюцыйны шлях з першабытнасці, які наноў праходзіць душа дзіцяці.

Мы бедные. У нас нечего дать тебе, кроме нашей любви. Ты вышел из самых глубин нашей радости. Мы молились за тебя. Мы хотели тебя. И когда ты родился, у тебя на лице была эта таинственная улыбка. Шли годы, и мы видели, как улыбка таяла, но ее таинственность оставалась.

Вось гэтае першае ўражанне пазнавання, эмпатыі, выбух колераў і эмоцый, туга па страчанай няіснай нябёснай радзіме - гэта не дало знізіць адзнаку кнізе, змушала апраўдваць бязлітасна задоўжаны аповед. Ну сапраўды, духі мяняюць формы, колькасць капытоў і рагоў, але не прыносяць у сюжэт нічога новага. Алкаголь для занадта адчувальнага дзіцяці - гэта не тое, што спрыяе паразуменню з рэальнасцю. Відзежы сыходзяць і вяртаюцца, сыходзяць, вяртаюцца і круцяцца па коле, а раман тармозіць і тармозіць.

А магло ж быць сапраўды цікава! Рэальнасць і міфы, забабоны і палітыка (так трапна і праўдападобна гэтае слова набывае нейкае нехарактэрнае адценне значэнне), побыт і казкі... На жаль, у легіёне духаў амаль патанулі сведчанні рэальнасці, іх трэба было з цяжкасцю вылоўліваць, вяртаць канцэнтрацыю ўвагі, каб зафіксаваць і ацаніць. Выбары без выбараў - яшчэ адна наша агульная рэальнасць, але, вядома, тут з афрыканскім каларытам. Няўдачы і ўзлёт мадам Кото, гаспадыні мясцовага бара, добрай і падступнай - амбівалентнай, як многія паганскія бажкі... Цяжкая праца бацькоў Азара, такіх прыгожых і выматаных жыццём. Бацька, знясілены, але нескароны ні ў палітычным выбары (а выбару-та і няма), ні ў баі з паўтузінам спаборнікаў. Фатограф, які нягледзячы на поўную галечу і пастаянную рызыку для жыцця, фіксуе і беднату, і рыал палітык ("Я видел, как мужчины танцуют в состоянии политической эрекции")...

Скрайняе жабрацтва і звыродства навакольнага - і невымаўляльнае хараство, якое праступае з іншага свету, усе гэтыя чароўным фарбы, індыга, срэбра, памеранец... Якім чынам можна знайсці і ўбачыць хараство, пазнаць яго праявы ў страшным пачварным свеце, калі не памятаць яго Адтуль? Як можа фізічны голад перарасці ў духоўную сілу, хіба можна накарміць яго маляўнічымі фантазіямі? І адкуль бярэцца голад на красу, прага ісціны, дабрыні і любві сярод голаду фізічнага, фізічных пакутаў, болю, бяссілля і цемры?.. Не, я не магу знізіць аднаку гэтай кнізе пры ўсіх яе хібах.

Когда белые люди в первый раз пришли на нашу землю, - сказала она, словно разговаривая с ветром, - мы к тому времени уже могли летать на луну и на все большие звезды. В те времена белые люди приходили и учились у нас. Мой отец говорил, что мы научили их считать. Мы рассказали им о звездах. Мы отдали им некоторых наших богов. Мы разделили с ними наши знания. Но они все это забыли.

Здаецца, я нешта ўспамінаю...