5 It's Alive

Девяностые порой романтизируются совсем не так, как нам бы хотелось. У меня воспоминания о девяностых исключительно радужные и в основном связаны почему-то только с Москвой и Анапой - именно они застыли, как это принято нынче писать у романистов, в янтаре времени. Комиксом, вереницей цветных картинок они проходят у меня в голове. Лето 1995 года, Москва, дикая жара, мы живём у друзей в Ясенево. По телевизору передают, что Валерий Сюткин ушёл из группы Браво. Я в панике и совершенно не представляю, как жить после такого дальше. Но в квартире друзей я впервые в своей жизни вижу музыкальный центр с CD-проигрывателем и стопку дисков. Первой песней, которую я прослушал с революционного формата компакт-диска, становится Let My People Go Луиса Армстронга. В Доме Книги на Арбате нахожу уже ставшую редкостью в Петербурге «Чёрное копье» Перумова - до сих пор один из лучших российских фэнтези-романов. А также закупаюсь серией «Выбери себе приключение», в каждом выпуске которой читатель сам выбирает действия героя и конструирует собственный сюжет, выходя на одну из нескольких хороших/плохих концовок. Или Анапа, 1998 год, по телевизорам - чемпионат мира по футболу во Франции, блистает Зидан, изо всех утюгов в городе гремит незабвенная «Ничего не говори» группы Рок-острова, а на книжном развале на набережной я случайным образом выбираю первый том «Ведьмака» совершенно неизвестного мне автора Сапковского, который перевернёт всю мою жизнь.
Вот такие вот комиксы.

Что делают Виталий Терлецкий (издательство «Комильфо», автор комиксов «Горелово», «Шафировский проспект», «Роман, победитель ласточек» (да, это комикс про мужика, который дерется с птицами)) и Артём Бизяев (художник комиксов, сочинённых Терлецким) в «Продуктах 24»? Они берут ту самую серую и скучную постперестроечную ипостась российских девяностых и - что? - правильно, вводят туда гигантских боевых роботов. А также с любовью вырисовывают ставшие уже абсолютными поп-арт объектами скромные реалии девяностых типа прозрачной пластиковой зажигалки, шоколадного батончика, сапог-луноходов Alaska. Один робот состоит из ларьков, второй - из блоков панельных многоэтажек. А поскольку дело происходит в Ленинграде, то в деле даже участвует наш любимый ЦНИИ РТК. Надо сказать, современная архитектура Петербурга гораздо больше приспособлена для трансформации в гигантских боевых роботов. Она более технологична, что ли. Москва - парадна, нарядна, и если строит что-нибудь монументальное, то только с обязательным намёком на стремящиеся ввысь сталинские высотки, или Башню Татлина, которые, напомню, предназначались не для роботехнических забав, а для покрытия территории Москвы непроницаемой защитной энергосетью.

Скромный комикс на 136 страниц, но он незаметно для читателя неуловимо меняет поле восприятия девяностых. Вспомните дом-робот между Пионерской и Коменданами, здание Ночного дозора на площади Академика Климова, конструктивистские шедевры вдоль проспекта Стачек. А теперь представьте, как они метаморфируют в нечто вроде Оптимуса Прайма и идут биться с враждебными кайдзю, подло приползшими из Китая. Получи-ка, фашист, нашей русской колы из самых недр Байкала прямо в рожу.